— Внимание, — сказал Эймос Фаст. Все стояли, пока Фалькенберг не вышел. Адъютант взглянул на часы. — Через десять минут штабное совещание. Спасибо. Все свободны.
Все сразу заговорили.
— Боже, главный старшина, — сказал центурион Брайант. — Планета Фулсона? До такого мы никогда не дойдем.
— Надеюсь, Альф.
Кэтрин Алана и Беатрис Фрейзер вышли вместе, погрузившись в обсуждение торговых марок и расписания доставки. Иен Фрейзер взял за локоть Хесуса Алану.
— Расскажите об этих ракетах Эрликсона.
— Я только что прочел о них в «Военной технологии», — ответил Алана.
— Да? Где…
— Я вам покажу. Номер принесла Кэтрин. Она обедала в гостиной того крейсера СВ, который побывал здесь на прошлой неделе. Ракеты кажутся чем-то новым, не просто усовершенствованием старого.
Официанты принялись убирать со столов и разносить свежий кофе.
— Смирно! — скомандовал главный старшина Кальвин, когда Фалькенберг вошел и вновь занял место во главе стола.
— Вольно, — автоматически ответил тот и сел. Людей за столом стало меньше. Кроме офицеров, только главный старшина Кальвин. Из женщин — первый лейтенант Ли Свенсен, старший аналитик фотоснимков и заместительница Роттермилла.
Она быстро работала на клавиатуре. Крышка стола стала прозрачной, и кристаллы под ней перегруппировались, образовав карту местности, удерживаемой мятежниками.
— Боже, меня тошнит от этого зрелища, — сказал кто-то. Майор Севедж улыбнулся.
— Утомительно, верно.
Свенсен повернула джойстик, и на карте появились условные военные обозначения: темные и отчетливые там, где расположение противника выяснено точно, неясные и призрачные — где о расположении существовали только догадки. Неясные символы намного превосходили по численности четкие.
— Я вижу, майор Бартон не потерял умения маскироваться, — заметил Фалькенберг.
— Парни Иена стараются изо всех сил, — сказал Севедж. По карте ползла дюжина синих точек.
— Разведывательные группы капитана Фрейзера, — пояснила лейтенант Свенсен. На виду у всех три синие точки сменились красными.
— Боже, — произнес капитан Фаст. — Бои. Разве нет лучшего способа обнаружить солдат Бартона?
— Потери, капитан? — поторопил Фалькенберг.
— Очень небольшие, сэр. Три человека убиты. Семь ранено, все вывезены по воздуху. Вряд ли это можно назвать боями.
— Простите, Иен, — сказал Фаст. Он посмотрел на Фалькенберга, потом на капитана Роттермилла. — Справедливо ли сказать, что мы не знаем, где расположены большинство частей Бартона, и понятия не имеем, где плантаторы прячут борлой?
Роттермилл неохотно кивнул.
— Можно выразиться и так. Неприятно слышать, но справедливо.
— К тому же, — продолжал капитан Фаст, — перед нами бездорожье. Хуже, чем просто бездорожье. Болота и джунгли. Транспортировка возможна только по воздуху, а у противника есть эффективные переносные комплексы «земля-воздух». Мы можем провести несколько групп за линию противника, но эффективное проникновение в глубину вражеской территории невозможно.
— Справедливый итог, — сказал Роттермилл. — Можно добавить, что они отлично охраняют сведения со своих спутников, а дворец губернатора протекает, как решето.
— Предложения? — спросил капитан Фаст. Роттермилл пожал плечами.
— Занять их проклятые плантации, — предложил один из командиров батальонов. — Начать с самых близких и пройтись по всем. Их всего несколько сотен…
— Конечно. А как потом их удерживать? — спросил Роттермилл. — По две манипулы на ферму? Почему бы просто не украсить наших солдат яркими лентами и не пригласить Бартона к ним? Боже, Ларри…
— Сжечь чертовы фермы! Мои солдаты готовы это сделать. Этого мятежники не выдержат, они заставят Бартона сражаться.
— Боюсь, у нас нет транспорта, необходимого для подготовки засад, — сказал Фалькенберг. — И существуют еще политические соображения. Сомневаюсь, чтобы губернатор Блейн позволил нам зарезать свою курицу.
— Да. Так что же нам делать?
— Пусть парни Иена продолжат разведку, — сказал майор Севедж.
— Я могу отправиться сам, — предложил Иен Фрейзер.
— Нет, — ответил Фалькенберг. — Вряд ли это наша лучшая кампания, но пока она идет хорошо, насколько можно ожидать. Оппозиция… должна передать товар людям Бронсона. Или кому-то другому, в данном случае неважно. Нам только нужно помешать им. В кредит майор Бартон действовать не может и обещаниями не удовлетворится.
— Если мы захватим борлой, Бартон вообще откажется воевать, — сказал капитан Фаст.
— Да, сэр, — ответила лейтенант Свенсен. — Мы стараемся…
— Все мои люди стараются, — сказал Роттермилл.
— И мои тоже, — заметил Иен Фрейзер.
Сержант Тарас Гамильтон Мисковски уменьшил огонь в минипечке, почти полностью закопанной в землю.
— Пора пить чай.
Остальные четверо членов разведывательной группы жались под навесом из пончо Мисковски. Они машинально прикрывали теплые чашки ладонями, хотя теплый дождь ограничивает видимость искателей тепловизоров сотней метров. Мисковски поглядел на путаницу лиан, древесных стволов, экзотических цветов и листьев необычной формы. Он никогда не слышал, чтобы какой-нибудь прибор смог под таким лесным покровом засечь источник инфракрасного излучения, но хороших привычек всегда стоит придерживаться.
Джунгли не походили ни на что растущее на Земле, но это не беспокоило Мисковски. Он никогда не бывал на Земле, и земные джунгли были бы ему так же незнакомы, как джунгли Танита. Мисковски вступил в Легион на Хейвене, и его первоначальная подготовка включала операции в горах.
Ему пришлось быстро учиться. Всем пришлось. На Таните либо быстро обучишься, либо не проживешь долго. Насекомые не особенно беспокоят людей, но есть множество больших тварей, которые очень беспокоят. А грибкам все равно, где расти. Он посмотрел на своих солдат:
«Два новых лица. На этот раз привередничать не пришлось. Кауффман мертв, Хванг в регенераторе — как всегда, не вовремя… но этот Фуллер умеет водить вертолет. Сильный ветер, и дождь как из ведра, и цепная пила Клаудуокера, тупая, как дерьмо; проклятая площадка, которую мы расчистили, слишком мала для посадки птички… Хоуви лежит у его ног. Сукин сын этот парень Фуллер, но летать умеет! А не обязан был, потому что я не должен был позволить Бульдогам Бартона обнаружить нас. Дерьмо!
Сейчас не очередь Клаудуокера караулить, но ему это занятие нравится: вон он, взял свою чашку и выбрался из-под навеса, прихватив ружье и повесив его через плечо».
Клаудуокер пошел по тропе, а Мисковски осмотрел оставшихся членов своей манипулы. Один из новичков — Энди Овасси. Мисковски его знал: он много лет пытался попасть в специальные разведгруппы. Второй…
Мисковски поднес к губам металлическую кружку. Пил и разглядывал лицо новичка. Бьюфорд Парди. Мулат, судя по внешности.
— Капитан Фрейзер обычно не направляет новичков в разведгруппы, — сказал Мисковски.
— Эй, сарж, он ведь жил здесь. Привык, — сказал Овасси.
— Да, я об этом слышал.
Наступило долгое молчание. Дождь колотил по навесу и капал с краев. Наконец Парди сказал:
— Мне многому предстоит научиться, верно?
— Похоже на то, — ответил Мисковски и поставил кружку. — Ну, ладно. Дай твое пончо. — Он сложил пончо вдвое и положил на землю. Тендон и Овасси придвинулись. Мисковски отрегулировал приборы на шлеме, и на пестром зеленом фоне пончо появились слабые очертания местности. — Хорошо. Мы здесь. — Он не обращал внимания на красные пятна, показывающие, где их поджидают в засаде Бульдоги Бартона. — Спутник показывает, что к западу от нас деревня. Двенадцать километров. Стандартная процедура. Нужно быть осторожными, но они как будто не работают на Бартона…
— Нет, — подтвердил Парди.
— Да? Откуда ты…
— Это деревня моего дяди Этьена, — сказал Парди.
— Не врешь?
— Не вру, сарж.
— А ты сам откуда, парень?
— Из деревни примерно в девяноста километрах к югу отсюда, — ответил Парди. — В ответвлении низины, которая тянется до деревни Этьена. Зубатка не заходит так далеко вниз по течению. Тут ее ловят мелкие несси. Мы пять-шесть раз в год привозим свой улов, чтобы поменять на морскую рыбу.
— Чтоб меня окунули в дерьмо! Хорошо, Парди, на каком языке говорят в этой деревне?
— На куни.
— А это что такое?
Парди испустил поток музыкальных, но совершенно непонятных звуков. Он улыбнулся:
— Больше похоже на англик, чем вы думаете.
— Должно быть, больше, чем я думаю, — пробормотал капрал Тендон.
— Ты на самом деле так говоришь? — недоверчиво спросил Мисковски.
— Конечно. Я с ним вырос.
— А как ты научился настоящему языку? — спросил Тендон.
