Роджер привез наконечник ко мне в Оксфорд, чтобы высверлить препарат. Мы осторожно извлекли фрагмент, выделили коллаген и подвергли его ультрафильтрации. Полученный возраст оказался на 4000 лет старше, 32 000 ± 230 лет, что полностью совпадало с датировкой схожих артефактов на континенте. Казалось, что ультрафильтрация станет важнейшим шагом к повышению точности датирования.
Обрадовавшись, мы распространили нашу деятельность на другие археологические стоянки, а позднее охватили и всю Европу. В частности, это позволило нам поработать на некоторых основных археологических раскопках Франции с глубокой стратиграфической последовательностью, включающей в себя период жизни поздних неандертальцев и появления там первых «современных» людей. Мы трудились на 40 с лишним стоянках в Испании, Италии, Германии, Франции, Бельгии и Греции. К сожалению, в 2009 г. Роджер, бывший не только моим соавтором по нескольким значимым публикациям, но и одним из ближайших друзей, покинул этот мир. Ему было всего 62 года, он находился на пике своих возможностей и один за другим получал ответы на вопросы, которые ставил на протяжении всей своей научной карьеры. У меня совсем было опустились руки, и меня удержало на плаву лишь осознание того, насколько сильно он хотел бы увидеть обнародованными результаты почти 10-летних исследований.
Наш итоговый труд был опубликован в 2014 г. Для того чтобы свести и проанализировать данные по образцам из множества регионов, где мы работали, потребовалось более пяти лет. Мы намеревались изучить временнýю взаимосвязь между неандертальцами и «современными» людьми в Европе. Из наших результатов следует, что «современные» люди и неандертальцы сосуществовали на континенте на протяжении 2500–5000 лет, пересекались в своих ареалах обитания, но вовсе не обязательно жили бок о бок. Выводы из этой важной работы мы подробнее рассмотрим в главе 15. В статье, увидевшей свет в Nature, Роджер в последний раз был упомянут в обширном списке моих главных соавторов{159}. Пришла пора двигаться дальше. Я планировал расширить область исследований и очень хотел поработать в России.
В 2010 г. внимание всех палеоантропологов мира было приковано к Денисовой пещере, где нам по-прежнему не удавалось разгадать целый ворох загадок о девочке «Денисова 3» и популяции денисовцев. Одной из главных проблем, стоявших перед исследователями, была неуверенность в возрасте человеческих останков. Ученые имели возможность пользоваться аппаратурой для радиоуглеродного датирования, но результаты давали очень большой разброс – от 50 000 до 17 000 лет. К примеру, первичный анализ столь значимой находки, как косточка «Денисова 3», показал, что ей не то меньше 30 000 лет, не то больше 50 000{160}, и виной тому был разнобой в данных радиоуглеродного анализа.
Я был убежден, что мы способны провести эту работу лучше. Мне казалось, что если нам удастся датировать большое количество образцов, то можно будет исследовать так называемую тафономию стоянки и понять, представляет ли этот разнобой действительную проблему. Тафономия – это наука о закономерностях образования отложений, позволяющая установить, каким образом кости, головни костра и т. п. оказываются в том или ином месте археологической стоянки[43]. Материал может быть «остаточным», то есть относиться к тому времени, когда в данном месте еще не обитали люди, а может быть «интрузивным» – перенесенным из одного слоя или участка стоянки в другой животными, рывшимися в земле, и, конечно, людьми, которые что-то копали и обустраивали. Наша задача – выбрать наилучшие образцы. Для того чтобы по ошибке не датировать интрузивный материал, мы обычно стараемся отыскивать кости, сохранившиеся «в сочленениях», то есть в своем подлинном анатомическом положении. Это означает, что они не подвергались перемещениям после того, как оказались в данном месте. Только вот в Денисовой пещере таких костей найдено не было. По этой причине нам приходится обходиться материалом, подвергшимся «обработке» человеком: костями с едва заметными порезами, оставшимися от кремневых инструментов, или артефактами и предметами, изготовленными людьми. Это единственный способ определить время, когда люди жили на исследуемой стоянке.
Мы остро нуждались в радиоуглеродном датировании, и для того, чтобы планомерно вести эту работу, требовалось установить тесное сотрудничество между русскими и западными учеными. Но, в отличие от европейских археологов, чья деятельность поддерживалась инвестициями в исследования и инфраструктуру, наши русские коллеги испытывали большие трудности в постсоветский период. Множество талантливых ученых были связаны по рукам и ногам отсутствием современного технического оснащения. Радиоуглеродных ускорителей в России не было вообще.
В своих исследованиях я пытался установить, когда, каким образом и какими путями «современные» люди покинули пределы африканского континента и распространились по Евразии. Хотя предыдущий этап моей работы был посвящен только Европе, я, разумеется, понимал, что, для того чтобы увидеть полную картину, необходимо обратить внимание и на множество других археологических стоянок по всему континенту. Я буквально спал и видел, как сумею приложить свои передовые методы датировки к находкам с самых разных стоянок, относящихся к периоду перехода от среднего к верхнему палеолиту, 50 000–30 000 лет назад, и выяснить, когда же «современные» люди, неандертальцы и денисовцы расселились по Евразии. Анатолий Деревянко был чрезвычайно заинтересован в сотрудничестве, мне же, благодаря тяжким трудам и везению, удалось получить грант, о котором я упоминал в предыдущей главе, и это позволило нам приступить к работе.
В феврале 2012 г. я отправился в Новосибирск, чтобы обсудить с Анатолием и Михаилом Шуньковым планы предстоящих исследований. Стояли жестокие морозы. Средняя температура в тех местах зимой – минус 20 ℃. Помимо всего прочего, мы сошлись на важности прямого датирования артефактов и обработанных человеком костей, которое поможет надежно вычислить время присутствия людей в конкретном месте.
Притрагиваясь к образцам самых ранних декоративных изделий и украшений, когда-либо изготовленных в Евразии, испытываешь невероятные чувства. В археологической летописи мы встречаем обломки намеренно продырявленных зубов гиены, лисицы, северного оленя и медведя, подвергшихся обработке 45 000 лет назад, а то и раньше. Их, несомненно, носили на шее, а уж по отдельности или в виде ожерелья, нам вряд ли удастся узнать. Не можем мы сказать и для какой цели это делалось. Просто для того, чтобы улучшить свой внешний вид? Могли ли люди того времени украшать себя ради удовольствия, как это делаем мы сегодня, или исходили из каких-то иных соображений? Что означали для людей эти предметы – принадлежность к определенной группе или же к системе верований? Я также думал о том, каким образом они оказались включены в летопись останков и угодили в отложения, накопившиеся в пещере. Их случайно уронили и потеряли или же нарочно выбросили, поскольку они перестали нравиться и больше не были нужны?
Рис. 19. Подвеска из просверленного зуба северного оленя, найденная в Денисовой пещере
Для нас эти предметы уж точно имели необычайную ценность, и нам следовало выработать тщательно продуманный порядок действий, чтобы как можно меньше повредить объект при определении его возраста. За долгие годы работы с костями я отладил технологию сверления «замочной скважины», позволяющую аккуратно взять образец из драгоценной находки. Сделав в зубе маленькую, 2–3 мм диаметром, дырочку, я ввожу туда стоматологический бор и начинаю высверливать внутри полость, откуда через «скважину» сыплется дентин. Этот метод позволяет датировать крошечные образцы, не причиняя им заметных повреждений.
Забрав образцы из Денисовой пещеры и Новосибирска, мы с Катериной полетели в Оксфорд проводить их радиоуглеродное датирование. Первый комплект образцов был предназначен для проверки гипотезы, согласно которой слои с 11.1 по 11.4 в восточном зале, где был обнаружен «Денисова 3», были сильно перемешаны и имели серьезные нарушения в хронологии. В ходе раскопок мы внимательно изучили разрез археологических отложений. Могло показаться, что перед нами непотревоженный массив отложений, но на деле грунт кое-где был неоднородным. Мы понимали, что в пещере на протяжении многих тысяч лет жили хищники, в частности гиены, которые рыли в отложениях норы для своих детенышей, что в конце концов могло сказаться на работе археологов в наши дни. К счастью, благодаря усилиям Михаила Шунькова и его группы нам удалось отобрать надежные образцы из неповрежденных по виду слоев. Мы смогли идентифицировать некоторое количество образцов, найденных в нескольких сантиметрах от косточки «Денисова 3», а также образцы, лежавшие выше и ниже. Вернувшись в лабораторию, Катерина несколько недель занималась извлечением коллагена и изготовлением препаратов, после чего пришло время запускать ускоритель.
