– Вы думаете, меня волнует моя репутация? Я вполне готова заплатить за то, о чем спрошу.
– Деньги в обществе не главное, – сказал Фелпс.
– Разумеется, главное!
– Как бы вы ни были горды, – резко ответил ей Фелпс, – Роджер Баскомб не был титулованным принцем. Несмотря на те преимущества, которые вам дало богатство, мисс Темпл, настоящим положением в обществе вы похвастаться не можете.
Мисс Темпл сердито парировала:
– Я еще никогда не видела, чтобы презрение к деньгам оказалось полезным.
– Кто сейчас остался с вами, Селеста? – спокойно спросил ее Свенсон. – Разве нас привлекли ваши деньги?
Мисс Темпл подняла руки, протестуя.
– Но это совсем другое!
– Вас заметят, – настаивал Фелпс. – Когда все закончится, если вам захочется сохранить какое-то положение в обществе…
– У меня нет там никакого положения! – выкрикнула мисс Темпл. – Я – дикарка из Нового Света. И думаю, что важнее этого дела ничего в моей жизни нет!
Она повернулась на каблуках и пошла по узкой Хеллиотт-стрит. Четверо мужчин, избегая глядеть друг другу в глаза, смотрели, как удаляется ее маленькая фигурка.
– Ловко Селеста все провернула, – пробормотал Свенсон.
– Но сама идея, – протестовал Фелпс, – что этот нелепый рулон ткани…
– Когда прячутся, неважно, насколько хорошо удалось затаиться, – сказал Чань, – важно, найдут ли вас. Беглец выдает себя, как выдают животные – тут важны инстинкты, и этого нельзя отрицать. Барсука выдает запах. Графиню – наряды и украшения.
– Я бы поискал в доме какой-нибудь милой знатной дамы, – согласился Каншер, – где те признаки, которые вы упомянули, могут открыть нечто неожиданное.
– Но ведь с ней ребенок, – сказал Свенсон. – Франческа Траппинг окажется обузой.
Чань покачал головой.
– Учитывая все, что мы о графине знаем, девочка сидит на цепи в каком-нибудь платяном шкафу и лижет клей на шляпных коробках, чтобы не умереть с голода.
Фелпс поморщился.
– Кардинал…
– Шляпные коробки – это еще если ей повезло. – Чань шагнул к Свенсону и стряхнул пыль с его шинели. – Доктор, поскольку ваша униформа намекает на некоторую респектабельность, бегите за мисс Темпл, пока она опять не отправилась в одиночку в новое путешествие. Фелпс, я предлагаю вам направиться в редакцию «Геральд» и найти полный текст той газетной статьи о салоне графа. Мистер Каншер, вы могли бы проверить, не прислали ли новые красные конверты в отель «Бонифаций». Поскольку рабочий день заканчивается, я рекомендую поспешить. Давайте встретимся через два часа в каком-нибудь людном месте. У статуи святой Изабеллы?
Он резко повернулся, собираясь уйти, но Свенсон окликнул Чаня:
– А вы? Что вы будете делать?
– Найду пару свежих носков! – крикнул кардинал, удаляясь, и пробормотал себе под нос: – И потуже затяну их на шее Джека Пфаффа.
За десять минут Чань добрался до реки. Улицы были заполнены людьми: мужчинами, передававшими друг другу бутылки со спиртным, детьми, внимательно наблюдавшими, пока он проходил мимо, женщинами, мечты которых были так же далеки и несбыточны, как звезды. Он предположил, что это бедные бродяги-иностранцы, оказавшиеся в городе без работы и знания языка, но по обрывкам разговоров понял – это обнищавшие горожане, ставшие беженцами в собственном городе. Чань пошел быстрее. Он не хотел неприятностей ни с ними, ни с констеблями, которых эти несчастные наверняка привлекут.
Справа на реке виднелся широкий голландский шлюп, выкрашенный теплой желтой краской цвета спелой груши. Он стоял на якоре довольно далеко от берега, а на палубе были вооруженные охранники. Он и раньше видел такие меры предосторожности для особо ценных грузов, и этот шлюп не был исключением. Из страха перед грабежами всю реку запрудили корабли, не приближавшиеся к берегу.
На углу той улицы, где жил Чань, стояло полуразрушенное здание, и он залез в него через разбитое окно. Кардинал вытащил один из ножей Фойзона, но добрался до крыши без всяких происшествий. Потом прошел по крышам четыре здания и в тишине перепрыгнул на крышу пятого, приземлившись на корточки. В окнах горели свечи и лампы, но в его комнате никто не подавал признаков жизни. Чань толкнул створку, подождал, а потом проскользнул внутрь. Никого. Пол у окна был запачкан перьями и птичьим пометом.
Немногие вещи вызывали у Чаня сентиментальные чувства, и большинство из них – красное кожаное пальто, трость и книги – он уже потерял. Искренне жалея об утрате, он тем не менее почувствовал и оттенок облегчения: чем больше из прошлого исчезнет, тем меньше он будет чувствовать его холодные объятия.
Он зажег свечу и, соскоблив грязь с оконного переплета, захлопнул окно. Чань быстро снял с себя одежду Фойзона и разложил свою – красные брюки в тонкую черную полоску, черную рубашку, чистый шейный платок и чистые носки. Мужчина на мгновение застыл, голый по пояс, раздумывая: зеркало для бритья было под рукой. Но потом натянул чистую рубашку, решив, что у него нет ни достаточного света, ни времени, чтобы осмотреть рану. Чань снова обулся в ботинки Каншера и запасся парой свежих носков, платком, перчатками и еще одной парой темных очков. Защитные очки каменотеса были большой удачей, но он не мог в них драться: они сужали его поле зрения.
Он опустился на колени перед обшарпанным комодом и выдвинул нижний ящик – там были навалены наручные часы, ножи, иностранные монеты и потертые записные книжки, – вынул его и поставил на пол. Достал опасную бритву с ручкой из черного дерева и положил в карман рубашки. Чань прижался лицом к комоду и запустил руку туда, откуда вынул ящик. Он нажал кнопку, и ему в руку упала деревянная шкатулка, в которой хранились три банкноты, свернутые в плотные трубочки, как сигареты. Чань по одной, будто заряжал барабан револьвера, переложил их в тот же карман, куда уже пристроил бритву, и снова вернулся к шкатулке. Под банкнотами лежал металлический ключ. Чань положил его в карман, убрал шкатулку на место и задвинул обратно ящик.
Ему пришлось снова надеть черный плащ Фойзона. Он действительно оказался теплее, чем представлялось раньше, и, в конце концов, это был трофей.
«Вавилон» находился на границе собственно театрального квартала поблизости от нескольких отелей с сомнительной репутацией, поэтому неудивительно, что он ставил не обычные пьесы, а «исторические» костюмные представления. Их исторический колорит заключался в том, что персонажи были одеты в весьма откровенные костюмы. Единственное представление, которое видел Чань – в это время он выслеживал молодого виконта, наивно посчитавшего, что, получив титул, он может не платить прежние долги, – называлось «Потерпевшие кораблекрушение на Бермудах». В шоу участвовали духи ветра и воды, мускулистые матросы и фигуристые туземки в юбочках из листьев, которые с визгом разбегались еще до того, как вышеупомянутые духи начинали творить недобрые дела. Как и подобает заведению, отдающему столь щедрую дань фантазии, владельцы «Вавилона» не позволяли поклонникам своих звезд толпиться перед служебным входом: он выходил на тихую улочку, где не было возможности сделать деньги. Вместо этого актеры после спектакля покидали театр через проход, ведший в отель «Юстас», располагавшийся в соседнем здании – а там было и шампанское, и номера, и владельцы «Вавилона» получали свою долю и от того, и от другого.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
