Джолант ничего не успевает сделать, пытается бежать, но конечности вязнут в плотности воздуха. Он густой, словно вода в утробе.
— К черту, — Джо подхватился с постели. Комната заплясала, и он не сразу пристегнул к культе протез. Выбежал, как ошпаренный и отправился бродить по особняку в поисках спокойного сна. Он не сразу понял, что захватил с собой остатки ужина. Зачем?
Ноги сами привели его в подвалы, и на этот раз латы не оживали, только блестели глазами из-под опущенных забрал. Своим шатким шагом он спугнул парочку слуг в робах, похожих на монашеские, они дали ему пройти, прижавшись к стене.
«Белый грот» в темницах был населен странными жителями. В одной комнате Джо обнаружил худого парня, босая нога которого виднелась из-под плаща, в другой сидела кормилица с Хашем, прижимала ребенка к полной груди и напевала что-то на шорском. Еще одна комната пустовала, дверь в неё была открыта, в следующей было будто бы пусто, но стоило Джо вглядеться в темноту, как та начала всматриваться в ответ золотыми монетами радужек. Тьма негромко зарычала на него. А ну как Гвидо держал здесь пойманных химер? Медик про это ничего не говорил, но Джо бы и не удивился. Захлопнув оконце, ключник перешел к следующей комнате, и наконец увидел её. Малефика дремала сидя, подтянув к себе колени и спрятав в них лицо. Такая худенькая!
— Чонса? — тихо позвал он. Стражник в пятнадцати шагах настороженно повернул к нему голову, но мешать не стал. — Чонса!
Девушка встрепенулась, как воробушек. Попыталась подняться, но не смогла — видимо, от неудобной позы задеревенела спина и затекли ноги. Сохраняя достоинство, она выпрямилась и обратила лицо в сторону квадрата света там, где Джолант откинул дверцу за решеткой.
— Мне очень жаль, — проговорил он.
В голосе его звучала честная пьяная грусть. Он должен был сказать это. Попытаться объяснить всё у Колючки бы не вышло: Брок говорил, что Джолант умный малый, но в сравнении с Гвидо он оказался тупее горного тролля. Особенно будучи в подпитии. Брат пообещал, что уже завтра поговорит с Чонсой. Джо хотелось успокоить её хоть этим, но малефика не дала и слова ему добавить.
— Прибереги жалость для мертвых.
— Гвидо обошелся с тобой грубо. Но это для твоего же блага.
Глаза Чонсы опасно сузились. Тонкие лисьи черты во мраке стали почти гротескными.
— Как же я часто это слышу. Для моего блага. Мы посадим тебя на всю твою жизнь на цепь, но это ради твоего блага. Мы лишим тебя возможности закончить свою жизнь иначе, чем от меча в пузе, но это тоже ради твоего блага! У тебя не будет ни друзей, ни права выбора, ни своего голоса, но это — угадай что?
Чонса сплюнула в сторону будто бы ядом. Джо сжал прутья оконца, внимательно её слушая.
— Ты такой лицемер, Джолант. Такой же, как ублюдок Тито и вся церковная рать. Гордишься собой? Старик бы гордился тобой. Ты, Джо, достойный щен Брока и вырастешь в такую же злую сторожевую псину.
Джо не был виноват. Но и ответить ничего не мог. Гвидо рассказывал ему о Шоре и об их отношениях к малефецию, и Джолант не мог поверить, что так тоже можно жить. К тому времени до него уже дошло, что Церковь в чем-то ошибалась. Все откровения этого вечера ощущались так же болезненно, как новое рождение.
Впервые бывший ключник был готов признать: Чонса была права. Жаль, что слова встали у него в горле.
Он закопался в карманах, и привлеченная этим, Чонса все-таки смогла встать и подойти к решетке. Чтобы заглянуть в окошко, ей пришлось ссутулиться. Колючка тоже наклонился. У него были сочувственно сдвинуты брови, и девушка видимо смутилась от его прямого и честного взгляда.
— Да ты пьян!
— Ага.
Он пропихнул ей сквозь решетку сверток ткани.
— Скажи мне, что это нож, — грустно хмыкнула она и ошиблась.
В ткани было два ломтя хлеба с тремя слоями солонины между. Она тягуче сглотнула, и Джо услышал урчание в её животе. Гордость часто уступает голоду. Это естественно. Ключник грустно вспомнил былые времена: те самые, когда мир был прост и понятен, с ним был Брок, и в тавернах они брали для малефики еду без мяса, чтобы не грязнить мертвой плотью её малефеций.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Джо коснулся её ладони. От изумления девушка даже не отшатнулась, только глаза подняла.
— Держись, Чонса. Гвидо объяснит тебе все завтра. Всё будет хорошо.
— А если нет? — хмыкнула она. Джо перебрал пальцами, приласкав её ладонь, и опустил руку.
— Тогда я что-нибудь придумаю.
Он не удержался, уткнулся лбом в дверь. Ощутил на коже легкое дыхание. Это пьянило сильнее вина.
И тут темница наполнилась звоном. Звук был такой оглушительный, что Джо обомлел и отшатнулся. Его первой мыслью было: она околдовала меня, и так ощущается чёрное безумие. Постыдная, трусливая мысль проступила злостью и испугом на его лице, и потеплевший было взгляд Чонсы снова стал жестким. Она поняла все без слов, возможно, прочитала его мысли.
Но это было не безумие. Не один Джо слышал это: подорвались с мест стражники, ринулись прочь, вверх по лестницам с обеих сторон темниц, и движения их были отлаженными и четкими. Хлопали двери. Над ними грохотали шаги. Казалось, каждый камень гудел. Что-то схожее было в развалинах Йорфа, и от этого у Колючки кровь стыла в жилах.
— Что происходит? — Чонса прильнула к решетке.
— Пойду узнаю.
Джо пошел на звук по следам стражников. Как только выбрался из подземелий, он понял, что это колокольный звон, катящийся к особняку будто со всех сторон. Все слуги были на ногах, в холле его встретил взъерошенный Гвидо в быстро наброшенной на голое тело накидке. За его плечом мялась с ноги на ноги такая же растрепанная девушка с чёлкой, как у пони. Видимо, она решила в эту ночь согреть постель другого брата, если первый оказался недотрогой. Почему-то Джо отметил это про себя, хотя момент был неподходящим для мелочных обид.
Грохочет! Как же грохочет, гудит и давит колокольный звон!
— Боги! — воскликнул Гвидо, завидев Джо, — Я не нашел тебя в спальне и испугался…
— Что случилось? Что это за шум?
Джо быстро подошел к окну, обогнув распахнутые руки медика. Особняк Гвидо находился на возвышенности, город лежал внизу и был затоплен сигнальными огнями. Пламя отражалось в безразличном спокойном море и там, где вода изливалась потоками из канализационных тоннелей до того, как те исчезали под каменными люками горбатых улиц. Небо полыхало: багрянец переливался в королевский пурпур, почти естественную тёмную синеву, затем вспыхивал мертвенным бледно-зелёным. Неспокойно было среди облаков. Грохотал гром, его рёв добавился к какофонии звуков.
В дом Гвидо ворвались. Что это? Осада? Война пришла на порог? Шорец в красной одежде (слои ткани, вместо шлема — тюрбан) поверх доспехов вышел вперед, он был немолод и вел за собой воинов. Одинаковая форма, выправка — значит, солдаты.
— Лорка, — произнес он, приложил кулак к груди и поклонился. Добавил что-то по-шорски, короткое и резкое.
— Снова нападение? — устало протянул Гвидо. Джо показалось, что он был слишком спокоен для хаоса вокруг. Снаружи кричали люди, сквозь их вопли он едва расслышал это, но услыхав — узнал, и игнорировать это больше не мог. Будто звериный вопль, многоголосый волчий вой. Сердце Джоланта трусливо зачастило, а боль в ноге стала невыносимой. Йорф. То, что в Йорфе, повторялось здесь. Монстры. Химеры. Это они напали на Сантацио, город Поющего народа. Дом, где он был рожден.
Где умерла его мать.
— Где мой лук? Где мои стрелы? — заглушил он трусость рычанием. Улыбка на лице Гвидо была неприятной, широкой и тонкой одновременно, она не коснулась глаз.
— Они тебе не понадобятся. Пошли со мной, брат. Я покажу тебе настоящую магию.
Он жестом указал Руби остаться на месте и, подобрав со стены факел, направился в подвалы. Вопил ребенок. Громко, срывающимся голосом пела шорка-кормилица. Чонса кричала одно и то же: «Что происходит, что происходит», и Джолант подумал, что Гвидо сейчас её выпустит, но медик открыл дверь в другую комнату. Ту, из которой на Джо глядела тьма с золотыми монетками.
