Однако в дверях стоял не отец, а совершенно незнакомый молодой человек.
- Мне нужен Франя Калоус, - сказал он и тут же добавил с улыбкой: Это, наверное, вы!
И чего он улыбается?
Франя пригласил гостя в свой кабинет и предложил кресло. Незнакомец уселся и, продолжая улыбаться, начал разглядывать комнату. Франя вежливо опросил о причине его визита.
- Я Кирилл Мёрике, - представился незнакомец, и в тот же момент улыбка погасла на его лице, словно в знак того, что он уже не шутит. - Вы меня не знаете?
Фране это имя ничего не говорило. Он никогда не видел Кирилла Мёрике. Но он понравился Фране. Это был небольшого роста, стройный, еще совсем молодой человек с мягкими светлыми волосами и широким лицом, которое, казалось, излучало тепло. У гостя были голубые глаза. Проницательные черные зрачки невольно притягивали к себе, невозможно было удержаться, чтобы не смотреть в них.
- Вы меня не знаете, -сказал он, - я слышал ваше имя...
- Откуда?
- Из разных источников. Вы ведь проповедуете идею освобождения человека от работы? Вы говорите: работу - машинам, людям - свободу! Не так ли?
- Поэтому вы и пришли? - удивился Франя.
- Мне хотелось посмотреть на смелого человека. Проверить, насколько мое представление о нем расходится с действительностью...
Франя насторожился. Он находился в нерешительности, не зная, радоваться ли ему или опасаться чего-либо. Это был такой щекотливый вопрос.
- Может быть, вас кто-нибудь послал?..
- У меня нет никаких других намерений, как только познакомиться с вами. Мы должны знать друг друга, пока нас еще мало...
- Что вы хотите этим сказать? - спросил Франя с недоверием. - Вы согласны со мной?
- Согласен ли я! - воскликнул Кирилл. - Да я уже два года занимаюсь этим... Но сначала расскажите мне, как делаете это вы?
Франя разговорился. Он решил склонить Кирилла на свою сторону, снискать его доверие. Ему нравилась его широкая многообещающая улыбка.
Франя признал в Кирилле человека, достойного его дружбы. Кирилл принадлежал к тем людям, которые разжигают честолюбие. Таких людей надо ценить. Но, конечно, при условии, что и они нас оценят.
Поэтому Франя приложил все силы, чтобы произвести хорошее впечатление. Он говорил о том, что давно обдумал, лежа по утрам в постели, что он уже сказал в свое время Маргаритке. В то утро Франя хорошо выспался и теперь был в ударе, речь его текла свободно и звучала вдохновенно, он высказывал оригинальные мысли, а в голове уже теснились новые, еще не вполне оформившиеся идеи. Действительно, он сделал все от него зависящее, чтобы привлечь этого симпатичного ему человека на свою сторону.
Кирилл выслушал Франю очень внимательно и сказал с милой, многообещающей улыбкой:
- Все это пока теория. В самом деле всеобъемлющая. Вы коснулись всего. Я бы сказал: это просто евангелие. Ну а практика? Как обстоит дело с практикой? Что вы предприняли или собираетесь предпринять?
- Практика у меня не расходится с теорией! Что я говорю, то и делаю. Теоретически я отвергаю по тем или другим причинам необходимость работать. А практически я не работаю!
- Только вы. Но это же эгоизм! А, кроме того, вы подставляете себя под удар; люди считают вас сумасшедшим и поэтому бьют вас! Однако это сумасшествие станет истиной, если ему последуют тысячи людей! Что вы делаете для того, чтобы привлечь новых борцов за вашу идею?
Франя сначала растерялся. Но потом он вспомнил: "Ведь у нас есть клуб! И я - его председатель!.."
Он начал распространяться о клубе, но, к сожалению, не смог сказать о его деятельности ничего существенного, похвастаться было нечем. Он и сам в этот момент понял, что в клубе ничего не делается. Каждый из его членов думает только о себе. Есть там группа фанатических болельщиков, которых не интересует ничего, кроме турниров, кубков и рекордов. Сами они спортом не занимаются, для этого они или чересчур неповоротливы, или слишком осторожны, но за своими фаворитами они готовы ехать или лететь хоть на край света.
Головы у них забиты цифрами и таблицами, их радость и горе зависят от результатов на спортивных площадках, кортах и стадионах. Есть в клубе и несколько молодых непризнанных "гениев" - художников, артистов, певцов и так далее. Они провалились со своими талантами, а перейти на другое поприще не сумели. Оскорбленные, они отказываются от всех предоставляемых им обществом возможностей проявить себя в другой области. Околачиваются в клубе и несколько вечных студентов.
Они кочуют из университета в университет, желая получить какое-то универсальное образование, всю жизнь "занимаются", но никогда не сдают никаких экзаменов. "Мы знаем, что ничего не знаем", - говорят они скептически.
- При упоминании о клубе, - заметил Кирилл, - я представляю себе не людей, а клубные кресла. И без клуба можно найти новых последователей. Агитировать, убеждать каждого в отдельности, указывать на бессмысленность их поведения, привлекать новых отважныx борцов, пeрейти от пассивного сопротивления к активным действиям! Встряхнуть, расшевелить этих одурманенных работоглотателей, у которых настолько бедна фантазия, что они не могут придумать ничего лучшего...
- Но ведь кто-то же должен работать, - пробурчал Франя удивленно.
- Оставить рабочее руки лишь там, где они совершенно необходим для поддержания нормального жизненного уровня. Всех остальных привлечь в наши рялы!
В глубине души Франя соглашался с Кириллом, но ему показалось, чго Кирилл затмил его, превзошел и даже, пожалуй, упрекнул в том, что он плохо осуществляет свои идеи. Но Франя не хотел сдаваться. Теперь была его очередь высказать свое предложение, по значению не уступающее предложению Кирилла. Франя нащупал в кармане портсигар. Он нодыскииал слова, стараясь сформулировать пришедшую в голову мысль, а запах и дым табака как нельзя лучше способствуют логическому мышлению. В пылу разговора Фраяя совсем забыл о сигаретах.
- Вы курите? - спросил он, протягивая Кириллу портсигар.
- Почему бы нет? Разрешите. Что это?
- "Венера", я других не курю...
- Сколько в день?
- Я не считаю. Какая разница!
Раскуривание сигареты дало Фране возможность на мгновение сосредоточиться.
- Вы правы, - произнес он, - но у меня есть другое предложение. Как вы знаете, мы "работаем" четыре часа в день, а некоторые считают, что этого мало. Они могли бы вкалывать и шесть часов, как вто было раньше. Почему бы этим усердным не продлить рабочий день, скажем, до шести с половиной часов? Благодаря этому можно было бы снять с работы целый ряд лиц, которые вообще хотят освободиться от труда. Таким образом каждый получит в полной мере то, чего желает. Не правда ли? Что вы на это скажете?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
