видимость контроля. Мы как в Ковен вернёмся, Танарил хоть пятнадцать порталов откроет в любую точку. Хотя что я зря воздух сотрясаю, разве недоумкам что-то можно объяснить? Только приказать! Вот вам приказали, вы и делаете, — поддела его Наташа.
Я, конечно, понимала, что мы третий день в дороге, и ей скучно, а симпатичный конвоир очень уж остро на всё реагирует, вот она его и дразнит. Но бесконечные ссоры меня уже утомили, а никто этих двоих утихомирить даже не пытался! Из-за выпавшего и растаявшего снега дороги развезло, и мы двигались с черепашьей скоростью, так как колёса по самую ось увязали в глинистой слякотной жиже. Сейчас мы вышли на более-менее плотный усыпанный камнями участок и ехали по нему, оставляя за собой длинный грязный след. Когда налипшее от колёс отвалилось, а дорога стала почти каменной, подруга и решила прогуляться.
— Даже удивительно, что в таком маленьком теле плещется столько яда! Ты, наверное, оттого такая злобная, что из-за твоего характера на тебя ни один мужик не позарится, — прошипел Даттон.
Подруга лишь заливисто рассмеялась в ответ, ей завторил смех в караване.
— Это не яд, Бетон, это магия. У меня, в отличие от тебя, бесталанного, есть доступ к Основе. Вот моя мощная магия во мне и плещется! — фыркнула довольная Наташа. — А что касается моих поклонников, то, к сожалению, в их число тебе никогда не войти. Не люблю глупых мужчин, — с улыбкой съязвила она, внимательно следя за его реакцией.
— Да у меня на такую, как ты, даже ничего не поднялось бы, — возмущённо воскликнул задетый молодой маг.
— Так ты поэтому такой противный, что на молодых красивых девушек ничего не поднимается? Бедняга! К лекарю ходил? — с фальшивым сочувствием спросила она.
Мужской смех раздался со всех сторон, а Даттон явно разозлился по-настоящему.
— Ах ты… — начал он, с присвистом выдыхая каждый звук.
— Попрошу к моим магам не цепляться, — возник рядом Танарил. — Если не владеете талантом пикировки, то к Наташе лучше не суйтесь, она остра на язык и много кому прищемила птичий хвост, в Ковене в том числе. Хотите добиться её внимания — придумайте другой способ.
— Её внимания? Никогда! — яростно прошипел Даттон.
На крайне привлекательном лице возникла гримаса глубочайшего отвращения.
— Тогда чего вы к ней всё время лезете? — устало спросил Танарил тоном, которым родители разнимают подравшихся из-за игрушки детей.
Сейчас скажет, что пять минут играет один, а потом следующие пять минут — другая, иначе строгий папочка игрушку вообще заберёт, и сходство станет полным. Но до этого не дошло, под заливистый довольный смех Наташи Даттон перестроился в другую часть конвоя, а его место занял флегматичный маг постарше.
Я бы поспорила, кто именно к кому лезет, но политическая обстановка обязывала промолчать, мало ли у нас других конфликтов? Мне начинало казаться, что, держа Наташу взаперти, отец не столько оберегал её от мира, сколько мир от неё. Вслух такого говорить я, конечно, не стала, но мысль всё чаще мелькала где-то на задворках сознания.
— Танарил, можно тебя на два слова? — высунулась из кареты я, приоткрыв окно, через которое смотрела на улицу.
Бесконечные выяснения отношений меня порядком измотали, поэтому я решилась сама обратиться к эльфу. Кроме того, последние дни он вёл себя образцово, и я постепенно переставала застывать от напряжения в его присутствии.
— Конечно, — удивился он.
Наташа, кажется, тоже округлила глаза, но комментировать не стала.
Когда мы оказались в карете одни, я взмолилась:
— Прошу, научи меня заклинанию тишины. Или глухоты! Я уже просто не могу, они же целыми днями собачатся! То нас селят не пойми куда, то выгоняют, то камнями закидывают, то ещё и Наташка на рожон лезет! Я больше не в состоянии это выносить!
Слёзы сами навернулись на глаза, в носу защипало, и прижала ладонь к лицу, чтобы не разрыдаться. Я точно знала, что Танарил женские слёзы ненавидел, но поделать с собой ничего не могла. В ожидании, что он меня сейчас ещё и отругает за чрезмерную эмоциональность, я уже пожалела, что его окликнула.
— Моя маленькая, нежная мельда, — ласково сгрёб он меня в охапку и прижал к себе. От неожиданности я даже реветь расхотела, на всякий случай взглянула: это точно он? Уши на месте, зелёные глазищи смотрят участливо. Может, объелся в дороге каких-то поганок? — Ты устала от всего этого напряжения…
Он ласково баюкал меня на руках, а я не сопротивлялась. И это оказалось настолько неожиданно, что я всё-таки решила поплакать. Вдруг это у него разовое помутнение, и больше такого случая не представится? А нам ещё не один день возвращаться, надо наплакаться впрок, вряд ли тут найдутся другие утешители. Разве что Вильел, но мне не хотелось его поощрять.
Я разревелась и даже обняла его за шею, уютно уткнувшись в сильное плечо. Конечно, привычнее было бы с Лимаром, но оказалось, что эльф для этих целей тоже неплохо подходил. Он ласково шептал какие-то успокоительные слова, отчего я расходилась всё сильнее. Да, у меня именно так это работает. Да и вообще, кто-то хоть раз видел истерику без зрителей? Нет! Вот то-то и оно!
Не знаю, сколько времени прошло, но рубашка на плече эльфа стала мокрая и, к моему стыду, немного сопливая. Я, как всегда после основательного рыдания, тихонько икала и боялась поднять на него глаза.
После каждого ика он вздрагивал. Потом начал мелко трястись.
— Ты чего? — спросила я, громко икнув.
Он расхохотался уже в голос.
— Не могу, Ката, это просто уморительно!
— Ничего не уморительно, ик, я всегда икаю после слёз, ик, — обиженно насупилась я.
— И это самое милое, что я когда-либо видел. Знаешь, у меня в детстве был аладай, это такой огромный пёс. Мне он достался маленьким щенком, поэтому стоило ему обпиться молока, он заваливался спать набок прямо возле миски, демонстрируя всем нежно-розовое надутое пузико. И икал во сне, вздрагивая всеми четырьмя лапками, — эльф очень светло улыбнулся и сжал меня чуть крепче.
Так как слезливость уже прошла, то я, наконец, поняла, что нечего мне делать на коленях у Танарила.
— И что с ним случилось дальше? — спросила я, чуть отодвинувшись и раздумывая, чем грозит такое проявление эмоций.
— Брат забрал на охоту, где его задрали дикие звери. Потому что он не был охотничьей собакой, и к такому его не готовили. После этого аладев я больше не заводил, — его черты на мгновение стали привычно жёсткими, и я испуганно замерла, боясь пошевелиться. — Знаешь, я раньше даже не отдавал себе
