— Две причины, видишь?
Он отогнул пальцами левое ухо.
— Хитрец не раскроет своей хитрости — первая причина.
Зверь Лесной кивнул, недоверчиво глядя на его уши.
Нуххар взял двумя пальцами правое свое ухо и подергал за него.
— А вторая причина: ты хоть и друг мне теперь, но остаешься зверем и потому не поймешь.
Лесной Зверь обиделся, но ненадолго; поразмыслив, он понял, что Нуххар совершенно прав.
Однажды Нуххар вышел поутру из хижины и увидел, что прямо перед порогом сидит Зверь Домашний.
— Эй! — воскликнул Нуххар. — Чего тебе надобно? Только не говори, что пришел порвать меня на куски, ведь ты однажды уже одолел меня в честном поединке и выбил мне один глаз.
— Это так, — сказал Зверь Домашний и горестно вздохнул. — Но вот что не дает мне с тех пор покоя, Нуххар: отчего вы, побежденные, живете так весело и сытно, в то время как я, победитель, шастаю по лесам один-одинешенек, и часто голодаю, и мокну под дождем, и мерзну на ветру?
— Потому что мы живем втроем в моей хижине, — ответил Нуххар, — и когда у нас выдаются неудачи на охоте, мы берем из моих запасов, а когда у нас удачные дни, мы восполняем то, что съели из бочек. Таким образом, у нас всегда хватает еды.
— Это умно, — признал Зверь Домашний. — Но почему же я так не могу? Ведь я сильнее вас всех!
— Ты не умеешь так потому, что ты — зверь, а я умею так потому, что я — тролль, — сказал Нуххар. — И пока ты не признаешь этой очевидной истины, голодать тебе, и мерзнуть, и мокнуть, Зверь Домашний, несмотря на то что в сражениях ты одолел нас всех.
Тут Зверь Домашний растянулся на брюхе и улегся перед Нуххаром, шевеля хвостом.
— Я тоже хочу жить в твоей хижине, — сказал Зверь Домашний.
— Что ж, — ответил на это Нуххар, хитрый одноглазый тролль, — добро пожаловать!
Вот так и стали служить Нуххару Зверь Лесной, Зверь Степной да Зверь Домашний. Всех он привязал к себе своей хитростью, ну и еще добротой своего сердца (ведь Нуххар и сам был некогда и уродлив, и глуп, поэтому жалел всех, в ком усматривал с собой хотя бы малое сходство).
И еще Нуххар говорил, что никого нельзя держать в неволе, ни хитрых, ни глупых, и оттого никогда не терял друзей.
* * *
Когда женщина открыла глаза, то увидела темноту и решетки. Потом она пошевелилась, потому что всегда, просыпаясь, потягивалась, и вспомнила, что ее руки прикованы.
— Эй, — позвала она.
Наверное, это неправильно — сразу говорить «эй». Надо как-то иначе.
Она задумалась. «Здравствуйте» — так говорят, когда видят собеседника, а она никого не видит. «Привет» — слишком радостно, а в этом подземелье совсем не радостно. «Кто-нибудь!» — чересчур много отчаяния. Это может огорчить тех, кто ее услышит. Вот и выходило, что «эй» — лучше всего. И она снова позвала:
— Эй!
— Что раскричалась? — услышала она отдаленный голос.
И сразу же, как по команде, темнота оживилась, забубнила, загремела цепями, зарычала, затрясла тяжелыми патлами.
— Где мы? — спросила женщина. Ей казалось, что ответ на этот вопрос поможет разгадать все остальные загадки. Она долго обдумывала, какое слово лучше употребить: «Где я?» или «Где мы?» И в конце концов пришла к выводу, что «я» прозвучит слишком самонадеянно, а «мы» будет и по-дружески, и близко к истине. — Где мы?
— Под землей, тебе ж сказали, — пробурчал другой голос.
— Зачем мы здесь? — снова спросила женщина.
— Ты тролль? — рыкнул третий голос. — Ты сгниешь здесь!
«В этом „ты“ очень много от „я“, — подумала женщина. — Кажется, тот, кто сказал мне это, отчаялся и не боится заразить отчаянием остальных. Но ведь это неприлично!» Она против воли почувствовала приступ высокомерия.
— Я нигде не сгнию, потому что у меня есть дети, — заявила она.
Маленькая молния блеснула перед ее глазами, когда она это произносила, — таким сильным было ее счастье при мысли о детях.
— У меня их целых четверо, — похвасталась женщина.
Но никто из прочих пленников этой молнии не видел. Все их молнии, должно быть, погасли уже очень давно.
— Мы тролли, а они нас ловят, — промолвил угрюмый бас. От звука этого голоса все звенья на цепи затряслись и наполнились пчелиным гудением. — Они ловят нас, вот и все тебе объяснение.
— Охотники.
— Охотницы.
— Они нас ловят.
Женщина не поняла, что это было — эхо или множество голосов. Но чем бы это ни было, у баса, несомненно, имелись и мощь, и власть. Поэтому когда женщина заговорила снова, она обращалась именно к нему:
— И что они с нами делают? Зачем держат нас в заточении? Если они считают, что мы — их враги, то почему бы им просто не убивать нас?
Бас расхохотался, а вслед за ним засмеялись и остальные. Но это был неправильный смех. Тролли не должны так смеяться. Тролль вообще смеется чаще, чем человек. Он смеется над смешным, над удивительным, над грозным, над опасностью, над колыбелью, над врагом, над котлом с добрым варевом. Тролль не смеется только над троллихой, потому что это против правил хорошего тона и к тому же может оказаться чрезвычайно опасным. А эти тролли смеялись над женщиной. Над той, которая попала в беду и теперь задавала вопросы. Они посмеялись над троллихой, и это лучше всяких слов свидетельствовало о том, как же низко они пали в своем несчастье. Женщина понимала все это, поэтому она рассердилась и приказала:
— Объясняйте!
Тогда они устыдились и заговорили по-другому. Они стали ей все объяснять:
— Они нас ловят.
— Ты уже поняла, что они нас ловят?
— Они поймали нас.
— Они научились нас ловить.
— Они ловят нас, ловят и притаскивают сюда.
— Они запирают нас здесь.
— Они заковывают нас в цепи и сажают под замок.
Женщина молчала, вынуждая тех, невидимых в темноте, продолжать, и они послушно продолжали, потому что провинились перед знатной троллихой и теперь изо всех сил заглаживали свою вину.
— Но они не убивают нас.
— Мы бы тоже не стали убивать их сразу.
— Мы бы сперва заставили их страдать и мучиться.
— Они бы работали на нас.
Для троллей слова «работа», «страдание» и «неволя» были однокоренными. Да и для других народов это обстоит точно так же, но одни только тролли признаются в этом открыто.
— Мы делали бы их толстыми.
— Толстые рабы — вот кем бы они у нас были.
— И они бы страдали и мучились нам на радость.
— Вот как бы мы с ними поступили.
— Совсем не так поступают они с нами.
— Они не получают удовольствия, захватив нас.
— Мы сидим в темноте, а они даже не видят наших несчастий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
