Необычайно пестро, разнообразно и разнохарактерно содержание семисот двадцати семи «занимательных историй», собранных Абуль-Фараджем в двадцати главах его последней книги. Тут соседствует безобидная шутка над общечеловеческими слабостями с едкой насмешкой над правителями, шахами, султанами, вельможами и прочими представителями государственной власти. Проповедь смирения, благочестия, послушания, любви к богу и других христианских добродетелей внезапно прерывается анекдотами и рассказами с явно атеистической направленностью. Прославление прелестей монастырской кельи и отшельнической жизни перемежается с разоблачением мнимой святости служителей церкви.
Такая противоречивость и неясность общественной позиции самого автора не должна нас особенно удивлять. Памятуя о времени, когда он жил и творил, и о его общественном положении, мы должны признать, что многие сокровенные мысли Абуль-Фарадж мог выражать лишь эзоповским языком, тщательно маскируя и вкрапливая их среди десятков вполне «благопристойных» и приемлемых для церкви и властей изречений и рассказов.
К тому же, Абуль-Фарадж в ряде случаев в этой книге выступает не в качестве самостоятельного автора, а лишь в качестве собирателя. В некоторых материалах об этом говорится прямо, со ссылкой на греческих, персидских и прочих философов,[83] в других — менее определенно («некто сказал», «другой сказал»). Но и в тех случаях, когда нет прямых ссылок на источник, мы вправе полагать, что материал был заимствован из бездонной сокровищницы фольклора. Не трудно найти параллельные и схожие сюжеты в творчестве многих народов Востока.
В фольклорной основе — причина неувядаемой свежести «Занимательных историй» Абуль-Фараджа, как и других аналогичных сборников, имеющихся у народов Востока. Подавляющее большинство собранных им материалов и сегодня, спустя семь столетий, читается с интересом, поражает меткой образностью, блестками остроумия, доставляет эстетическое наслаждение.
Уже в своем обращении к читателю Абуль-Фарадж открыто провозглашает, что его книга обращена не к сильным, богатым и знатным людям, а к народным низам к простому трудовому люду. Из «Предисловия» мы узнаем, что эта книга предназначена для «страждущих» и для «людей с разбитым сердцем». Она призвана служить им «утешением», «целительным бальзамом» и «путеводителем». Проявляя совершенно необычную для своего времени, отмеченного печатью религиозного фанатизма, широту взглядов и веротерпимость, Абуль-Фарадж откровенно говорит, что пишет он не только для единоверцев-христиан, но и для мусульман, для евреев, для язычников — одним словом, для всех людей, без различия веры и народности. Так мог мыслить только истинно прогрессивный деятель.
Предчувствуя возможные упреки в свободомыслии, Абуль-Фарадж в своем «Послесловии» просит не упрекать его за «недостаточно нравственные» рассказы. Извиняясь перед читателем, он пишет, что «в храме мудрости все годится и ничего не отвергается из того, что изощряет ум, просвещает нравы, утешает и отвлекает мысли от горя и недугов». Далее он замечает, что даже из «глупого рассказа» можно извлечь пользу, добравшись до его смысла.
Но эти извинения и оговорки излишни. Можно не сомневаться, что читатель (или слушатель) из низов был только признателен автору за его смелость и широту взглядов и что «сосуды из тыквы» (простонародные изречения) подчас были этому читателю дороже сосудов «золотых» и «серебряных».
Наука не располагает сейчас данными о том, как и в течение какого времени создавалась «Книга занимательных историй». Известен лишь год ее окончания — 1286-й (он же год смерти Абуль-Фараджа). Но удивительное изобилие материала свидетельствует о том, что работа над этой книгой длилась не один год.
Абуль-Фарадж много путешествовал по Передней Азии и Закавказью. Среди городов, где он побывал, — Мелитена, Халеб, Антиохия, Триполис, Губос, Багдад, Мосул, Марага и другие. Постоянно общаясь с самыми различными людьми, Абуль-Фарадж не упускал случая пополнить свои записи новым афоризмом, свежим изречением, поразившим его рассказом, забавным анекдотом. Так исподволь и накапливались материалы, образовавшие к концу его жизни «Книгу занимательных историй».
Анализируя состав этой книги, мы убеждаемся в том, что подавляющее большинство материалов было записано Абуль-Фараджем не среди аристократической верхушки и не в монастырях, где по долгу службы он проводил значительную часть своего времени, а среди народных низов — на шумных, разноголосых восточных базарах, в ремесленных мастерских, в харчевнях и на постоялых дворах. Ибо всем своим духом, всей своей моралью, всем тем, что можно прочесть между строк, подавляющее большинство «историй» направлено против жадных и ненасытных богатеев, против несправедливых правителей, против их знатных прислужников. Подобного рода «истории» могли родиться только среди угнетенных, а не среди угнетателей. Пользуясь же готовыми литературными источниками, Абуль-Фарадж отбирал преимущественно такие истории, которые свидетельствовали о его симпатиях к простому народу.
Читая многие афоризмы и изречения такого рода, поражаешься смелости составителя, не побоявшегося включить их в свой сборник или даже (что тоже вполне возможно) своей литературной обработкой придать им еще большую остроту.
Уже в одном из первых изречений (№ 7 — «Всеобщее благо») мы узнаем, что величайшим благом для большинства жителей страны была бы смерть дурного правителя. Только вложив эту крамольную мысль в уста безвестного античного философа, можно было включить ее в книгу. Не исключена возможность, что этим «античным» философом был… сам Абуль-Фарадж, ибо в других изречениях этой главы мы то и дело встречаем ссылки на Сократа, Диогена, Платона, Аристотеля, а в рассказе № 7 дан некий безымянный философ.
Из коротенького рассказа № 8 («Кто сильнее») мы узнаем, что царь — слуга своих страстей, и философ стоит выше царя. Рассказ № 18 («Характерная черта») дополняет малопривлекательный портрет правителя еще одним штрихом: властелины не любят людей, которые умнее их. Отсюда один лишь шаг до признания, которое приписывается Сократу (№ 32): лучше питаться одними кореньями, чем служить подобным правителям.
Все эти достаточно красноречивые примеры взяты нами из первой главы. Но подобные рассказы, рисующие властелинов в самом непривлекательном виде, разбросаны по всей книге. Персидский мудрец Хурмузд (№ 68 — «Кто в ком больше нуждается») утверждает, что правителям следовало бы обивать пороги мудрецов — ведь без них правители совсем беспомощны. В главе четвертой мы находим «Полезный совет правителям» (№ 160): задумав сделать своих подданных хорошими людьми, правитель должен сам прежде всего стать хорошим человеком. Эта мысль подкреплена удивительно ярким и точным сравнением: нельзя выпрямить тень, не выпрямив того предмета, от которого эта тень падает.
Коллективный портрет правителей дополняется все новыми штрихами. По их вине приходит в упадок государство (№ 162); они тайно убивают и отравляют неугодных им людей (№№ 229, 673); они поглощены только личным обогащением и озабочены лишь одним — как бы удержать свою власть (№ 220). Естественно, что народ ненавидит правителей, сделавших людям так много зла, и правители нуждаются в сильной страже (№ 285).
Полный едкого сарказма рассказ о совместной охоте льва, волка и лисицы (№ 371) достаточно убедительно характеризует «справедливость» правителей. На схожем сюжете построен и другой «охотничий» рассказ — «Убедительное доказательство» (№ 372):
Демонстрируя свои когти и зубы, волк «убеждает» лису и зайца, что добыча принадлежит ему, и только ему.
От критики плохих правителей — лишь один шаг до критики общественного строя. Абуль-Фарадж не сделал этого шага, но в ряде созданных им изречений звучат горькие нотки по поводу социальных несправедливостей его времени. Беда общества заключается в том, что оно не вознаграждает человека по заслугам (№ 80); в стране (в данном случае в стране абстрактной) нет ни сытости, ни спокойствия (№ 115).
В книге много рассказов о бедняках, которые голодают (№№ 350, 357, 367, 397, 509, 512 и др.). Правда, в большинстве своем это неунывающие бедняки, подтрунивающие над самими собою, пытающиеся свое тяжелое положение скрасить веселой шуткой.
Но невольно возникает вопрос: почему на свете существует такая несправедливость? Почему одним дано все, а другим ничего? Может, так и должно быть? Может, таков законный порядок вещей? Нет, так не должно быть, ибо все люди от рождения одинаковы и вельможа ничем не отличается от последнего раба, — отвечает Абуль-Фарадж в своем замечательном рассказе «В чем отличие?» (№ 318).[84]
Во взглядах и убеждениях Абуль-Фараджа много противоречивого. Так, например, глава сирийских яковитов был, видимо, человеком свободомыслящим. Только этим можно объяснить тот факт, что он включил в свой сборник рассказы, ставящие под сомнение некоторые религиозные догматы, зло критикующие монахов и служителей церкви. В рассказе «Еще больший подвиг» (№ 200) автор утверждает, что ужиться со «святыми братьями» труднее, чем с хищными зверьми!
