уничтожении собственного народа.
После слов "Кровопийцы! Сатрапы!" раздался оружейный выстрел — один из жандармов не вынес такого публичного оскорбления и решил оборвать тираду неуемного оратора свинцом, но промахнулся. Толпа взорвалась и бросилась на своих тиранов. Товарища Ивана стащили с трибуны охранявшие его товарищи по партии и укрыли за своими спинами.
Схватка была короткой, но яростной. Поле боя осталось за митингующими. Жандармы, ошеломленные яростью и отчаянной смелостью безоружной толпы, пришпорили коней и ретировались. После непродолжительного ликования бунтовщики подсчитали потери — двое рабочих были убиты и многие раненые. Водрузив тела погибших товарищей на самодельные носилки, скорбная толпа двинулась к городу.
"Печальное шествие, освещаемое косыми лучами клонящегося к закату солнца, резко контрастировало с цветущей вокруг природой. Песня "Вы жертвою пали в борьбе роковой…" вырывалась из тысячи глоток, летела в голубое небо с выражением протеста и скорби.
Позднее в своей жизни товарищ Иван не раз слышал великие реквиемы, написанные Моцартом, Керубини, Берлиозом, Брамсом, Верди и Форе, похоронные марши Бетховена, Шопена и Вагнера. Но ни один из этих шедевров не наполнял его душу такой глубокой скорбью, страданием и жаждой справедливости, как эта простая и незатейливая песня",
— так много лет спустя вспоминал Питирим Сорокин этот эпизод из своей миссионерской деятельности.
После трех месяцев напряженной подпольной работы за "товарищем Иваном" агентами охранки была устроена настоящая охота. Спасали его от ареста только бдительность товарищей по партии и солидарность сочувствующих, которые вовремя предупреждали своего "апостола" об опасности.
Но все уже понимали, что долго так продолжаться не может. Да и товарищ Иван стал сдавать как физически, так и психологически. В его голосе уже не звенела былая радость борьбы, а в речах не чувствовалось непримиримой убежденности. Под давлением сложившихся обстоятельств и по настойчивой рекомендации друзей по партии товарищ Иван покинул театр революционной деятельности и удалился в заповедную тишь родного села Римья, под опеку любвеобильной тетки Анисьи.
Путь с столицу империи
В деревне никто не знал о новых пристрастиях молодого Сорокина. Его встретили как прежнего доброго христианина.
В покойной, благостной обстановке, лишенной суетности и агрессивности, коими пропитана городская жизнь, Питирим быстро стал восстанавливать утраченные силы. Он помогал тетке и младшему брату Прокопию по хозяйству, встречался с бывшими друзьями и учителями по гамской школе.
Поправившись и отъевшись, молодой революционер снова затосковал. Его уже не увлекали ни писание икон, ни золочение куполов, ни проповеди для крестьян. Пытливый ум требовал новых знаний, а разбуженное тщеславие — новых побед.
И Сорокин решает, по примеру своего старшего брата, отправиться прямиком в столицу. Он рассчитывает устроить свою жизнь в Петербурге так, чтобы работать и учиться одновременно.
Решение было принято, а вот средств к его осуществлению не было. К лету 1907 года у Питирима имелось в наличии около 2 рублей. Чтобы добраться до столицы даже в режиме жесточайшей экономии требовалось не меньше 16.
Затянув пояс до предела, Сорокин стал хвататься за любую работу и к началу осени увеличил свой капитал до 10 рублей.
Суммы решительно не хватало, но терпения уже не оставалось, и Питирим, положившись на русское "Авось!", отправляется в путь.
Путь до Вологды протекал как радостное путешествие.
Маленький пароходик "Купчик" медленно плыл вдоль живописных берегов, стояла прекрасная погода, в котомке, собранной тетей Анисьей, была нехитрая провизия, а в голове роились заманчивые планы и мечтания. Но на железнодорожном вокзале в Вологде оказалось, что самый дешевый билет до Петербурга стоит 8 целковых, а в кармане у путника оставалось чуть больше 3. Но разве такое обстоятельство могло остановить юношу, который уже побывал под казачьими пулями?
Питирим покупает билет до ближайшей станции, а дальше едет "зайцем", заметая следы, перебегая из вагона в вагон, прячась от контролеров на подножках. Все же один бдительный проводник выловил безбилетника и допросил. Питирим рассказал все как есть: мол, хочу учиться, еду в столицу, денег нет, сирота, но ведь Господь учит любить ближнего, воспринимать его нужды как свои собственные. А какие нужды у сироты? Добраться до Петербурга, чтобы найти работу и попробовать выучиться. Проводник отправил словоохотливого "зайца" мыть туалет, затем велел затопить "титан" и предостерег, чтобы до Петербурга тот не маячил в проходе.
Так Питирим Сорокин за червонец добрался до столицы, и, когда он ступил на перрон Николаевского вокзала, в кармане у него оставалось еще 50 копеек.
Жизнь в Петербурге до поступления в университет
С Николаевского вокзала Питирим направился по единственному имеющемуся у него адресу — к своему земляку и родственнику по линии матери Федору Коковкину, который тоже когда-то бродил с братьями Сорокиными в поисках работы по Коми краю. (Брата Василия к тому времени за связи с социалистами в административном порядке выслали в Сибирь.) Федор работал на заводе, жил очень бедно, снимал угол в многоквартирном доме, но земляка принял радушно, на кормил и разрешил пожить у себя, пока тот не определится с работой и жильем.
Питирим не стал обузой. Буквально на следующий же день он отыскал себе место репетитора у мелкого служащего электрической станции, который давал ему ночлег и двухразовое питание за то, что бывший семинарист будет пестовать двух его отпрысков, учеников первого класса гимназии.
Когда вопрос с пропитанием и кровом был решен, Сорокин приступил к осуществлению главной цели своего визита в столицу Империи — поступлению в университет. Для этого ему нужно было сдать экстерном экзамены за все 8 классов гимназии. Оценив свои возможности, Питирим понял, что на данный момент ему это не под силу. Оставалось одно — поступить на бесплатные общеобразовательные курсы Черняева.
С 1906 года на курсах начали читать лекции по университетской программе. Расчет Сорокина был таков: Александр Сергеевич Черняев — учредитель и директор курсов — был выходцем из Вологодской губернии и симпатизировал эсерам, а одним из преподавателей курсов являлся лучший друг Черняева — Каллистрат Фалалеевич Жаков — первый из коми, получивший звание университетского профессора. Вот к этому-то именитому земляку и направился за протекцией молодой зырянин Питирим Сорокин.
И снова его ждала удача. Выслушав ходока, профессор удивился, как совпадает рассказ парнишки с его собственной начальной биографией. Ведь и отец Каллистрата тоже был мастером высшей квалификации и занимался отхожим промыслом — ставил иконостасы, починял церковную утварь.
И вместе с ним Каллистрат скитался по деревням Коми, вдоль рек Вычегды, Сысолы, Вишеры и Выми. Точно так же, как и Питирим, он тянулся к знаниям, закончил такую же церковно-учительскую духовную семинарию и так
