Как-то нам удалось на время утолить жажду, когда один из мужей появился с литровкой чистейшего спирта. Он туманно объяснил, что "заимствовал его из корабельного нактоуза". Смешав спирт с фруктовым соком и льдом, мы получили приемлемый пунш, украсивший нашу дневную пирушку".
В те тревожные дни на островах напряженно ждали японского вторжения. Его дождались только немногочисленные обитатели крошечного островка Ниихау, самого западного в группе Гавайских островов. Ниихау принадлежал богатой семье Робинсонов, которые стремились сохранить островок в таком виде, как они представляли Гавайи в далеком прошлом. Раз в неделю на Ниихау приходил с ближайшего острова, лежавшего в двадцати милях к востоку, катер с припасами. Иных связей с Гавайями жители Ниихау, обслуживавшие скотоводческое ранчо, устроенное Робинсонами на острове, не имели.
Однако, когда около двух часов дня 7 декабря японский самолет с пулевыми пробоинами в фюзеляже и крыльях сделал вынужденную посадку на острове, жители Ниихау реагировали молниеносно. Несколько мужчин отняли пистолет и документы у летчика и посадили его в импровизированную тюрьму. Поскольку пилот упорно отказывался говорить по-английски, простодушные островитяне прикомандировали к нему местного японца, а сами с нетерпением стали ждать катера, который что-то не приходил.
Решающие события развернулись 12 декабря: пилот, вступив в сговор с местным японцем, завладел всем оружием, имевшимся на острове, - револьвером и двустволкой. Вооружившись, они стали хозяевами деревушки, жители которой разбежались. Японцы сняли пулеметы с самолета и стали угрожать, что перестреляют всех островитян, если им не вернут документы, отнятые у пилота. Попытка использовать для передачи ультиматума дряхлую старуху, а только она осталась в деревне, не удалась. Никакие угрозы не могли оторвать ее от привычного занятия - чтения Библии.
Тем временем островитяне подготовились к отвоеванию Ниихау. В ночь на субботу им удалось стащить патроны к пулемету, а с утра, по всей вероятности, самый сильный из жителей Ниихау вместе с женой отправился в разведку. Японцы схватили их. Островитянин по-доброму посоветовал бросить играть с оружием - как бы не случилось беды. Взаимные оскорбления - и скоро все четверо в жестокой схватке катались по траве. Пилоту удалось ранить из пистолета местного великана, что вывело того из себя. Он схватил пилота и разбил ему голову о каменную стену. Взглянув на бездыханное тело, его союзник застрелился на месте из ружья. Тем и закончилось вторжение на Ниихау, единственное на Гавайях.
Соучастие местного японца в попытке летчика с истребителя "Зеро" овладеть островком было единственной вылазкой "пятой колонны" на Гавайях. Таков честный вердикт истории. Тогда же, по горячим следам за Пёрл-Харбором, ответственные американские деятели думали по-иному. 12 декабря адмирал X. Киммель докладывал Г. Старку: "Работа "пятой колонны" внесла громадное смятение".
Военно-морской министр Ф. Нокс, приехавший в эти дни на Гавайи, сообщал Ф. Рузвельту: "Работа членов японской "пятой колонны" сразу за нападением заключалась в распространении по радио десятков ложных и противоречивых сообщений о направлении, куда улетели японские самолеты, а также о том, что везде маячат японские корабли"{80}. 15 декабря Нокс на пресс-конференции в Вашингтоне обобщил: "Я считаю, что "пятая колонна" сработала лучше всего за всю войну на Гавайях, за исключением, быть может, Норвегии".
По поводу этих и других суждений Г. Прандж заметил, имея за плечами десятилетия исследования Пёрл-Харбора: "В действительности флоту, армии и гражданскому населению Оаху вовсе не было нужды в помощи "пятой колонны" для создания всеобщего замешательства", взращенного "как поганка на почве, унавоженной подозрениями и истерией"{81}.
Г. Прандж прав.
Сша и Япония в войне
Громадный, как представлялось тогда, успех удара по Пёрл-Харбору породил внушительную легенду - среди пилотов, атаковавших американский флот, были немцы. На Гавайях нашлись даже "очевидцы", видевшие за штурвалами японских самолетов европейские лица. Что тут сомневаться, конечно, только гитлеровским люфтваффе, а не "азиатам" по плечу содеянное!
В действительности гитлеровское руководство узнало о Пёрл-Харборе из радиоперехвата, когда над Берлином уже сгустилась ночь 7 декабря. Поднятый с постели Риббентроп не поверил сообщению, которое, "вероятно, пропагандистское ухищрение врага", и потребовал, чтобы его больше не беспокоили до утра. А в 1 час дня 8 декабря к нему явился Осима с официальной просьбой "немедленно" объявить войну США. Гитлер, разумеется, стоял за это и засел за подготовку трескучей речи против Рузвельта, что потребовало времени. Отсюда задержка с объявлением войны США до 11 декабря 1941 года.
По всей вероятности, Рузвельт и Хэлл знали о происходившем в Берлине и в ожидании неизбежного из Европы не отвлекались от дел на Тихом океане.
В тот фатальный день 7 декабря в Белом доме уже в 8.40 вечера сошлись министры. Они расселись в Овальном кабинете. Президент серьезно сообщил, что по значимости совещание можно сравнить только с тем, которое провел А. Линкольн со своим правительством в начале Гражданской войны в США, то есть в 1861 году. Тут в кабинет стали входить лидеры конгресса, толпа сенаторов и конгрессменов. Они оттеснили членов кабинета от стола и сгрудились вокруг президента.
Военный министр Г. Стимсон подал голос: коль скоро США вступили в войну на Тихом океане, нужно объявить войну еще Германии и Италии. Нечего тянуть. Гул одобрения покрыл резкий голос Рузвельта: "Не надо". Воцарилась тишина. Франклин Д. Рузвельт неторопливо прочитал лекцию об американо-японских отношениях, выделив миролюбие Соединенных Штатов и коварство Японии. Взять хотя бы последнюю ноту Токио, сокрушался президент, "ложь с начала до конца". Он еще описал в самых мрачных красках катастрофу в Пёрл-Харборе. Сенатор Т. Коннэли закричал: "Наши проспали! Где были наши патрули?" Рузвельт развел руками. На том совещание, равное по важности собранию у А. Линкольна в 1861 году, закончилось.
В Белый дом потянулись адмиралы, генералы, бизнесмены, политики и многие другие. А вокруг все сгущались толпы, нестройно певшие "Боже, благослови Америку". Поздно вечером Рузвельт принял известнейшего журналиста Э. Мэрроу. Президент сухо сообщил об известных потерях. Внезапно Рузвельт сорвался, стуча по столу громадным кулаком, он закричал: американские самолеты были уничтожены "на земле, боже мой, на земле!".
8 декабря в 12.20 в Вашингтоне кортеж из десяти сверкающих машин подъехал к южному входу Капитолия. Из первой вышел президент США Франклин Д. Рузвельт. Он был в морском плаще и опирался на руку сына Джимми в форме капитана морской пехоты. Охрана высыпала из трех машин и взяла в кольцо президента. Вокруг здания за кордоном конных полицейских густая, молчаливая толпа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
