– Не знаю, как в Лондоне, – обрадованно заявила Света, – может, там собака – друг человека. А у нас – управдом – друг человека!
– Высокие, высокие отношения! – парировал Дрозд, отмахиваясь «Покровскими воротами».
Владелица йорка уже пыталась выйти из магазина, но дергала дверь не в ту сторону.
– Замуровали, демоны! – прочувствованно сказала Света.
Дрозд взглянул на Кристину, взглядом взывая о помощи. И помощь подоспела, но не в том виде, который он ожидал.
– Я не согласна с тем, что нельзя ездить в булочную на такси, – мелодично проговорила девушка, обращаясь к Свете. – Почему ты ограничиваешь людей в их праве?
За столом повисло растерянное молчание.
Света не нашлась что ответить. Исправить положение попытался Дрозд.
– Это же шутка, – с натянутой улыбкой пояснил он. – Помнишь «Бриллиантовую руку»?
Кристина повела плечиками.
– Не помню. А в чем смех?
– Ну, в том, что это цитата к месту, – пробормотал Дрозд, перестав улыбаться.
– Хорошо, цитата. – Девушка смотрела честно и серьезно, как октябренок на линейке. – Но откуда такое отношение к собакам? Вы думаете, что если собака маленькая, значит, она вроде игрушки? Но ведь и игрушку можно любить!
Теперь и Дрозд заткнулся.
И тут Света поняла.
Кристина не узнала ни одной фразы. Она не видела тех фильмов, над которыми они с Дроздом хохотали, как сумасшедшие. Не кричала вслед за Мартой: «Они подсыпали сырой порох, Карл!» Не повторяла вместе с Фимкой: «Амо-о-о-ор! И глазами так – зырк!» Весь толстый пласт, на котором выросли Дрозд со Светой, от Винни-Пуха до Штирлица, был ей незнаком.
Или просто неинтересен.
Дрозд объяснил:
– Кристин, про собаку – это тоже из «Бриллиантовой руки». Тебе не нравится этот фильм?
– Не помню. Я не очень люблю кино, ты же знаешь.
– Ты любишь мое шоколадное мороженое, – сказал он, глядя, как она добирает остатки его пломбира.
И переключил разговор на другое.
Света вновь поддерживала беседу, смеялась его шуткам, заказала еще одну порцию мороженого… Только теперь тщательно следила за речью, чтобы не обронить случайно какую-нибудь цитату. И Лешка казался чуть более напряженным, чем обычно.
– Пойду к витрине, посмотрю, что у них есть из сладостей, – сказал он, поднимаясь. – Вам что-нибудь принести?
Кристина послала ему воздушный поцелуй:
– Сладкоежка моя! Принеси мне тирамису.
– Свет, а тебе?
– Нет, Леш, спасибо. Больше ничего не хочется.
Когда Дрозд скрылся к глубине кафе, за их столиком воцарилось молчание. Нужно было поддерживать разговор, но Света устала. Тяжело вести светскую беседу, если собеседник смотрит сквозь тебя.
Но Кристина оторвалась от созерцания золотых часиков на своем запястье и взглянула прямо в глаза Свете.
– В выходные мы собираемся в Раменское, – она дружелюбно улыбнулась, – на соревнования по мотокроссу.
Света кивнула, приятно удивленная ее благожелательностью. Выходит, зря она решила, что девушка не желает с ней общаться. Вот же, пожалуйста – первая нашла тему для разговора, и очень удачно: Света с Дроздом часто бывали в Раменском.
– Я надеюсь, – продолжала Кристина, по-прежнему мило улыбаясь, – ты понимаешь, что тебе там нечего делать?
Громко хлопнула дверь кафе. Но это был не Дрозд – тот по-прежнему что-то обсуждал с официанткой, наклонившись над витриной.
– Именно тебе – нечего, – подчеркнула девушка, не обращая внимания на ошеломленное Светино молчание. – Понятно, что Алеша позовет тебя с нами. Но мне бы не хотелось, чтобы ты ставила себя в глупое положение.
– В глупое положение… – повторила Света.
Кристина скорчила гримаску:
– Ну, знаешь, третий лишний, все такое. Между нами, девочками, тебе лучше заняться своей личной жизнью, а не чужой. Это мой добрый совет. Я не люблю всякие женские хитрости, интриги. Предпочитаю честность.
– Честность?
Света поймала себя на том, что стала просто эхом. Ей хотелось повторять за Кристиной каждое слово, попутно уточняя его значение. Казалось, она разговаривает с инопланетянином, овладевшим человеческой речью. Вроде бы все фразы понятны. Но инопланетянин вкладывает в них свой, инопланетянский смысл. Слово «честный» в его терминологии означало что-то другое, не то, что принято на планете Земля.
Света собралась с мыслями.
– Вот этот наш разговор ты называешь честностью, правильно я понимаю?
– Естественно. – Казалось, Кристина удивлена ее тупостью. – Я могла бы просто капать ему на мозги. – Она кивнула в ту сторону, куда ушел Дрозд. – Объяснять ему, чего ты добиваешься. Раскрывать твою натуру. Думаешь, не могла бы?
– Могла бы.
– Может, думаешь, не получится?
Девушка подождала ответа, но Света молчала.
– Получилось бы, – заверила Кристина. – Ты считаешь меня глупой, а зря. Наверное, смотришь на меня сейчас и думаешь: «Какая же она дура!»
Света думала не об этом. А о том, что у этой милой девушки два голоса: один – для Дрозда, другой – для всех остальных. Наверное, поэтому Кристина молча улыбалась ей все время: не хотела, чтобы Дрозд слышал этот второй голос. Он бы вряд ли пришелся ему по душе.
– Тебе сейчас нужно думать не обо мне, а о себе. – Кристина постучала по золотому циферблату на своем запястье. – Время ухо-о-одит. У тебя биологические часики тикают! Слышишь? Тик-так-тик-так! Тебе сколько, двадцать девять? – Она сочувственно вздохнула. – В твоем возрасте уже дети должны быть.
«Ей, наверное, не больше девятнадцати», – подумала Света.
– Знаешь, мне тебя жалко, – проникновенно сказала Кристина. – Я смотрю на тебя и вижу твое будущее. В тридцать попробуешь найти себе мужа. Займешься фигурой, лицом, сделаешь новую стрижку. Но все будет бесполезно. В тридцать четыре станешь искать уже не мужа, а спермодонора, и метаться по врачам. В тридцать шесть поймешь, что у тебя больше ничего хорошего не будет.
– И впереди беззубая старость, – кивнула Света.
– Как-то так, да. – Девушка не уловила иронии. – И что тогда?
Света задумалась.
– Завернусь в простыню и медленно поползу в сторону кладбища? – предположила она.
С лица Кристины исчезло сочувствие. Она посмотрела на Свету внимательнее и, кажется, что-то поняла.
– По хорошему не получилось, – протянула она. – Жалко. Но ты сама напросилась. Я думала, ты умная. А оказалось – просто тупая лошадь.
– Что? – изумленно спросили сзади.
Девушка обернулась. Дрозд стоял у ее стула с двумя тарелками в руках. Ни Света, ни Кристина не заметили, как он подошел.
Дрозд аккуратно поставил на стол пирожные.
– Сядь, пожалуйста, я тебе все объясню, – быстро проговорила Кристина.
Дрозд стоял.
– Пожалуйста, сядь!
Он сел, не сводя с нее глаз.
– Пока тебя не было, она сказала, что я тебе не подхожу. – Кристина закусила губу. – Что я глупая, что я тебе не ровня.
Света потеряла дар речи. Ее хватило лишь на то, чтобы пискнуть что-то невнятное. Но Дрозд даже не посмотрел в ее сторону.
– Я не хотела тебе признаваться! – со страданием в голосе проговорила Кристина. – Но ты же понимаешь, я не могу допустить, когда меня оскорбляют. Даже если это делают люди, которые называют себя твоими друзьями. Прости, я не сдержалась!
Света испытала сильное желание ущипнуть себя, чтобы удостовериться, что она все еще здесь, и взглянуть в зеркало – убедиться, что ее видно. Что она не растворилась, не исчезла, не сбежала, оставив этих двоих наедине. Потому что Кристина вела себя так, будто рядом с ней никого не было, кроме Дрозда. Как будто Свету можно вообще не принимать в расчет.
– Она меня обидела, – пожаловалась Кристина и взяла его за запястье. – Ты бы слышал, что она мне наговорила!
Дрозд отнял руку. Девушка сбилась с выбранного тона и сказала громче, чем следовало:
– Она считает тебя своей собственностью! Она специально все это начала, чтобы выставить меня дурой!
На них начали оборачиваться из-за соседних столиков.
– Ну что ты молчишь?!
Дрозд не ответил. Он смотрел на Кристину, прищурившись.
– Мне здесь плохо, пойдем, – попросила Кристина.
Дрозд молчал.
– Ты меня слышишь? Я не хочу здесь больше оставаться!
Дрозд по-прежнему молчал.
– Лешик, она же тобой манипулирует! Разве ты не понимаешь? Я ей сразу не понравилась. Она меня ревнует к тебе!
Дрозд молчал. Но теперь это было тяжелое молчание. И взгляд из недоуменного тоже стал тяжелым, недобрым.
Под этим взглядом Кристина поднялась.
Дрозд даже не пошевелился, и это было удивительно. Когда-то мать вдолбила ему, что законы приличия требуют встать, если при нем стоит женщина. Лешка неуклонно следовал этому правилу со школы, умиляя учительниц и забавляя одноклассников.
Но сейчас он сидел.
– Так ты идешь со мной? – позвала Кристина.
Она даже попыталась улыбнуться. Это была робкая, немножко жалкая улыбка. Такая улыбка должна была растрогать любого мужчину.