– Чтобы вы умерли, сэр Чарльз, нужно нечто большее, чем просто пощечина.
В их подшучивании друг над другом было зерно истины. Пенелопа понимала, что они представляют потенциальную опасность друг для друга – не из-за их обручения, которому исполнилось уже одиннадцать лет, нет. Но как мужчина представляет опасность для женщины, и наоборот. Если бы не последние месяцы беременности, она бы не смогла идти с ним рядом и так спокойно разговаривать.
Дорога превратилась в тропу, которая свернула в глубь леса. Вдруг они услышали голоса впереди и остановились. Против своей воли они стали свидетелями разговора, который его участники предпочли бы сохранить в тайне.
В просвете между деревьями Пенелопа и Чарльз видели Робина. Он держал на поводу пару лошадей и смотрел на стоящую напротив Франческу Сидни.
Она, хрупкая, худенькая, решительно отчитывала лорда Эссекса.
– Ваша светлость ведет себя неподобающим образом! Я считала, что вам хоть немного небезразлично мое доброе имя.
– Ваше доброе имя волнует меня больше всего на свете, Франческа. Вы же знаете. – Она отвернулась от него. Он взял ее за локоть, ухитрившись при этом не выпустить из рук поводьев. – Милая, я так вас люблю. Единственное мое желание – это чтобы вы были счастливы. Прекратите терзать меня своим безразличным видом.
– Я же сказала вашей светлости – нет!
К этому времени Чарльз с Пенелопой, осторожно ступая по сухим листьям и веткам, отошли на такое расстояние, что уже не могли слышать разговора.
– В этом лесу они охотятся явно не на оленя, – сказал Чарльз.
– Похоже, я слишком надолго уехала в Лиз. Вы знали, что она – его последнее увлечение?
– Да. Слышал как-то.
Пенелопа замолчала. Она понимала, какой вызов может бросить спокойная красота Франчески Сидни и ее добродетель такому человеку, как Робин.
– Ему не на что надеяться, – сказала она. – Франческа слишком холодна и благочестива. Думаю, именно в этом ее прелесть.
– Она благочестива, бесспорно. Но холодна... Это слово я бы выбрал в последнюю очередь. Франческа считается второй красавицей Англии.
Пенелопа встревожилась. Она не стала спрашивать, кто считается первой, хотя не исключено, что ответ доставил бы ей удовольствие.
За ужином она внимательно наблюдала за Робином и Франческой. Он уделял ей много внимания, даже попытался посадить рядом с собой, хотя Франческа не позволила ему совершить этой бестактности и села напротив. Он, было, обиделся, но через минуту уже тянулся к ней, чтобы спросить о чем-то, вполне уверенный, что, в конце концов, получит желаемое. Франческа выглядела смущенной и растерянной. Она могла противостоять Робину в лесу, вооруженная высокими моральными принципами, но она не знала, как обращаться с могущественным графом Эссекским в его собственном доме, когда он решил выделить ее из толпы остальных гостей и сыграть с ней в игру, в которой он был признанным мастером.
Вечер выдался восхитительный, и после ужина Робин заявил, что собирается устроить гимнастические состязания – похоже, жаркая погода прибавляла ему энергии. В сад принесли деревянные козлы. Вокруг площадки для состязаний выстроились слуги с факелами, и вне этого круга резко выделялись на фоне закатного неба верхушки деревьев и высокие кусты.
Мужчины резвились, словно школьники, но никто не превзошел в азартности Роджера Уильямса, которому было под пятьдесят и который был на голову ниже всех остальных. Он бодро подбегал к козлам, пытался изобразить кульбит и не менее бодро плюхался на собственный живот.
– Вы мож-жете делать это гораз-здо лучше, – говорил Робин, поднимая его с земли и подражая тягучему валлийскому выговору Уильямса.
– А ну не дразните меня, вы, нахальный молокосос, – ворчал валлиец, потирая ушибленные места.
Никто не осмелился бы назвать молокососом графа Эссекского, но он стерпел бы и не такое от любимого им сэра Роджера, который учил его военному делу. Робин извинился и потрепал крепыша по плечу, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
В итоге состязания свелись к противоборству Робина и Чарльза. Робин выиграл их лишь с небольшим преимуществом.
– Он знает, как лучше всего себя подать, – сказала одна из девиц, наблюдающих за состязанием с террасы.
Когда Робин поднимался по лестнице на террасу, в белой рубашке с расстегнутым воротом, красивый и торжествующий, как юный греческий полубог, Франческа Сидни непроизвольно потянулась к нему. Она вовремя спохватилась, но это движение не укрылось от глаз Пенелопы, которая сразу же поняла, что оно значит. Франческа была влюблена.
Это открытие обеспокоило Пенелопу. Она думала о Франческе все время, пока служанки раздевали ее и расчесывали волосы. Франческа оказалась более уязвимой, чем она думала. Она, скорее всего, станет легкой добычей для Робина, который за последние два года превратился в искусного и беспринципного соблазнителя. Перед энергичным мужчиной трудно устоять, особенно если женщина в него влюблена, – этот урок Пенелопа извлекла, по иронии судьбы, из отношений с покойным мужем Франчески Филиппом Сидни. Пенелопа никогда не была особенно близка с Франческой, испытывая к ней нечто вроде незначительной неприязни, но она почувствовала, что должна с ней поговорить.
Отпустив служанок, она направилась к спальне Франчески и постучала в дверь.
– Войдите.
Франческа сидела на постели, полог над которой был еще поднят. Ее роскошные черные волосы рассыпались по плечам, а батист ночной рубашки был таким тонким, что казался прозрачным. Она не выглядела обеспокоенной или расстроенной. Она выглядела великолепно. Но была определенно удивлена, увидев Пенелопу.
– Я не ожидала, что ваша милость...
– Я посчитала, что вы простите мне позднее посещение. Когда собирается много народу, остается так мало времени на то, чтобы поговорить по душам, вы не находите? – Пенелопа присела на край кровати. – Надеюсь, вам нравится здесь?
Франческа, казалось, не могла придумать, что сказать в ответ. Наступила пауза, которую прервал уверенный мужской голос, донесшийся из открытой двери.
– Вот и я, милая. Ты все еще любишь меня? Я потрачу всю ночь на то, чтобы выяснить это.
Робин увидел сестру и застыл. Несколько мгновений никто из них был не в состоянии пошевелиться. Первой пришла в себя Пенелопа:
– Пожалуй, я оставлю вас наедине, – сказала она и вышла из спальни.
Щеки у нее горели, будто ей надавали пощечин. Она дала волю мыслям, только попав в свою спальню. Как ее могла провести эта бледная лживая потаскуха, строящая из себя воплощенную невинность? Видимо, они уже давно любовники. Одновременно лицемерка и распутница – что может быть отвратительней? Пускает любовника к себе в постель, но настаивает на том, чтобы он берег ее доброе имя. Которое, в конце концов, было именем Филиппа Сидни! Мысль о Филиппе окончательно привела Пенелопу в ярость. Это же мерзко! Вдова Филиппа Сидни путается с самым известным в Англии развратником! То, что этим развратником был любимый брат Пенелопы, ничуть не смягчало ее гнева. Ко всему прочему Пенелопа вспомнила, что пошла к Франческе из самых благих побуждений, и почувствовала себя идиоткой.
