Сегодня же поедет к Моро, пусть расскажет, как нужно вести себя с людьми в состоянии Манон. Он не верил, что Манон сошла с ума окончательно, просто небольшое помутнение. Она показала ему своё отношение к ситуации, к его поведению. В конце концов, он жив и на нём нет и царапины, а она профессиональный убийца. Он подверг её такому испытанию, а она, несмотря на это, не навредила ему… пощадила… пожалела… А могла сделать что угодно… Он приложит все усилия, они переедут в дом у озера… Пошло всё к демонам… Ну что, братец? Посмеялся? Теперь я буду смеяться.
— Илиан, — позвал хрюкающего и постанывающего от смеха брата, тот не отзывался, — ИЛИАН!
Красный, растрёпанный, с размазанными по щекам слезами, Илиан появился над кроватью, взгляд упал на бантик, и он вновь сполз под кровать.
Тигран закатил глаза, не-е, он, конечно, понимал брата, сам бы ржал на его месте, но ему тут с проблемами, которые он заварил, пора разбираться.
— Илиан, я отрекаюсь от короны герцога и передаю её тебе, — сказал Тигран громко. Хрюки прекратились. Илиан, по-прежнему красный и всклокоченный, но уже с другим выражением лица появился вновь.
— Тигран? Ты ТАК неудачно пошутил? — с надеждой спросил Илиан.
— Нет. Я серьёзно. Развяжи, мне к Манон надо.
— Погоди, успеете доиграть в свои странные игры. С какой стати ты решил от герцогства отказаться? — Илиан уже поднялся на ноги и развязывал брату руку.
— Какие игры, Илиан, перед тобой придурок, довёдший жену до нервного срыва.
Илиан выпустил руку брата и перешёл к ноге, услышав слова брата, замер и посмотрел на него.
— Не понял. Что произошло, как ты умудрился довести Манон до нервного срыва?
— Я позже всё объясню, некогда сейчас, — Тигран разминал затёкшие пальцы.
— Нет. Ты объяснишь мне сейчас.
— Я её в карцер посадил…
Кулак Илиана врезался точно в челюсть. Тигран откинуло назад, освобождённой рукой потрогал челюсть, пошевелил, вроде целая.
— Тигран, ты охерел? — заорал Илиан.
— Да, я охерел! И да, Я — Мудазвон и Козлоногий курощип! Развязывай! — заорал Тигран. — Мне нужно к Манон!
— Да пошёл ты! — Илиан развернулся, наступил на упавшие листы, подобрал, взгляд зацепился за подпись: «Манон», пробежал глазами, взглянул на брата. — Можешь не спешить, — швырнул ему на грудь бумагу и вышел в гостиную.
Тигран понимал, в этой бумаге приговор бесповоротный и окончательный, поэтому оттягивал момент прочтения, как мог. Правая рука уже пришла в норму, следы от верёвок на запястье остались, не торопясь, развязал левую руку, бросая взгляд на лист, слетевший на постель. Спешить больше не имело смысла. Он знал, Манон здесь нет. Он помассировал запястье левой руки, возвращая ей подвижность и возобновляя нормальный кровоток. Сел. Развязал правую ногу, растёр. Взгляд неотрывно смотрел на письмо. Освободил левую, помассировал. Тянуть дальше не было смысла. Взял лист, исписанный аккуратным почерком.
Тигран
Надеюсь, Илиан нашёл тебя раньше слуг.
Я попросила Моро навестить Илиана и попросить его пожелать доброго утра брату пораньше. Он сообразительный, должен был понять.
Это наши с тобой разборки и никого более не касаются.
Я осознаю свою ответственность перед тобой, как перед правителем. Но тебя, как мужа, я должна была проучить.
Как сказал Моро, мой срыв рано или поздно случился бы. Но вызвал его именно ты, вся ситуация с нашим браком. Этот карцер… он пробудил всё то, что, казалось, уже забыто.
Я понимаю, ты думаешь, что любишь меня. Это не любовь, Тигран. Любят не за что-то, а вопреки. Со всеми достоинствами и недостатками. Пытаются принять, понять, а если не получилось, то отпускают, Тигран. Странно, что мы заговорили о любви сейчас, когда возврата нет. Ты был моей первой любовью, Тигран. А как говорят, часто первая любовь — любовь несчастная, сладкая и горькая. У нас были прекрасные моменты, я буду о них помнить.
Но я никогда не забуду то, как ты предал моё доверие, Тигран. Последний поцелуй. Это было подло.
Я прощаю тебя. Но забыть не в состоянии.
Насчёт ночного представления. Это моё последнее предупреждение.
Ты был в полной моей власти. И я могла убить тебя так, что убийства даже не заподозрили. Могла отрезать тебе яйца и заставить сожрать. Отрезать язык, а потом смотреть, как ты подыхаешь, захлёбываясь собственной кровью… да много чего я могла бы сделать. Но я не сделала этого.
И не потому, что я этого не хотела. Хотела, жаждала, Тигран. В память о прошедшей любви ты остался жив.
И ещё, как бы я ни относилась к тебе как к человеку, я уважаю тебя как умного и дальновидного правителя (почему ты не был таким в наших отношениях?)
Всем этим маскарадом я немного развлеклась и показала тебе, какому унижению ты хотел подвергнуть меня. Ты прочувствовал всю степень позорища и оскорбления, что я чувствовала, слыша твои слова о себе, о моём теле?
Тигран, неужели ты надеялся, что я смирюсь с подобной участью? Буду спокойненько лежать и ждать, что там ещё придёт тебе в голову? Да я тебе горло бы перегрызла при первой же возможности.
Надеюсь, мне удалось донести до тебя, насколько неприемлемо было твоё поведение относительно меня.
Тигран, помни: в следующий раз меня уже ничто не остановит.
Один из нас умрёт.
Займись делами, Тигран. У тебя заговор, а ты хернёй страдаешь.
Манон
Перечитал несколько раз. Конец. Это — конец. Отпусти. Просто отпусти. Сожри свою боль. Винить некого. Вон он отражается во всех ракурсах, виновник. Тигран застонал и стащил с головы парик, застыл, уставившись в отражение напротив.
— У неё ужасное чувство юмора, и цирюльник она отвратительный, — прокомментировал Илиан увиденное, вернувшись из гостиной. — А в гостиной такой БАРДАК!
— Да, цирюльник она никакой, — подтвердил Тигран, прикасаясь к безобразию на голове. — И хозяйка тоже.
— Вставай. У тебя же, наверное, грандиозные планы по её поимке, — язвительно подсказал Илиан.
— Да, планы грандиозные, — ответил Тигран, спуская ноги на пол. — Будь другом, принеси переодеться, — попросил Тигран.
Илиан хмыкнул и ушёл в гардеробную, вернулся быстро, встал перед Тиграном.
— Что ты предпочтёшь? Этот умопомрачительный пеньюар алого цвета или вот это скромное чёрное платьишко? — вопросил Илиан, демонстрируя брату наряды.
Тигран смотрел на брата, а потом начал хохотать, откинулся на кровать, толкнув зеркало руками, оно свалилось на пол и разбилось вдребезги. Но хохот не прекратился, а только нарастал.
— Семья истеричек, — проворчал Илиан, забираясь на кровать и отвешивая брату две звонкие оплеухи. Хохот стих.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
