кого не возникло соблазна украсть сокровища, перед слонами, опираясь на рукоятки внушительных ятаганов, стояли два индийца в синих тюрбанах.
Перед Саймсом вновь предстало зрелище, которое он наблюдал рядом с каноэ. Только теперь Леметр вглядывался в живые глаза слонов. Он не обращал внимания на богатства, которыми были украшены огромные животные.
Так продолжалось и дальше. Вскоре Саймсу подумалось, что это не он водит француза по Хрустальному дворцу, а наоборот. Бену это не понравилось. Совершенно не понравилось. Прежде всего потому, что вскоре его гость привлек внимание охраны. Леметр касался всего, до чего только мог дотянуться, предварительно сняв кожаные перчатки. Он не просто дотрагивался до предметов, как многие другие посетители. Француз потянулся к деревянным резным изделиям, расположенным на позднеготической скамье хора, и принялся дергать их, словно проверяя, соединены ли они вместе или на самом деле – как утверждала вывеска – вырезаны из одного дерева. Он перелез через заграждения, чтобы усесться на украшенный перьями трон африканского вождя. Надзиратели не успели за ним уследить, и мужчина дернул рычаг грузоподъемного крана так, что двигатель завелся, лебедка намотала цепь, и стрела покачнулась. Если бы Бен не подоспел вовремя, кран бы сбил с ног даму в капоре.
Саймсу казалось, что прошла целая вечность. Наконец они добрались до надувной лодки. Она была размером со спасательную шлюпку большого фрегата. В ней сидели десятки мужчин; в три раза больше посетителей стояло вокруг. Некоторые, наклонившись, изучали воздушные камеры. Саймс протиснулся между ними, освободив место для своего спутника.
– Что скажете на это? Лодка, наполненная воздухом. Ее не потопить.
После все его жертвы, как правило, задавали один и тот же вопрос. Что произойдет, если в ней проделать дыру? Саймс подыскал объяснение: в лодке восемь воздушных камер. Невозможно уничтожить их все. И тогда он доставал из рукава свой главный козырь – Трафальгарское сражение.
Однако Леметр посмотрел на надувную лодку и громко рассмеялся.
– Неудивительно, что вы заманили меня сюда, – сказал француз.
– Заманил? – Может быть, этот человек из полиции? Саймсу вдруг захотелось как можно скорее покинуть лодку, француза и Хрустальный дворец. – Я показал вам чудеса света, господин. Причем бесплатно.
– Эта надувная лодка очень похожа на вас, – продолжил Леметр. – Она всегда плавает на поверхности. Но внутри у нее нет ничего, кроме воздуха. Лишь пустота.
– Так у французов принято выражать благодарность? – спросил Бен негромко, чтобы другие посетители не обратили на него внимания.
Он почувствовал, что его губы дрожат, и закрыл рот, чтобы не выглядеть идиотом.
Рука француза легла ему на плечо. Эта же рука пачкала стекло витрин, щупала ступни мраморных статуй и пробегала по гобеленам. Теперь Саймс и сам почувствовал себя предметом выставки.
– Пойдемте, и я покажу вам, как привык выражать благодарность, – сладким голосом сказал француз.
Рука потянула Саймса в сторону. Мужчины остановились под стальной балкой, обитой красным бархатом.
– В твоих глазах светится страх. Они тебя выдают.
Француз подошел к Бену вплотную. Запах, струившийся от его одежды – или от его тела, – теперь казался не приятным, а навязчивым. Саймс задержал дыхание. Однако вскоре он не выдержал и втянул воздух. Странный аромат каким-то образом очутился у него на языке. Леметр смотрел на обманщика так же, как на каноэ и слона. Взглядом хирурга.
– Я сразу понял, что ты замышляешь. Ты хитер. Ты изворотлив. Ты лондонец. Ты мне поможешь, – сказал Леметр.
Бен кивнул – и сам себе удивился.
– Как твое настоящее имя? – спросил француз.
– Бен Саймс, – ответил он.
– Вот тысяча фунтов, Саймс.
Француз достал кошелек. Из-под черной кожи выглядывали белые края банкнот. Бен потянулся к ним с непринужденностью, свойственной младенцу, принимающему материнскую грудь. Тысяча фунтов! Никогда в жизни у него в руках не было столько денег. Столько он и не видел. Рабочий в Лондоне зарабатывал один фунт в неделю. Он сглотнул, собрался что-то возразить, хотел сказать, что деньги…
– С тобой будут в надежных руках, я знаю, – завершил фразу Леметр.
Этот человек умел читать мысли? Или прибегал к уловкам, как и сам Бен?
Леметр объяснил, что Саймсу нужно сделать с деньгами.
– Я встречу тебя там, Саймс. И не забудь купить какой-нибудь изысканный наряд. Иначе, завидев тебя, мои клиенты, чего доброго, подумают, что мы их обманываем.
Бен Саймс покинул Хрустальный дворец и направился в сторону Белгравии через Гайд-парк, по пути беспрестанно ощупывая кошелек. Он удивился, что ему и в голову не пришло просто сбежать с деньгами. Тысяча фунтов! На эту сумму он мог бы купить загородный дом в Виндзоре.
Саймс рассмеялся. Что за нелепая мысль! Он никогда не обманет месье Леметра. Или кого-то другого. Ведь он же честный малый!
Глава 21. Брюссель, декабрь 1851 года
Анна проснулась. Кто-то коснулся ее плеча. Наклонившись к ней, мадам Дантан прошептала, что карета в Штутгарт готова, а багаж уже погрузили. На фоне громыхала чемоданами мадам Делессер. За крошечным решетчатым окном было еще темно. Единственная свеча тускло освещала комнату постоялого двора.
Анна выпрямилась. Каждое утро на протяжении этой недели женщины, с которыми она делила комнату, предлагали ей помощь. Каждое утро Анна отказывалась. Надевать исподнее и юбки, не имея возможности пошевелить ногами, требовало особого мастерства, и она в нем преуспела. Быть может, когда-нибудь она даже сможет натянуть модный кринолин. Однако инвалидного кресла, в которое поместился бы такой великан, еще не изобрели.
Анна выехала из гостиницы «Ламбермон» в последний раз. Брюссель утопал в предрассветном тумане. Дома были окутаны белой дымкой. В бодрящем воздухе пахло мокрыми листьями и холодным дымом. Так город приветствовал Анну по утрам всю неделю. Всю неделю она делила двуспальную кровать с двумя женщинами. Всю неделю она ждала, когда сможет наконец покинуть Брюссель и отправиться в Штутгарт. Из-за беспорядков в Париже сотни беженцев были вынуждены уехать в Брюссель. Все они пытались раздобыть место в почтовой карете, чтобы продолжить путь. Сегодня наконец-то настала очередь Анны.
«Ламбермон» был одновременно постоялым двором и почтовой станцией. На улице толпились пассажиры. Богатые горожане опирались на чемоданы высотой с мужчину, торговцы в рваных жилетах повязывали на шеи красные платки, старухи, раскрывшие зонтики, хотя дождя не было, бросали голубям хлебные крошки.
Анна прижала ладони к холодным щекам. Она сидела рядом с каретой, которая должна отвезти ее в Штутгарт. Оттуда графиня хотела отправиться в Карлсруэ. Как только дверца за ней закроется, этот эпизод ее жизни наконец подойдет к концу.
Кучер поднимал багаж пассажиров в кузов. Анна показала билет. Взяв у нее с
