Однако это невозможно. Мне необходимо увидеть ее глаза. Прямо сейчас взглянуть в них, чтобы возненавидеть себя еще сильнее. Отбить всякое желание обладать этой девушкой. Убедить себя в том, что я не заслуживаю Джансу. Что правильнее будет отпустить, подарить ей свободу и жизнь, в которой ни один ублюдок больше не причинит ей боли. Но я уже это сделал, и, к великому сожалению, я эгоистичное чудовище, не способное на понимание и тем более не умееющее отпускать то, что теперь засело слишком глубоко. Она, как горящая огнем заноза. Нарывает и гниет где-то под кожей. А в ушах стучит только одно: она будет моей.
Моей.
Моей.
Моей.
Не обращая внимания, как девушка вновь сжимается от моего приближения, подцепляю огненную прядь волос и отвожу от заплаканного лица, только Джансу тут же противится этому и пытается отвернуться. Тогда я обхватываю ее щеку ладонью и силой поворачиваю ее лицо к себе, но она вновь уворачивается. Отказывает. Шарахается от меня, как от огня.
После всего, что я с ней сделал. По-прежнему воюет со мной. Аллах! Ее дерзость сведет меня с ума.
— Посмотри на меня, — собственный голос звучит грубо, потому что ему чужда ласка.
Но вместо того, чтобы повиноваться мне, она начинает мотать головой. Что за?.. Проклятая!
Сжимаю и разжимаю кулаки, балансируя на тонкой грани, сдерживая себя от насилия, ведь если захочу, я заставлю ее смотреть мне в глаза. Вот только к ней у меня нет желания проявлять жестокость. Джансу итак получила боль, которую не заслуживала, и выдержала ее не хуже бойца. И лишь этим завоевала мое уважение. Поэтому сейчас я сдерживаюсь. А потом она прекращает дергаться, и единственное, что я слышу — ее порывистое дыхание.
— Все еще сомневаешься в моей чистоте? — раздается дрожащий шепот, отравляющий меня правдой. И останавливаться она не намерена. — Или тебе мало? Хочешь продолжить?
Тяжело дыша, все же проглатываю желание вновь коснуться ее, и заставляю себя отстраниться.
— Нет, — пораженно перевожу дыхание. — Джансу…
В тот же миг она впивается в меня яростным взглядом, пылающим жаждой вырвать мое сердце. Если бы она знала, как прекрасна в гневе. Настолько, что я бы позволил ей, если бы это помогло стереть совершенное мной зло.
— Либо заканчивай, либо уходи! — шипит она сквозь зубы. — Мне не нужна твоя жалость!
На этом ее запал кончается, и Джансу снова начинает плакать, пряча лицо в шёлковых простынях, но я успеваю увидеть в зелёных глазах боль. Всхлип сменяется новыми слезами. Она оплакивает то, что я так несправедливо забрал у нее. Едва ли не воет, сжимая в дрожащих кулаках простыню, и это становится последней каплей моего терпения. Каждый вылетающий из нее звук кричит о том, как ей плохо, и эти крики врезаются в меня болезненным эхом. Мне нужно дать ей время, а себе пару бутылок вина, чтобы утопить наплывающие со всех сторон мысли.
Срываясь на частые яростные вздохи, исчезаю из ее комнаты как можно быстрее. Я никогда не умел справляться с женскими слезами, особенно когда сам являлся их причиной. Но проблема в том, что мгновение назад я осознал одну пугающую вещь. Эти слезы я готов был слизывать с ее нежной персиковой кожи и, если бы мои прикосновения не были источником соленых капель, то так бы и делал. Столько, сколько потребовалось бы израненной девичьей душе.
Сам себе противен становлюсь!
С каждым шагом я все больше зверею, пока теряюсь во времени, расхаживая по восточному крылу взад-вперед. Я закрыл ее дверь и пообещал себе больше не заходить туда, но теперь желаю выбить эту чертову дверь и не покидать ее кровать.
Но что нужно ей?
Как мне облегчить то, что я натворил? Меня злит, что я ни черта не понимаю в правильном отношении с женщинами, потому что такой, как она, еще не встречал. С ней все иначе. Я и себя не узнаю, когда огненная девушка околдовывает своим сладким запахом, взглядом лисицы и смелостью. Джансу не боится меня. Не боится даже после того, как я, ослепленный гневом, грубо взял то, что она с честью берегла для будущего мужа. Мужа, которым считала меня. Точнее мужчину с именем Джафар Аль Нук-тум. И теперь она желает ему смерти. Знаю это. Чувствую. А после того, как жестоко украл ее девственность, мне точно не стоит рассчитывать на повиновение. И это убивает, потому что сейчас, когда узнал правду, я еще больше жажду ее покорности, как странник, погрязший в солнечных песках, грезит о капле воды.
Ведьма. Околдовала.
Тяну себя за волосы, едва ли не вырывая их. Но мне нужно хоть чем-то затмить эти кусачие мысли о ней, разбить картину с ее окровавленными и дрожащими бедрами или заглушить бурлящую в груди лаву ненависти к проклятому брату. Из-за его лжи я сорвался. Я мог простить ей все, но не связь с тем, кого по крови считал своим. Только поэтому накинулся на нее, как дикий варвар, а она молча принимала каждое мое агрессивное движение, пока я не сломал последнюю преграду девичьего терпения. Меня так ослепила ярость, что я не заметил ее притворства, взял больше, чем заслуживал…
Я не должен был так поступать с ней.
Не должен был показывать ей, насколько могут быть мужчины уродливы внутри. А теперь мне придется показать и другую сторону. Дать ей все, что она захочет, все, в чем будет нуждаться. Джансу останется со мной, и я предоставлю все условия, которые она сочтет необходимыми для своего комфорта. Я проиграл эту битву. И знаю, что теперь мне придётся заново подбираться к гордой лисице, приручать этого раненного зверька. Столько, сколько потребуется. Но я сделаю это с превеликим удовольствием. Потому что она моя.
Успокаивая себя этим, проглатываю желание вернуться к ней в комнату и убедиться, что ей не нужна помощь. Уверяю себя, что нужно переждать, предоставить ей время, прежде чем она снова увидит меня. Вот только мысль о том, что мое появление вызовет у нее очередные слезы, травит изнутри.
Так же, как и травит голос старой Магры. Кажется, я даже сейчас вижу ее осуждающий сверлящий взгляд, однако теперь она действительно имеет на него право. Старая кобра! Вечно говорит загадками. И все же она давала мне понять, что Джансу чиста. Предупреждала, что огненная девочка не заслуживает даже моего гневного взгляда.
Что бы она посоветовала мне сейчас? Оставить Джансу в покое или вломиться
