На самом деле, все было так, как сказал Джек Кеннеди. Мир снова сделался реальным. Это было нечто вроде маленького ужина, каких у меня сотни в год. Говорили о погоде (надвигается ураган и ожидаются дожди), о школьном классе дочки Лави, и о том, как поистине великолепно я играла Гершвина, какая жалость, что выступление было прервано!
Посол Советского Союза взглянул на меня (красивое русское лицо было в восхищении от моей одежды), весело провел глазами по цветам на столе, еде и винам. Лаврентий мне всегда нравился: отчасти потому, что действительно получал от музыки наслаждение. И не всегда от такой, какую я понимала.
Как-то мы ездили слушать гастролирующую у нас труппу из советской Грузии – пятьдесят приземистых смуглых красавцев мычали песни-капеллы (это больше походило на рев, каждые несколько секунд прерываемый возгласами «хай и „хэй“). Мне это не по вкусу, но глаза Лави были затуманены, как во время Второго концерта Прокофьева (изумительно музыкальный, но часть аудитории находит его трогательным).
Почти час мы старательно уходили от темы вторжения иных Штатов и особенно от моего Дома.
В этом немало усилий прилагала Джекки. Она и миссис Харт рассказали забавную историю про то, как Пэт Николсон хотела вступить в группу кантри-вестерн, а мисс Хелис, у которой в Южном методическом университете был любовник-тенор, хотела ее разоблачить. Когда мы приступили к курице и дикому рису, Джекки, посмотрела на меня и сказала:
– Нам нужно раскачать остальных, Найла. Может быть, вы исполните нам что-то вроде Берга?
Сенатор пошевелился: очевидно, его снова беспокоила спина.
– Берг? Это такое пронзительно писклявое? Вам это и в самом деле нравится, Найла?
Хорошо, концерт Берга не нравится никому. Это все равно что любить слона. Нравится вам или нет, вы вынуждены за ним ухаживать. Ко я хотела исполнить лучшую его часть. Дома я не могла это сделать, ведь чикагский Оркестр-Холл не подходит для такой вещи. Он хорош, скажем, для Бетховена или Брюса – они так ритмичны и мелодичны, что оркестр даже не слушает себя. Ко для произведений, подобных Бергу, акустика оркестрового зала не годилась.
Когда я объясняла это Джеку Кеннеди, я отметила, что он не слушает: глаза смотрели в упор, но пронизывали меня насквозь, и он рассеянно помешивал вилкой рис. Я решила, что это из-за спины. Как и Лави…
– Ах, сенатор! – вмешался он с добрым юмором русского медведя. – Почему вы не едете в Москву показаться нашим врачам? Наш медицинский институт имени Джугашвили – в честь деда, а не меня – имеет лучших в мире хирургов!
– А что, разве они могут поставить мне новую спину? – проворчал Кеннеди.
– Пересадить спину? А почему бы и нет? Доктор Азимов – лучший трансплантатор в мире! Он пересадил триста восемьдесят пять сердец, не говоря уже о печенках и яйцах. Я не знаю всего точно, поговорим в Москве, когда пройдет первая в мире успешная пересадка геморроя… Ицек сделает это!
Засмеялась я, улыбнулась и Джекки. За столом смеялись все, кроме сенатора. Он едва улыбнулся, – но улыбка тотчас потухла на его губах.
– Сожалею, Лави! – сказал он. – Но боюсь, что сегодня мое чувство юмора работает не очень хорошо! – Он положил вилку и повернулся. – Гэри? Вы сказали, что привезли Джерри Брауна? Я имею в виду нашего…
– Да, сенатор! Его нашли в штате Мэн, но полет задерживается из-за плохой погоды.
Сенатор состроил на лице гримасу, потирая свою спину.
– Из-за погоды, говорите? – сказал он и махнул дворецкому для смены тарелок. – Господь знает, что сделает Браун! Я думаю, наш Джерри хотя бы подскажет о своем коллеге-двойнике.
К разговору присоединился Харт:
– Я хочу лучше понять действия этих ребят. Может быть, нам стоит набрать их двойников и нанести ответный удар?
На меня никто не взглянул, кроме Джекки.
– Найла! – сказала она. – Вы, конечно же, знакомы с Домом Де Сота?
И я поняла, зачем пригласили именно меня: не говоря открыто, Джекки дала мне почетный статус его жены… или невесты. Лучше она и не могла ко мне обратиться, ведь репутация Дома стала абсолютно туманной.
Она продолжила:
– Я считаю, вы разговаривали с Де Сота, прежде чем он уехал в Мехико.
Тактична! Конечно же, проболтался помощник Дома!
Интересно, он что-нибудь говорил о причинах?
Я заколебалась:
– Не знаю, слышали ли вы о том, что произошло в Сандии.
Лаврентий сказал:
– Полагаю, да, милая миссис Боуквист! Даже я что-то слышал!
– Вы можете говорить открыто! – подбодрил сенатор. – Даже если это и было секретом, то не теперь!
– Хорошо, сенатор говорил что-то о собственном двойнике… Точно… кажется, у него были те же отпечатки. Они хотели устроить очную ставку.
– Все сходится! – торжествующе сказал Гэри Харт. – Так мы и думали, сенатор! Человек по телевидению не был настоящим Домом Де Сота!
Сенатор кивнул и сделал дворецкому знак:
– Мы будем пить кофе в моем кабинете, Альберт! – И всем нам: – Давайте взглянем еще разок на того парня!
Мне было необходимо время, чтобы осмыслить сказанное. Мы находились в громадном кабинете (больше моей комнаты в Чикаго), достаточно большом для военных совещаний и секретных встреч. Здесь находилось четыре телемонитора и огромный экран, имелся видеомагнитофон. Джек Кеннеди сидел в углу рядом с кондиционером и дымил сигарой, наблюдая ретрансляцию лица Дома, которое говорило его голосом невозможные для Дома слова. Я в это не верила.
Как и Джек.
– Что вы думаете по этому поводу? – спросил он у собравшихся.
Никто не ответил, и я увидела, что Харты повернулись ко мне.
Я удивилась, разве они считают меня виновной за неслыханное перерождение Дома? Морально, в конце концов… Я задумалась на секунду.
– Вы можете прокрутить запись снова? – спросила я дрожащим голосом и достала из сумочки очки, которые никогда не носила на публике. Я внимательно всматривалась в любимое лицо, вслушивалась в интонации и наблюдала за каждым жестом.
Еще сомневаясь, я ответила:
– Он выглядит более худым, может быть, это не он? Хотя, если изображение немного искажено… иначе…
– Иначе, – сказал Харт, – мы правы, сенатор! Это их Дом Де Сота!
– Я так и думала! – шепнула Джекки, протягивая руку к моему креслу.
Я почувствовала, как она по-матерински ласкает мое плечо. Мне хотелось поцеловать ее, я не знала, что творилось в моей груди. Ах, Дом! По крайней мере, ты мог быть неверным жене, но ты не был предателем!..
– Я думаю, Гэри, – сказал сенатор, – самое время просмотреть сводку новостей ЦРУ.
Он взял у помощника пачку листов, надел очки и стал читать верхнюю страницу.
Я не слушала и чувствовала огромное облегчение. Хотя меня по-прежнему беспокоили Ферди и Мэрилин, одна потрясающая боль притупилась. Еще оставалось время, и я могла успеть позвонить Ферди, может быть, на этот раз я решусь сказать ему то, чего боялась… Конечно, еще оставалась Мэрилин…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
