– Ты уверена?
Она облизала губы, вспоминая разговор, подняла на него глаза, но он смотрел куда-то мимо нее.
– Да, я уверена.
Он окинул ее взглядом и кивнул головой.
– Хорошо. Значит, не мать. Эта женщина... Она не допытывалась, кто ты?
Кэсси задумалась на мгновение.
– Нет, она спросила, но настойчивости не проявила.
И вновь злость вспыхнула у него в глазах.
– И что же ты ей ответила?
Кэсси смотрела на него с тоской. Неужели он не чувствует, что разрывает ей сердце? Ведь у него на лице написано, как ему не хочется, чтобы сейчас кто-то еще, кроме приятелей, узнал о его женитьбе, особенно о мальчишках. Несомненно, он собирается разводиться. И она не имеет права жаловаться. Нет, она не обманывала его, выходя за него замуж, она по-настоящему любит его. Но у него есть все основания думать обратное. Кроме того, как он сам сказал, он ничего не должен ни ей, ни ее братьям и сыну. Ничего, повторила Кэсси едва ли не вслух и тут же очнулась от своих мыслей.
– Я... я сделала вид, что не расслышала, и спросила, что тебе передать. Она сказала, что ничего не нужно.
– Похоже, это моя невестка, Джинни. Мне лучше перезвонить ей, пока мой острый на язык братец не заявился сюда сам. – Леон, повернувшись на сто восемьдесят градусов, направился в дом.
Кэсси, волнуясь, пошла следом. Что он расскажет о ней невестке?
Подойдя к телефону на кухне, Леон уже через несколько секунд улыбался в трубку.
– Джинни? Как ты поживаешь, моя девочка?
Кэсси ходила из угла в угол, делая вид, что очень занята, и прислушивалась к разговору. Леон искоса посмотрел на нее.
– Да, мне передали, – сказал он, повернувшись к Кэсси спиной. – Да-да. Это та самая девушка, с которой я познакомился. У нее... сломалась машина, и мне пришлось ехать в город за запасными частями, чтобы отремонтировать ее.
Кэсси от стыда опустила голову. Леон стоял, переминаясь с ноги на ногу.
– Нет, ничего серьезного. Я... вначале думал, что будет по-другому, но... ты ведь знаешь, как бывает.
«Ничего серьезного». Кэсси взялась за сердце. Слишком больно выслушивать все это до конца. Спустя несколько минут Леон повесил трубку и, как бы сделав над собой усилие, повернулся в ее сторону.
– Ну что же, какое-то время они еще не будут совать сюда нос, – резко сказал он.
Кэсси, кивнув головой, попыталась улыбнуться. Леон постоял еще минуту, потом повернулся и вышел.
Глаза Кэсси были полны слез. Она потеряла его, и отрицать очевидное больше невозможно. Теперь это дело времени. Собственно, иначе и быть не могло. И винить его не в чем. Наоборот, она будет вечно ему благодарна за дни и часы, проведенные вместе, за все то, что он дал ей, ее сыну и братьям. С этими мыслями она бросилась к двери и еще раз позвала:
– Леон!
Он спускался с крыльца и чуть не споткнулся, услышав ее.
– Да?
– Спасибо тебе за все, что ты сделал для мальчиков.
В ответ он кивнул, махнул рукой и пошел дальше. Кэсси плакала. Ему не нужна ее благодарность. Ему ничего от нее не нужно. Он был так добр, оставив мальчишек в своем доме! Ведь не каждый, даже самый хороший человек, согласится без особой на то причины приютить у себя в доме целую ораву сорванцов. Она любила Леона всем сердцем, всей душой, но этого оказалось мало. Другого такого ей уже не найти.
В непроглядной темноте мастерской, служившей теперь ему и Ньюту спальней, Леон услышал какое-то шуршание. Почему он позволил парнишке перебраться сюда, он и сам не знал. Ведь не потому же, что боялся огорчить его отказом! И не потому, что обитателям его небольшого дома было тесно и он трещал по всем швам, не вмещая в себя всех этих Эстербриджей и Хантеров. Впрочем, есть среди них и особа по фамилии Парадайз. Его жена. Что бы он там ни наговорил Джинни или Кэсси, она остается его женой. Многое изменилось. Когда-то он верил, что она любит его. Теперь он знал, что это не так, и от этого ему было очень больно. И все же, несмотря ни на что, он не мог с ней порвать. Не сейчас. Прежде надо убедиться, что она, ее сын и братья смогут прожить без его помощи.
Леон лежал тихо, надеясь, что Ньют устроится и заснет, но не выдержал и вздохнул. Мальчик тут же заговорил:
– Без окошка здесь темно, правда?
Кажется, парнишка боится темноты. Леон улыбнулся.
– Если тебе нужен свет, здесь есть лампа.
– Нет, – тихо ответил Ньют. – Мне нравится, когда темно. Такое впечатление, что здесь нет стен, кажется, что вокруг тебя безграничное пространство, как здешние окрестности.
Леон понимал Ньюта, но возразил:
– Даже у здешних просторов есть границы, Ньют. У всего и у всех есть границы.
– Конечно, но здесь в это не верится. Вокруг такая ширь! Здесь чувствуешь себя... свободным и... большим.
– Правда?
Наверное, в ответ Ньют кивнул головой, а вслух сказал:
– У нас дома, в Западной Вирджинии, было так тесно, что казалось, мы жили друг на друге. Даже природа, все эти деревья, ручьи и реки казались какими-то скученными. А здесь привольно и так здорово! Грязь и та кажется чистой. А главное – на душе спокойно. Мы здесь в безопасности.
Да, в безопасности. Можно понять парнишку. По крайней мере здесь никто не собирался бить его просто за то, что он существует. Леон знал, что Кэсси стремилась именно к этому, к безопасности для своих мальчиков. Бог свидетель, если бы Кэсси хотелось богатства или легкой жизни, то сразу же, после первого дня, проведенного здесь, она стала бы присматривать себе другое место. В нем, в его доме ее привлекла именно безопасность. Что еще он мог ей предложить, кроме огромных безлюдных просторов, тяжелой работы и уединенной жизни? Да, и любви. Но любовь для нее не самое главное, она ей не нужна. Главное – безопасное пристанище для мальчиков.
Леону было больно сознавать, что Кэсси соглашалась на малое, готова была делать все что угодно, отдать все что угодно ради безопасного пристанища. Она была готова отдать свое тело, пожертвовать свободой... А чего хотел он? Ее любви, только ее любви, страсти и настоящей любви. Но совершенно очевидно, он хотел именно того, что она была не в силах дать ему, хотя и старалась. И вдруг он пожалел, что узнал правду.
Леон почувствовал, как по лицу текут слезы. Неужели он плачет? Ему стало стыдно. Он повернулся на бок, спиной к Ньюту, хотя в такой темноте все равно ничего не было видно. Но тем не менее что-то подсказывало ему, что Ньют чувствует его отчаяние, и он не ошибся.
– Мистер Леон, – тихо сказал Ньют, – я хочу поблагодарить вас. Еще никто не был так добр к нам, даже Джоз.
Джоз. Мужчина, которого любила Кэсси. Леон подавил в себе ревность и через силу сказал:
