А мне, думаю, нельзя начинать задание о Тюдорах, пока не напишу нормальный план. Я выяснил, что Генри Восьмой обезглавил только двух из восьми жен, хотя и это слишком. Вообще-то это прямо сексизм, но в учебнике истории про это ни слова.
Скоро опять напишу. Джимми.
«Лучший юморист года Джимми Конвей и Стелла Скривенс рассказывают анекдот юмористу Грэму Нортону и его загадочному компаньону», — гласила подпись под фотографией в журнале «Ты» на следующей неделе. Вот он я, держу свою награду перед камерой, а Грэм Нортон так многозначительно на нее смотрит. Я был настолько интересен и знаменит, что попал в раздел «Тусовка» журнала «Ты». Уж если меня официально признали Тусовщиком, значит, я и впрямь преуспел. А такого не скажешь даже о теневом министре. Жаль его, в общем-то: член парламента с двадцатилетним стажем, лезет из кожи вон, хочет стать лидером оппозиции, чтобы ему доверили экономику государства. Это, конечно, тоже достижение, если подумать; пускай он и не так известен, как некоторые политики, но можно было бы ожидать, что журнал «Ты» все же наведет справки, прежде чем называть его «загадочным компаньоном Грэма Нортона».
Нэнси обрадовалась за меня меньше, чем я предполагал.
— Тебе вроде бы на телевидении здорово понравилось, — сурово сказала она.
— Гм, ну, в общем, да, захватывающий был вечер.
— А Стелла Скривенс целовала всех лауреатов или только тебя?
— Она радовалась моей победе. Это же вечеринка шоу-бизнеса, там все целуются.
— Точно. Похоже, она весь вечер держала тебя за руку и хохотала над твоими шутками.
— Нэнси, мы с тобой расстались почти десять лет назад. Почему тебя волнует, что Стелла Скривенс или какая-нибудь другая женщина меня целует?
— Да, но мы ведь все еще друзья, не забывай. И как твой друг, я считаю, что ты не должен флиртовать с этой ходячей куклой Барби. У нее только полгода как муж умер.
— А я и не флиртовал. Я ее утешал. Вот и в «Сан» так написали.
— Я просто знаю, что ты себе и получше ее найдешь. Это я тебе говорю как друг.
Я пригласил всех приятелей обмыть награду, но вечер не удался. Когда Дэйв заметил: «Статистически, в Китае не так уж и много народу», все просто кивнули и согласились с ним. А через час Норман сказал мне:
— Я проиграл финал конкурса воздушных гитаристов, если тебе интересно.
— Ох, Норман, вот жалость. Боже, а я совсем забыл.
— Да неважно, — пробормотал он, хотя ясно было, что важно.
— Уверен, ты был лучше всех.
— Нет, я сам виноват. Просто запаниковал. Наверное, я выглядел смешно.
Судя по всему, Панда считала, что Норман заслуживает второго шанса, и просила судей разрешить ему реванш. Крис рассмеялся и сказал:
— А зачем ему? Гитара-то дрянь.
После награждения со мной стали происходить захватывающие вещи, но я чувствовал, что не могу поделиться с друзьями. Новые интервью, фотосъемки, статьи. Газеты хотели знать не только, что у меня в холодильнике, а где я ем, какая у меня комната, как я провожу день. Все телережиссеры враз загорелись оригинальной идеей записать Джимми Конвея в штат своих пилотных проектов. Меня звали обедать разные шишки. Хотя я ничего не заработал, зато за пару недель сэкономил на питании целое состояние и набрал килограмма четыре веса. Никто не мог понять, почему я не сделаю исключение хотя бы для него и не скажу по секрету, где состоится мое следующее выступление, но я хранил верность своим принципам партизанской эстрады, и моего графика не знал ни один человек. В итоге ряд телевизионных заправил оказались вынуждены регулярно посещать эстрадные клубы в надежде застать мой прославленный номер. Увы, похоже, им все как-то не везло. Зато они заметили несколько перспективных юмористов и предложили им первые контракты на телевидении.
Один-два продюсера усомнились в моей решимости не выступать на телевидении, и я объяснил, что это касается только моего эстрадного материала. Если они хотят, чтобы я принял участие в игровой программе или в состязании звезд по выживанию, я буду более чем счастлив им угодить. У меня взяли интервью для ностальгических клипов с названием «Раньше все было так нело-о-овко…», и после эпизода, где Дэвид Соул[47] спел «Не бросай нас, милая», появился я и рассказал ностальгический анекдот о временах панка. В общем-то, я слишком молод, чтобы помнить панк-рок, но на моем участии настояли, потому что те, кто реально помнит панк, уже слишком стары и не понравятся целевой аудитории. Вот я и сидел перед камерой, выдавая готовые фразы, — по-моему, очень забавные:
— Поп-музыка сегодня… — тут я вздохнул, — совсем не то, что панк-рок, который слушали мы. То есть теперь слова можно разобрать. И у песен есть даже мелодия…
Продюсерша, бравшая у меня интервью, на шутку не отреагировала, а просто заглянула в блокнот и спросила:
— Вот чего, Джимми. Вы могли бы сказать, вспоминая старину, что уже тогда казалось, будто больше нет героев?
— Э-э, ну вроде бы, наверное, — ответил я, слегка разочарованный, что мои домашние заготовки никому не нужны.
— Не забудьте, в последней редакции моих вопросов не будет.
— Ясно, прошу прощения, — и я перевел дыхание. — Вспоминая те времена, я думаю, что и тогда нам казалось, что уже не осталось образцов для подражания, что верить не во что, словом, что все герои перевелись.
А в трансляции эту мою фразу пустили под песню «Больше нет героев» группы «Стрэнглерс»,[48] и больше меня не показывали. Продюсерша пыталась заставить меня праздно порассуждать, как мы жили «без будущего», про «нужно что-то менять» и как трудно было пережить «заскоки юности», но потом вдруг заподозрила, что я решил за ней приударить, когда хотел рассказать историю, которая заканчивалась фразой «А я ему и говорю: „Да, сэр, я танцую буги!“».[49]
Я посмотрел себя в программе и решил, что по крайней мере я не так жалок, как большинство других «знаменитостей» на этом шоу. Кто все эти люди? — ожесточенно думал я, проматывая присланную мне кассету. О половине из них я в жизни не слыхал. Наверное, анонимным типом под диктовку можно и не быть, если появляться на публике как можно чаще: тогда я стану слегка известным типом под диктовку.
Я принял участие в дискуссии в прямом эфире утренней программы. Истощение запасов трески в Северном море подсказало нескольким бульварным газетам статьи о том, что традиционная для британцев жареная рыба[50] может навсегда исчезнуть, и они решили, что как раз здесь-то и пригодятся мои знания. Ассистентка режиссера объяснила мне по телефону, что поскольку они пригласили трех серьезных экспертов, то подумали, что Джимми Конвей с его знаменитым рыбным номером сумеет оживить беседу. Так я оказался в зеленой студии рядом с консерватором из палаты лордов, бедолагой тральщиком, который приехал в Лондон из Халла,[51] и голландским депутатом от партии Зеленых в Европарламенте. Там же сидели разные гости по другим вопросам, листали утренние газеты и опустошали бесчисленные чашечки кофе. Посла Эфиопии спросили, где его скейтборд, но другая ассистентка вступилась за него: «Нет, это голод, а скейтборд сейчас гримируют». «У вас атом? — спросили у голландского парламентария, но тут же спохватились: — Нет-нет, простите, у вас ведь только рыба, да?» Нам прицепили микрофоны и, пока шли новости и прогноз погоды, быстро рассадили на диванах, а потом ведущая сказала: «Неужели зажарили всю треску? Со мной в студии четыре человека, которые обсудят конец великой британской традиции». Я сидел и ждал, пока ведущая у меня что-нибудь спросит, а оба политика тарахтели без умолку, и наконец она обратилась ко мне: «Джимми Конвей, а что вы об этом скажете?» И я возвел очи горе и сказал: «Треска! Короче, вот несуразная рыба! Так и прет в трал, и такая вкусная. За миллионы лет, которые потрачены на эволюцию, можно бы и догадаться, что не надо быть таким вкусным, верно? Так что, треска, вымрешь ты. Ну и кто тут виноват? Смирись и уступи место!»
У ведущей было несколько шокированное выражение лица, но когда до нее дошли мои слова, она выдавила из себя громкий смех и пролопотала: «Спасибо, а теперь Келли расскажет нам о новостях бизнеса». У меня было чувство, что вместо «трески» я оговорился и сказал «додо», но все равно было не смешно, потому что рядом со мной сидели борец за защиту окружающей среды и рыбак. Последний вообще приехал аж с Северного моря, а ему и слова не дали вставить. Правда, задали пару вопросов, но оба раза за него ответили политики, а другого шанса ему не представилось.
— Ну да, я так и думала, что четыре гостя для этой темы многовато, — беспечно ответила ассистентка, когда он пожаловался, что весь экипаж шхуны не вышел в море, чтобы посмотреть, как он станет защищать их отрасль. — Не волнуйтесь, может, в следующий раз на вас хватит времени. — Будто для него возможен следующий раз.
