— Привет, Дежо! — махнул я ему.
— Привет, — ответил мальчишка и тут же запустил в меня снежком.
— Эту глупость с санками выдумала моя жена, — словно оправдываясь, проворчал майор. — Она вдруг решила, что это именно то, что может укрепить мое здоровье и развеселить Дежо.
— Мне кажется, здоровье и детские забавы — это не самое главное, товарищ майор, — произнес я, стараясь собраться с мыслями.
— Дезидер Лакатош — твой солдат, и ты имеешь полное право знать все, что с ним связано.
— Так точно, товарищ майор.
— Возьми санки и пойдем, — сказал Кноблох и посадил мальчишку себе на плечи.
Мы шли к дому Кноблоха, и солдаты батальона, которых мы встречали, улыбались, видя начальника штаба с такой ношей. Знали бы они, что произошло потом, когда мы достигли цели путешествия!
— До тех пор пока Дезидер Лакатош-служит в армии, заботиться о его сыне будет моя жена. Сегодня она на собрании, поэтому я остался с Дежо, — сообщил мне майор, пока мы раздевали мальчишку. — Она написала мне все, что нужно сделать. — Майор взял в руки листок и командирским тоном принялся читать: — «Во-первых, посадить Дежо на горшок».
Мы долго искали злополучный горшок. Когда почти вся квартира была перевернута, а необходимое найдено, мальчишка, к нашей неописуемой радости, с удовольствием на него взгромоздился.
— «Во-вторых, — прочитал майор далее, — сварить ему кашу».
Благодаря тому, что все необходимое для этой процедуры было аккуратно расставлено на столе, кашу мы приготовили на славу.
Потом майор и я выкупали Лакатоша-младшего. Процедура прошла почти нормально, если не считать того, что ребенок отгрыз кусок мыла и принялся пускать мыльные пузыри. Причем это продолжалось и тогда, когда нам удалось уложить его в постель. Согласившись поспать, он потребовал, чтобы мы ему рассказали сказку. Ту самую, которую обычно рассказывала тетя.
Майор Кноблох не знал, какую сказку рассказывает на ночь тетя, то есть его жена, но с готовностью начал другую. О солдате и летающем танке. Сказка была довольно оригинальна, и я с нетерпением ждал, чем она закончится. Но мои надежды были напрасными. Мальчишка вскоре уснул, а начальник штаба почему-то не счел нужным продолжать сказку для меня одного.
Потом майор приготовил кофе и подвинул ко мне поднос с пончиками. Я понял, что разговор нам предстоит долгий.
Так и случилось.
— В твои годы я был лучшим командиром роты самоходок, — начал Кноблох. — Служил в Восточной Чехии, в небольшом городишке, и скоро должен был стать командиром батальона. Поговаривали, что и эта должность будет для меня лишь очередной ступенькой. В то время я женился на местной красавице. У нас была сказочная любовь. Как волшебный сон. Наверное, слишком глубокий сон.
Затем нашу часть перевели в другой район республики. В самое что ни на есть захолустье. Родители жены решили, что она со мной не поедет. Им не хотелось расставаться с дочерью. А если бы Ярмила поехала со мной, то им пришлось бы сниматься с насиженного гнезда, расстаться же с собственным домом было выше их сил.
Две недели тянулись нескончаемые семейные советы. У меня была тысяча причин, а главное — желание уехать с родной частью. Но родители Ярмилы были непреклонны.
В конце третьей недели решение было найдено. Тогда оно показалось нам спасительным, на самом же деле это было худшее, к чему мы могли прийти. Я написал рапорт с просьбой перевести меня в городской военкомат. Странно, но даже те, кто рассматривали мой рапорт, не сочли нужным вызвать меня и просто, по-товарищески, сказать, что я схожу с ума. Рапорт был подписан. В двадцать шесть лет я сел за письменный стол.
Дела у меня пошли плохо, и чем дальше — тем хуже. Я стал командовать бумажками и людьми. Одного старика, который пришел сняться с учета по возрасту, я поставил по стойке «смирно». Когда же ему не удалось выполнить команду в соответствии с требованиями устава, я накричал на него. Он уходил перепутанный насмерть и по дороге к двери все пытался выдерживать строевой шаг. По стойке «смирно» я ставил и юнцов, которым только предстояло идти на службу. Те откровенно издевались над моим служебным рвением.
Неоднократно вопрос о моем отношении к людям поднимали на партийных собраниях, и каждый раз я торжественно обещал оставить свои замашки. Потом выплыл наружу и беспорядок в документации, которую, я вел. То, что произошло, было самым ужасным: я потерял доверие коллектива и начальства. Все дела, решение и исполнение которых требовали оперативности, собранности, стали поручать другим. Я же оказался в положении мальчика на побегушках.
Однажды вечером, возвращаясь с работы в отвратительном настроении, я со злости так пнул угол нашего особняка, что отвалился огромный кусок штукатурки. Вечером за ужином я сообщил своим, что подаю рапорт с просьбой вернуть меня в мою родную часть. В захолустье.
Разразился, семейный скандал, однако, к моему удивлению, расстановка сил оказалась на этот раз равной: два на два. Жена приняла мою сторону. Возможно, она надеялась, что мой рапорт не будет подписан. Но начальство и на этот раз пошло мне навстречу. Свою роту я не получил, но в батальон вернулся. Радости моей не было предела. Ярмила в это время жила дома и ждала, как развернутся события.
А дальше все пошло своим чередом. Ничего из ряда вон выходящего не случалось. Я служил в захолустье, меня это вполне устраивало, и я чувствовал, что мной довольны. Изредка, на выходной, мне удавалось выбраться домой. Получить квартиру на новом месте не было надежды. Прошел год. Во время одного из воскресных семейных обедов родилась очередная идея, и тоже плохая. Дело в том, что некое подразделение нашей части располагалось в Западной Чехии в небольшом городке, районном центре. Родители жены — пенсионеры, которых в родном городе ничто, кроме собственного дома, не задерживало, подали объявление об обмене, собираясь переехать в тот самый городок.
Предложений по обмену поступило сразу несколько. Наш выбор остановился на очаровательном домике… Мне даже не пришлось просить о переводе, поскольку в том самом городке освободилась должность командира батальона, а я был в числе наиболее подходящих кандидатов.
Все проблемы разом исчезли. Жили мы в прекрасном доме, я успешно командовал батальоном, а мальчишка, который у нас родился, рос крепким и здоровым. В три года я подарил ему фуражку, очень похожую на военную, и мечтал о том, что мой сын станет когда-нибудь командующим войсками округа… по меньшей мере. В тридцать лет я стал капитаном.
Потом меня пригласили в отдел кадров и предложили поехать на учебу в Брно. «Хоть вы и лучший командир батальона, — сказали мне, — но академическое образование вам не помешает». Смысл был предельно ясен: не будешь учиться — не будет и перспективы.
И снова домашний совет, и снова семейный скандал… На этот раз против меня были все. Даже жена. Зачем куда-то ездить, если я и так хороший командир? Вполне можно обойтись и без высшего образования. Нам, мол, и так неплохо живется…
Я согласился. Вернее, подчинился. Однако не следует думать, что я пренебрегал высшим образованием. Просто я считал, что мое служебное положение и возраст дают мне возможность не торопиться. Спустя некоторое время меня произвели в майоры и вновь пригласили в отдел кадров.
Дома уже не было ни скандала, ни бури, но против учения на этот раз были все. И сам я убеждал себя в том, что таких хороших командиров, как я, — раз, два и обчелся. Обо мне даже в газете писали, а тут — садиться за парту рядом с теми, кто и половины моего служебного опыта не имеет, да просить об увольнительной тех, кто в жизни не познал радости успешных учений, когда твои бойцы поражают все цели с первого раза!
Я отказался. Потом еще раз… Полоса успехов не проходила, хотя они уже не были такими впечатляющими. Все шло отлично до тех пор, пока не появился молодой офицер, о котором все вокруг твердили, что он — яркий талант. Он действительно был талантлив, и академия, которой мне недоставало, уже была за его плечами. Нас с ним поменяли местами. Собственно говоря, это не совсем так. Не будет же сорокалетний, майор командовать ротой! Я ушел в штаб полка, к бумагам. Тем самым, от которых однажды бежал. В общем, вскоре я вновь попросил перевод.
Меня назначили начальником штаба танкового батальона. Этого, нашего. Служу здесь уже пять лет, жду. А чего жду, не знаю… Иногда ловлю себя на мысли, что жду отставки. Но это уже несущественно. Главное, что я хотел тебе сказать: никогда в жизни не соглашайся, на компромисс, каким бы заманчивым тебе, это не представлялось. Кто служит в армии, тот не имеет права на компромисс. Любой компромисс — это начало конца.
Не уступай своей девчонке. Пусть она идет за тобой, а не ты за ней. Иначе бросай эту затею с женитьбой. Переболит. Найдешь себе такую, которая примет тебя таким, какой ты есть, и согласится на все лишения военной службы…
