все время доказывать свою дееспособность. Вначале, когда ты молодая и симпатичная, все думают, что ты получила это место, потому что спишь с кем-то из менеджеров, так еще приходится отбиваться от озабоченных сотрудников, которые вьются вокруг тебя и говорят скабрезности под видом «шуток» и «анекдотов». И никто не хочет продвигать тебя дальше по работе, потому что ты, не дай бог, начнешь рожать, и вообще, как тебе не стыдно размножаться? Потом, если у тебя все-таки появились дети, от тебя ожидают, что ты будешь не только хорошей матерью, но и еще работником месяца, потому что никто не будет давать тебе спуску только потому, что ты работающая мама, наоборот, все будут следить, чтобы тебе не давали никаких поблажек. А само клеймо «работающей матери» разве не стигма? Вы слышали, скольких мужчин называют «работающий отец»? Ни одного. На каждом собеседовании у женщины с детьми будут снисходительно спрашивать, как ей удается совмещать роль матери и строить карьеру? Мужчин когда-нибудь спрашивают о совмещении этих ролей? Да никогда!
А потом начинается период, когда ты мечешься между работой и школой, пытаешься отпроситься с работы после обеда, потому что у тебя сердце кровью обливается, как представишь, что твои детки опять будут на мероприятии одни, в то время как другие родители придут поболеть за своих ребятишек на школьной спартакиаде или поддержать их на концерте. И постепенно ты становишься неприметной теткой без возраста, которую никто всерьез не воспринимает, а ведь когда ты была помоложе и поинтереснее, тебя не принимали всерьез именно по причине молодости и привлекательности. И в конце концов, вполне вероятно, что получать ты на пенсии будешь меньше, чем старик-пенсионер.
Определенно, быть женщиной – тяжкий труд, и не только на работе. Мужчины могут сколько угодно жаловаться на то, что трудно быть мужчиной в двадцать первом веке, ибо им и словом нельзя заикнуться о женской груди. Да, все меняется и надо к этому привыкать. Может, я слишком стара для таких перемен, но уж для наших дочерей мы сделаем этот мир лучше, им больше не придется сражаться за то, за что мы бились в свое время, и они не будут больше упираться в стеклянные потолки, потому что мы их начисто снесли.
Хоть мне сейчас и приходится несладко, но я считаю, что мир, в котором растет Джейн, очень сильно отличается от того общества, в котором выросли мы с Ханной. Когда нам было по восемнадцать, у нас была олдскульная училка, которая внушала девочкам, что нельзя гулять с мальчиками, у которых лакированная обувь, потому что он будет пытаться в своих блестящих штиблетах разглядеть, что у тебя под юбкой. В эпоху дикпиков, нюдсов, домашнего секс-видео, белых кроссов и массивных мартинсов невозможно представить, что кто-то начищает лакированные туфли до блеска, чтобы увидеть в них отражение хлопковых панталон из Marks&Spencer, это уже тогда было смехотворно (а мама Ханны нам рассказывала, что в ее юности им не разрешали ходить в ресторан с белыми скатертями, а то некоторые парни с богатой фантазией могут возбудиться от вида скатертей, которые так напоминают простыни, и нападут на вас со своими похотливыми желаниям сразу после ужина, и винить его будет нельзя, ведь во всем виноваты белые скатерти, это они его спровоцировали, бедолагу). Сегодня технологии шагнули так далеко, что современным извращенцам даже и вставать с дивана не надо, а современные девушки не склонны мириться с бытовым сексизмом и абъюзом, как это было в наше время. Для нас было обыденностью, что мужик невзначай облапал тебя, или же работяги-строители свистят тебе вслед и кричат непристойности, или же коллега домогается за ланчем, а для современного поколения это неприемлемо.
Многие женоненавистники кричат, что движение #MeToo – это про недотрог, которые сами напросились. Сегодняшние ущемленные мужчины оскорбляются, что им и слова про женщин сказать нельзя, тут же огребут судебные иски (обычно это такой тип мужчин, что считают телеведущего Пирса Моргана глашатаем здравого смысла, а Лоуренса Фокса, актера и начинающего политика с радикальными взглядами, рупором справедливости). Я же уверена, что мы на верном пути.
Не буду сейчас заявлять, что и меня лапали, оскорбляли или домогались, но когда столько женщин стали открыто об этом высказываться, большая часть нашего поколения стала осознавать, насколько мы привыкли к бытовому сексизму, к неприличным мужским комментам, как же мы старательно подстраивались под мужчин, только бы их не злить и не раззадоривать, и как же это все было неправильно.
Плотоядные боссы, что пялятся на твою грудь, таксисты, которым ты вынужденно называешь другой адрес, потому что они начинают задавать личные вопросы, поддатые мужики в баре или клубе, что угощают тебя коктейлем, хотя ты не просила, но они-то уверены, что могут претендовать на твое внимание и время, а ты обязана им улыбаться, быть приветливой, хорошей девочкой, а не стервой, которая их отшивает. Потому что если, не дай бог, мужчина расстроится из-за отказа, он будет мстить, и мы, женщины, начинаем бояться последствий.
Джейн и ее подруги намного бесстрашнее нас, отчасти потому, что сдвиг в сознании произошел уже в нашем поколении. Мы не хотели, чтобы наши дочери росли такими же затравленными, как и мы. Нам захотелось снести все стеклянные потолки, чтобы у наших дочерей не было преград, мы нарушали все табу, чтобы наши девочки жили в равноправном мире, и я надеюсь, что наши усилия оправдались. Я записала Джейн на занятия джиу-джитсу, в то время как меня мать отправила заниматься балетом (когда я отказывалась, она меня увещевала, что «это сделает тебя более женственной, будешь как леди». «Сперва сломаешь ему обе руки, а потом будешь с ним разговаривать», – объясняла я Джейн целесообразность занятий единоборствами). Но важнее всего то, что Джейн научилась никого не бояться и ни под кого не подстраиваться. Признаюсь, я первая от этого страдаю, но ведь она выросла смелым и критически мыслящим человеком, и я ею горжусь.
Джейн не допустит, чтобы какой-нибудь прыщ лапал ее потными руками, и ее не остановит опасение, что общество сочтет ее грубиянкой. Она не потерпит издевательских шуточек про ПМС и «эти дни» от коллег мужчин, она не побоится высказать свое мнение и поспорить с ними на собрании. Ей не будут кричать вслед «вот это буфера», а она не будет испуганно ждать, что придурок сам отвалит, и не будет послушно улыбаться какому-нибудь придурку, что пристает «а ну-ка, улыбнись мне, детка». Она прямо скажет всем этим козлам, в каком направлении им идти и
