После того как были восстановлены черты лица древнего охотника, Эроя заболела нервным расстройством. Случай сыграл с ней злую и нелепую шутку. Древний охотник оказался словно близнецом Веяда. Сходство было поразительное. Все напоминало об отсутствующем: очертания лба, разрез глаз, характерный нос с горбинкой, губы. Не хотелось верить, но это было так.
Со случайным сходством (чего на свете не бывает!) можно было бы примириться, если бы Веяд был здесь рядом, на Дильнее. Но увы! Даль хранила молчание.
Два месяца Эроя не заглядывала в свой институт. Она гостила у брата Эрона-младшего.
— Индивидуальность, — рассуждал брат, — морфологическая неповторимость… Так ли уж это абсолютно? Поверь, дорогая, нет. Меня до сих пор дильнейцы часто путают с неким телепатом Монесом. А я терпеть не могу ни этого Монеса, ни эту сомнительную науку телепатию. Но что поделаешь! Природа поленилась и сотворила нас похожими. Уверяю, случай тебя всегда может свести с дильнейцем, похожим на Веяда. Что за беда, если двойник оказался старше твоего отсутствующего друга на пятьдесят тысяч лет? Хорошо, что он не сверстник, и ты не можешь встретить его у общих знакомых, как я встречаю иногда своего «близнеца»-телепата… Однажды я ему наговорил дерзостей насчет познания без органов чувств… Вот уж прошли века, а наука все не может проверить подсовываемые этими ловкачами факты. Разгадали физическую сущность гравитации, а физическая суть этих сомнительных явлений все еще показывает ученым кукиш и водит за нос всех, не исключая моего двойника-телепата.
Эрон-младший всегда был в хорошем настроении. Казалось, он не знал усталости, хотя работал над решением грандиозной проблемы. Вот уже три года он бился над задачей, которая казалась неразрешимой всем его помощникам и друзьям.
— Ум обычного среднего дильнейца, — объяснял он свою идею сестре, — это ум, укладывающийся в том познании, которого достигло его время от начала до конца его биографии. Но что такое гений! В сущности, никто до конца этого не знает. Гений — это ум, заброшенный в настоящее из далекого будущего. Тривиальный, но тем не менее правильный ответ. Почему хотя бы раз в столетие случается такое явление, когда будущее посылает нам своего вестника? Пока оставим этот вопрос в стороне. Он для меня не так важен. Меня интересует «что», а не «почему». Я и мой друг Арид пытаемся создать модель ума, обогнавшего своими логическими возможностями современные умы по крайней мере на несколько тысячелетий. Наш отец изучает познание насекомых, познание, загнанное в тупик, придаток адаптации. Становление дильнейца, его эволюция говорит о том, что наш ум, наши логические способности бесконечно шире тех задач, которые связаны с адаптацией, с приспособлением к среде. Но иногда, правда очень редко, в одном дильнейце законы наследственности сосредоточивают грандиозное познание, необычайные способности… Благодаря этим гениально одаренным членам общества всему обществу удается заглянуть в даль будущего, расширить круг познания… Я мечтаю о таком мозге, который перенес бы нас вперед на многие тысячелетия, раскрыв множество тайн, окружающих нас. Мы научились воспроизводить тончайшие интеллектуальные процессы, но перескочить через границу того, чего достигли общество и наука, мы не можем. Мы не знаем тех логических законов, по которым будут мыслить дильнейцы через тысячи лет.
— А не зная этих логических законов, — спросила Эроя брата, — как ты построишь модель ума, обогнавшего современников на тысячелетия?
Эрон-младший улыбнулся.
— Для того и существует фантазия, чтобы расширять окружающий нас мир, мысленно преодолевать пространство и время. Мы ищем эти логические законы. В моей лаборатории работают не только самые талантливые физиологи и кибернетики Дильнеи, но и самые выдающиеся логики. Люди различных специальностей и профессий, пожалуй, все, за исключением телепатов. Эту сомнительную науку я не пускаю за порог своего института. Но представь себе, мой «двойник»-телепат, о котором я тебе говорил, на днях предложил мне свои услуги.
— Он в самом деле очень похож на тебя?
— Внешне да. Очень. Такого же роста. Так похож, что я сам готов принять его за себя. Но в складе ума у нас нет ничего общего. Я ненавижу телепатию… Пойдем ко мне в лабораторию. Я познакомлю тебя со своими помощниками. Среди них есть один выдающийся логик. Я тебе о нем говорил. Его зовут Арид. Кстати, он интересуется древним мышлением. И хочет поговорить на эту тему с тобой.
Рассказывает Павлушин
Я нашел эту книгу в Михайловском сквере возле памятника Пушкину. Кто-то забыл ее, и она валялась под скамейкой на песке.
Кто же был этот рассеянный читатель, кто, а главное- откуда?
На этот вопрос пока еще нет ответа, так же как никто еще не сумел прочесть хотя бы одно слово в этой странной книге.
Где она была издана? На каком языке? И это тоже долго оставалось тайной. Она побывала у всех лингвистов Ленинграда и Москвы, знатоков всех языков и наречий. Но что толку? Никто не сумел прочесть даже ее названия.
За каких-нибудь два-три месяца я стал знаменитым человеком, почти таким же знаменитым, как археолог Шлиман или шахматист Тайманов, хотя вся моя заслуга перед человечеством состояла только в том, что я нагнулся и поднял лежавшую на песке книгу.
Теперь в ящике для писем и газет на дверях нашей квартиры не хватает места и для десятой части той корреспонденции, которую я получаю. Почтальон, низенькая девушка с красным негодующим лицом, заходя ко мне, сокрушалась:
— Уф! И лифта нет в доме. Третий этаж. Долго вам будут писать со всего света?
— Долго, — отвечал я.
И действительно, кто только мне не писал! Школьники из Казани, пенсионеры из Баку, студенты из Киева, журналисты и физиологи, буфетчицы и математики и даже один не то сумасшедший, не то чудак, утверждавший, что книгу издали в Женеве в знаменитом издательстве SKIRA просто для рекламы.
Глупость! Кто же станет рекламную книгу издавать на неизвестном языке?
В тот день, когда я нашел книгу, я не придал своей находке никакого значения. Я думал, что какой-нибудь иностранец, западный немец или француз, засмотревшись на здание Русского музея, замечтавшись, уронил эту книгу.
Иностранец? А может, не иностранец, а инопланетец?
Впрочем, этот вопрос задал не я, а корреспондент журнала «Кибернетика и будущее», приезжавший знакомиться со мной из Москвы. Так он назвал и свою статью: «Инопланетец». И на всякий случай поставил вопросительный знак.
Был ли он искренне убежден в своей правоте, не знаю, но он горячо убеждал читателей журнала, что на скамейке в Михайловском сквере перед памятником Пушкину побывал некто, чьи облик и ум были сформированы за пределами Земли, а может, даже и солнечной системы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
