полицию, а те в свою очередь врачей. После обследования ее определили сюда. Так она тут и существует. Никаких надежд на исцеление нет.
Врач говорит заученно, без малейшей запинки. В глаза старается не смотреть, показывает свою занятость.
— Мутный, — говорит Денис, когда мы покидаем кабинет врача.
— О да, — меня аж передергивает, хочется душ принять и смыть с себя липкие ощущения.
Идем по мрачным коридорам лечебницы. Перед глазами перекошенное лицо матери. Мне двадцать восемь. Матери не стало в моей жизни, когда мне было пять месяцев. Значит еще года три она как-то жила, чем-то занималась, прежде чем попасть сюда.
— Простите… — у лестницы нас останавливает пожилая женщина в белом халате.
Вопросительно смотрим на нее с Денисом.
— Вы дочь Катерины, верно?
— Да.
— Я тут работаю тридцать лет. Помню, как ее привезли. Как она днями и ночами напролет плакала. Ее тогда такими сильными препаратами пичкали. Я пыталась сказать, что это ее погубит. Но кто меня слушал, — разводит руки в стороны. — Тогда еще Петр Венедиктович у нас работал. Сейчас уже нет его на свете. К нему мужчина приходил, импозантный, важный такой. Про вашу маму беседа у них была. Я не удержалась, молодая, любопытная была. Подслушивала. Да и жалко было, красивую, несчастную женщину. Столько скорби, столько отчаяния в ее глазах. Но никак не безумие, — поджимает губы. — Не была она больной. Несчастной да. Но не больной. Но в этих стенах, мы все и пациенты, врачи, медперсонал с ума сходим. Место такое…
— О чем этот мужчина говорил с врачом? — облизываю пересохшие губы.
— Просил, чтобы не выпускали. Чтобы «позаботились», препараты просил сильнее. Чтобы она прошлое забыла. Угомонилась и смирилась, что до конца дней тут будет. Деньги дал. Я не видела, но догадалась. Потому что с этого момента, Катерину стали усиленно пичкать такими препаратами… вам лучше не знать. Я пыталась было не давать ей часть препаратов … но меня быстро вычислили. Стали угрожать и отправили работать в другое крыло.
— Вы помните этого мужчину? — Денис достает телефон и начинает что-то там искать.
— Да, он отчетливо в память врезался.
— Если, предположим, сбросить годы, это мог быть он? — поворачивает к ней экран с фотографией своего отца.
Женщина долго рассматривает, щурится.
— Нет… определенно не он. Я уверена.
— А может, — тут уже я достаю свой телефон и нахожу фото отца. — Вот этот мужчина?
— Нет, — мотает головой. — У того были сильно уши оттопырены. Я еще подумала, симпатичный такой, а уши все портят.
Недоуменно переглядываемся с Денисом. Никто лопоухий из знакомых не приходит на ум.
— Вы уверены? — все же уточняю.
— Да. Я бы узнала его.
Все же уверенности нет. Двадцать пять лет могут очень сильно изменить внешность человека.
— А она тогда что-то говорила? Когда была еще в себе?
— Она плакала. Просила ее отпустить. Обещала быть послушной. И постоянно повторяла: «Яр». Просила прийти к ней, спасти, забрать. А потом… после препаратов, она на долгое время вообще замолчала. Ни звука не произносила. Только плакала и смотрела в одну точку.
— Спасибо… — слово дается с большим трудом. Горький ком в горле мешает дышать, говорить.
А когда прощаемся с женщиной, у меня и вовсе ноги подкашиваются. Денис подхватывает меня на руки и несет к машине. Бережно усаживает на заднее сиденье.
— Вик, надо бы в больницу, — взгляд испуганный. — Ты зеленая…
— Не надо… справлюсь, — стараюсь выровнять дыхание.
— Такие потрясения, могут быть опасны для нашего ребенка, — выдает, прижимая мою ледяную руку к губам.
Глава 35
— Что? — растерянно моргаю.
Он застал меня врасплох. Не ожидала. Говорить Денису о своей беременности я точно не собиралась. Не сейчас. Не в данной ситуации. Облизываю пересохшие губы, пытаюсь унять тревогу и лихорадочно соображаю, как поступить.
— У нас будет малыш, — ловит мой взгляд и не отпускает.
— Откуда ты узнал? — спрашиваю хрипло.
— Не знал, догадывался, — в глазах лукавые искорки. — Ты сама мне сейчас все подтвердила. Чувствовал, что ты меняешься. А потом Катерина сказала, а такие люди… — запинается, прикрывает глаза. — Они подобное хорошо ощущают.
Надо же было так попасться. Спалилась. Не сообразила…
Слишком он меня хорошо знает.
— Это не имеет значения. Ничего не меняет, — одергиваю руку и отворачиваюсь.
Нежно обхватывает мою голову ладонями, осторожно поворачивает к себе.
— Это меняет все, Виктория. Поверь мне, — столько решительности в словах, взгляд твердый.
— Нет, — поджимаю губы. — Поехали. Не хочу тут находиться.
Он кивает. Садится за руль арендованной машины.
Звоню няне узнать как там дочь. Женщина успокаивает меня, отчитывается, что у них все отлично, и они сейчас гуляют недалеко от отеля. Дает поговорить с Агатой.
Становится немного легче, но тревожные мысли не уходят. Денис не захочет жить вдали от своего ребенка.
Нет! Он не имеет права меня удерживать! Он не сможет признать малыша. Мы не станем семьей. А значит, я вправе распоряжаться своей жизнью.
Именно к такому выводы прихожу, когда мы подъезжаем к отелю.
Номер пуст. Дочь еще гуляет с няней.
Вновь достаю телефон, собираюсь позвать дочь с няней домой. Не хочу с ним находиться наедине. Не сейчас. Я еще не готова.
— Вик, нам надо поговорить. Пусть гуляют, — кладет ладонь на мою руку с зажатым телефоном.
— Нет, — хриплю.
Мне страшно. Всю дорогу настраивала себя, но нервы на пределе, и образ матери, ее жуткие слова никак не идут из головы.
— Я не оставлю тебя с детьми. И Катерине мы попытаемся помочь.
— Денис, — кашляю. Прочищаю горло. — У тебя беременная жена, сосредоточься на этом. Мы не пропадем. Справимся. Я благодарна тебе за помощь в этой поездке. Но на этом все. Дальше… — делаю глубокий вдох, — Дальше дороги у нас разные.
— Ребенок Ольги не мой, — говорит настолько уверено, что на долю секунды действительно верю.
Хочу
