У меня, стоявшего у истоков непосредственного решения вопроса о трудоустройстве М.С. Горбачёва, подобная двойственность вызвала неприятные чувства и, как мне видится, здесь проявилось очередное его лукавство. Хотел бы я этого или нет, другой квалификации таким действиям дать невозможно, то есть они ещё раз подтверждают те некоторые личные качества, которые были присущи М.С. Горбачёву.
В этом плане характерен и другой пример. В личном листке по учёту кадров, находящемся в бывшем Ставропольском партархиве, который заполнен Горбачёвым в день предстоящего утверждения его на бюро крайкома ВЛКСМ в должности заместителя зав. отделом пропаганды и агитации 15 августа 1955 года, в графе «Трудовая деятельность» указана работа помощником комбайнёра в 1946–1950 годах. А ведь на самом деле в это время он был учащимся средней школы. Думается, незнанием им, дипломированным юристом, порядка заполнения личного листка это объяснить невозможно. По всей вероятности, сказалось стремление к свойственной ему саморекламе.
Исходя из того, что прокурор дал согласие на открепление молодого специалиста от места распределения, я повёл с Горбачёвым разговор в конкретном плане и предложил поехать работать, естественно, в случае его избрания, секретарём сельского райкома комсомола. Он подумал и ответил: «Я парень деревенский, этого не боюсь. Но, Николай Тимофеевич, вы же меня направите куда-нибудь туда — в восточные районы, в сухие степи». «Конечно, — сказал я ему, — там у нас всегда потребность в кадрах». Миша в принципе вроде бы не возражал, но сослался на одно «но», которое не позволяет забираться в глубинку, в далёкие от Ставрополя районы. «Дело в том, — сказал он, — что моя жена Рая страдает болезнью щитовидной железы, к тому же она продолжает учиться, по окончании университета будет философом. С этой специальностью ей там, в глубинном районе, тоже придётся туго. По этим причинам не больше чем через год я буду вынужден проситься переехать в краевой центр. Естественно, такие действия будут восприняты как «дезертирство». И я буду выглядеть в ваших глазах, Николай Тимофеевич, хлюпиком и неустойчивым человеком».
Смотрю: вроде бы логично размышляет. «Ладно, раз такое дело, — говорю, — инструктором в крайком комсомола пойдёшь?» «Если доверите, конечно», — ответил он. Я попросил Мишу, чтобы он несколько минут посидел в приёмной и подождал моего приглашения на дальнейший разговор. Как только он вышел от меня, я сразу же позвонил первому секретарю крайкома ВЛКСМ В.М. Мироненко и переговорил с ним в отношении наличия вакантной должности инструктора. Виктор поинтересовался, для какой цели? «Да есть тут, — ответил я ему, — один паренёк — Миша Горбачёв, достаточно подготовленный, с университетским образованием. Имеет желание поработать в комсомоле. Было бы неплохо взять его, а там посмотрим, что из него получится». В.М. Мироненко заявил, что найдёт такую возможность.
Я позвал Мишу и теперь уже порекомендовал ему идти к В.М. Мироненко. Он спросил: «А кто такой Мироненко?» Когда я сказал, что это первый секретарь крайкома ВЛКСМ, он всполошился. По тем временам это была крупная фигура в крае, и молодой выпускник заметно волновался перед такой ответственной встречей. Когда он скрылся за дверью, я вновь взялся за телефон. Звоню Мироненко. Договорились с ним: как побеседует с Мишей — мне обязательно сообщит своё мнение. Через некоторое время — звонок.
«Парень хороший, — с ходу докладывает Мироненко, — из Московского университета, знает деревню, соображает, язык подвешен. Чего же лучше?! У нас есть вакансия заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации. Он подойдёт. Не будете возражать?». «Нет, говорю, — если он вас удовлетворяет на такую должность, пожалуйста, устраивайте, вам же с ним работать, не мне». Так и договорились. «А где он?» — спросил я. «Пошёл к вам».
Вскоре Миша появился у меня в кабинете. «Ну, как?» — «Во парень какой Мироненко», — доволен, чувствовалось, очень. А Мироненко был чуть-чуть старше Горбачёва. Быстро, оказалось, нашли общий язык. «Так вот, — объявляю ему, — заместителем зав. отделом пропаганды и агитации крайкома ВЛКСМ пойдёшь?» Заморгал глазами, растерялся. «Я не знаю, конечно, — завозился в мыслях. — С пропагандистской работой немного знаком…» И через минуту своё, коронное: «Если доверите…» Ну и всё такое прочее. «Давай, — говорю, — Миша, дерзай!»
Так он и начал работать в крайкоме комсомола. Я ему и с квартирой помогал, когда в его семье родилась дочка. Трудно было им жить на частной квартире. Он в положительном плане отзывался обо мне. Часто изрекал: дескать, у Николая Тимофеевича сильная рука, или дорогу даст и поможет по ней идти, или с дороги собьёт. Впоследствии, когда он уже стал первым секретарём крайкома КПСС, по случаю праздников всегда присылал мне поздравления с добрыми пожеланиями в жизни и работе. Но я не забывал и часто вспоминал те «но», о которых он мне в своё время говорил. И, в частности, когда в отношении Раисы лукавил: никакой, насколько мне известно, болезнью щитовидки она не страдала. Видимо, Мише уж очень хотелось угодить любимой и властной жене при выборе себе престижного места работы в ранней жизни.
Загадочным оставался и, с моей точки зрения, объяснению не поддавался тот факт в жизни Миши Горбачёва, когда он, несмотря на то что с отличием закончил университет, получил специальность юриста и направление для работы в органы прокуратуры края, желания профессионально заниматься этим делом не изъявлял. И только потом стало в какой-то степени ясно, исходя из письма, которое он за два года до окончания университета, проходя в летние каникулы учебную следственно-прокурорскую практику у себя, в Красногвардейском районе (бывшем Молотовском), написал своей жене Раисе. Вот в этом письме он как раз выразил своё отношение не только к обстановке, в которой проходил практику как будущий юрист, но и к своим землякам, показав себя с большими претензиями в жизни. Поразительным является его тон в оценке всех, с кем встретился и кому был обязан своей жизнью. Я, конечно, не берусь судить, насколько это было в то время справедливо, но бесспорно одно. По крайней мере, никто из его сверстников не говорил о своих земляках так высокомерно и оскорбительно. Текст этого письма помещён в изданной в 1991 году книге Р.М. Горбачёвой «Я надеюсь…». Не пробыв ни одного дня после окончания университета в качестве юриста, М.С. Горбачёв тем не менее в одном из своих выступлений во время выборов на высший пост в стране упомянул, что он якобы работал непродолжительное время по специальности.
Впоследствии он всё больше уверовал в неизбежность своего счастливого дальнейшего восхождения по ступенькам комсомольской и партийной номенклатуры и в способность быть на виду при безусловной поддержке крайкома партии в его беспрепятственном росте как руководящего работника в крае. Следует заметить, что этому в значительной степени способствовали присущие ему личные качества, как то: постоянная неугомонность, стремление идти смело и энергично, хотя не всегда обоснованно, на осуществление различных новаторских задумок. Он был общительный, обаятельный, контактный с людьми, словоохотливый, всячески старался убедить любого, найти в нём сторонника.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
