просто так в обозе на время похода. И прочее-прочее.
— Задачу понял. — Вольдемар хмурился, но я видел, он доволен. Идея экономить время, варя кашу на ходу, ему понравилась. — Здорово, конечно, придумано. Но тогда и обозники… Того. Абы кого туда в кашевары не поставишь. Это не возницы. Нужно чтобы они тоже воинами были, хоть и вспомогательными. Постоянно при легионе, а не на время.
— А это следующая тема, — улыбнулся я. — Мы вчера спорили о составе когорты. Так вот, воины, каждое подразделение по моему замыслу имеет в своём составе обособленную хозчасть. Хозвзвод, хозрота — не знаю пока. Которая занимается продовольствием для основного личного состава. Это не обоз, это именно подразделение, просто особое, и брать туда своих, увечных там, или в возрасте. А вот к какому подразделению придавать — не могу сообразить, это вам задание подумать. То ли при каждом батальоне, то ли роте, то ли одно большое на когорту.
— Подумаем, Ричи. — Это мягко кивнул головой Вермунд. — Задал ты задачу, с наскока не ответить, тут надо взвесить и посчитать, обмозговать ситуацию. Батальоны, они ж, делиться могут, и разными дорогами идти. А значит и в каждом должен быть хоз… Как там? Но если вместе едут, и обоз на всех один, наоборот, лучше их в большом соединении держать. Хорошо, Рикардо, езжай воевать, к осени всё обдумаем и обсчитаем. И мастеров правильно озадачим.
— А если окажемся не правы, — а это Вольдемар, — весенняя кампания покажет, будем исправлять. — Мастера при этом согласно закивали. Единственный критерий истинности — практика, эти слова у нас как девиз технологического института. — Надеюсь, ты не передумал брать Феррейрос? — сощурил он глаза.
— Как можно! — расплылся я в улыбке. — Я уже горняков-артельщиков из Валенсии к зиме пригласил. Осенью, как орков прогоним, будем конкретно так у Феррейроса рудники «отжимать». Потому и дрючу вас тут, тороплю, чтоб готовились.
— Охо-хонички, жизнь моя тяжкая! — снова Вермунд. — Сделаем, Ричи. Всё сделаем. Правильно ты делаешь, что нагоняи даёшь. А вот у меня к мастеровым мысли. А почему четыре колеса-то? А может шесть сделать? Четыре — под котёл — тяжёлый он будет. И два — чуть подальше сзади? А котёл спереди телеги — чтобы меньше на поворотах заносило.
— А это мысль! — Тихон снова схватился за бородку.
— И по колёсам мысль. — А это Гней. — Граф в прошлый раз колесо со спицами показывал из металла. Которые под нагрузкой тянутся. Такие колёса сделать, а обод обернуть грубой кожей, а под кожу тряпок ненужных напихать. Или тоже кожу, она всё же мягче дерева. И телега ещё меньше на камнях подскакивать будет. Не для купцов сие изобретения, претопчутся, а для кашеваров. Для армии. Тогда окупится. Не ткань из одуванчикового молочка, но всё же…
Я улыбнулся и отстранился от начавшейся творческой дискуссии. Процесс пошёл. И ни одна падла и церкви не докажет, что это я придумал рессору! Наоборот — сами местные кузнецы догадались.
Мысленно потирая руки, сел на свободное место и принялся следить, до чего дойдёт их полёт фантазии. Пока думали в верном направлении, но мало ли. Я силён тем, что знаю результат и от него пляшу. Но вот как его достичь, почему он должен быть именно такой, а не иной?..
Так что лучше не спускать готовые решения, а дать им самим выстрадать конструкцию. От этого все в плюсе.
Глава 21. Небесный покровитель
Анабель явилась после лекции перед воинами. Точнее приехала в замок, когда я её уже начал читать, после разговора с эльфом. Хотела с пылу, с похода, ворваться в обеденную залу, но её не пустили: «Туда только воинам, сеньорита!» Есть ещё, в замке, оказывается, мероприятия, куда ей дорога закрыта. Впрочем, если б я сам привёл и посадил её, как сестрёнку, всё бы прошло. Но вот врываться внутрь во время лекции ей не позволили. И сеньорита потратила это время (а лекция, рассказы после неё и прения растянулись часа на четыре) на то, чтоб помыться с дороги и приготовиться к празднованию. Ибо я, увидев её, не вытерпел и включил Ричи — подхватил на руки, подкинул в воздух, и, плевав на всех и будущие пересуды, понёс к себе в комнату. Визжала как девчонка, и я чувствовал, красавица лекарка на самом деле балдеет — я ей реально нравлюсь. Как я, комплект из попаданца и средневекового графа в одном флаконе, а не потому, что нужен защитник. Любовь это или нет — не знаю, но Рома во мне понимал, что как минимум девочке-лекарке из местных, в которую попала старуха Мишель, её граф (тогда ещё виконт) нравился, так же как ему нравилась эта деревенская ссыкуха. Там химия зашкаливала с обеих сторон, и не будь подселения в красавицу бельгийской бабушки, умудренной долбанутой Западной моралью со всеми этими демократиями-показными-свободами-для избранных-правами-избранных-человеков, всё бы закончилось тем, что девчуля стала бы замковой (живущей непосредственно в замке) травницей и его штатной любовницей гораздо раньше. И, возможно, получила бы свободу чуть позже, чем дал я, но гарантированно, наверное, к моменту рождения первого из их общих бастардов. И не было бы задавленных конём Рикардо детишек, не было бы той изнасилованной и убитой горожанки в Виктории с такими же нежными белыми волосами, как у травницы, и не испортил бы Ричи жизнь милой девочке-баронетессе Хелене… С такими же волосами… Что батяня отдал её за сына вассала в течение пары дней. Да и Астра была бы всё ещё девушкой на выданье, моей милой сестрёнкой, опорой и надеждой на будущее, ибо наследница. А не рыжей разнузданной блядью-кровосмесительницей, над чем смеётся всё королевство.
К чёрту! Есть условное наклонение. Но живём мы в том, что есть, и только оно имеет значение. Мишель вселили в девочку. Меня — в мальчика. Я не дедушка, слава богу, да и она бабуля не из тех, что хочется презирать, хоть и с тараканами в башке. Вот и надо жить так, как есть, а не как могло быть. Нашим носителям мы друг другу нравимся, а значит это судьба, и нефиг сопротивляться химии.
— Рикардо, это Илона! — раздалось за дверью после тактичного стука.
— О, припёрлась! — прокомментировала обнажённая блондинка, устало развалившаяся у меня на животе, легла поперёк кровати. Мы только что закончили и пытались отдышаться, и было плевать на весь мир.
— Заходи! — крикнул я, и не думая прикрывать наготу. Бабушка-девушка не напряглась также, хотя по местным меркам это недопустимый поступок — представать
