Он обязательно найдет Фулгрима — и убьет его.
Только эта мысль и поддерживала Пертурабо, когда голоса стали еще настойчивее. Чтобы сохранить контроль над разумом, он намеренно ввел себя в некое подобие транса и механически двигался, шаг за шагом, все дальше вниз. Все время вниз.
Верхний участок глубокой шахты скоро скрылся из виду в потоке света, но расстояние до дна никак не сокращалось. Пертурабо вспомнились скалы Лохоса: он испытывал похожее чувство, когда взбирался по ним к неведомой судьбе. Сегодня он достигнет дна так же, как тогда достиг вершины.
Затем он задумался: а стал ли он вообще подниматься на тот утес, знай он, как знает сейчас, что наверху его ждет только предательство, горечь и боль? Может быть, лучше было бы не цепляться за скалу, а упасть? Разбиться насмерть на камнях внизу — и тем самым избежать безрадостных лет юношества, которые он провел без друзей, не слыша ни от кого доброго слова. Тогда он избежал бы оскорблений от наставников, которых за считанные дни превзошел в мастерстве; избежал бы недоверия приемного отца, проклявшего пасынка в день, когда тот покинул его, чтобы странствовать среди звезд с отцом генетическим.
Да, так было бы проще, но Пертурабо никогда не искал простых путей.
«Долог путь, безмерно тяжек, от преисподней к свету»[16] — этими словами заканчивался единственный уцелевший отрывок из запрещенной книги, которая каким-то образом оказалась в личной библиотеке Пертурабо, и в словах этих было больше правды, чем мог бы предположить их давно исчезнувший автор.
А что было после Олимпии?
Более ста лет войны, в которой его сыновья гнули спины на бесчисленных планетах, разрушая цитадели ксеносских захватчиков и тиранов, властвовавших над целыми системами. Битва за битвой, кампания за кампанией — и каждая все более изматывающая; все надежды на маневренную войну нещадно разбивались новыми приказами, направлявшими Железных Воинов в стойкие системы, лучше прочих освоившие мастерство фортификации.
— Пертурабо бросает своих людей на стены, — сказал о нем как-то Дорн. — Араакиты еще только думали возвести стену, а он уже наседал на нее с нашими легионерами, словно других вариантов не было.
Дорн сказал это с мрачным юмором после того, как Спираль Арааки была приведена к Согласию — дорогой ценой. Он подразумевал, что они вместе выдержали все испытания, но Пертурабо что-то не видел золотых воинов брата в траншеях, по шею в грязи и дерьме. Араакиты знали свое дело и хорошо окопались в узких ущельях и на высоких горных склонах, используя естественные особенности ландшафта как защиту. Горные породы в этой системе были прочными и сопротивлялись вторжению; вражеские воины им не уступали, и IV легион много лет восстанавливал силы после той кампании.
Та победа стала поводом для шедевров искусства, восхвалявших мужество Имперских Кулаков, Темных Ангелов и Белых Шрамов, но ни одно из произведений даже не упомянуло изматывающий труд Железных Воинов. Только на пределле — одной лишь детали в более масштабной работе Келана Роже — воины IV легиона были хоть как-то отображены: одинокий апотекарий изымал геносемя умирающего легионера, в то время как Кулаки водружали свой флаг на захваченной крепости.
Сцена называлась «Слава павших», и Пертурабо специально нашел автора, чтобы заполучить себе его произведение. Роже был в восторге от проявленного примархом интереса, но радость его быстро сменилась горем, ибо Пертурабо картину сжег.
— Если никто из моих сынов не получает должных почестей, они не станут частью произведения, восхваляющего других, — сказал Пертурабо испуганному художнику, когда пламя охватило полотно.
Потом до него дошли слухи, что Дорн предложил художнику щедрую награду, чтобы он нарисовал картину заново, но Роже отказался. Что ж, хотя бы один смертный понял Пертурабо. Он не вспоминал этот эпизод уже несколько десятилетий и понял, что голоса мертвых принуждают его вернуться в прошлое, заново проживать собственную жизнь, если уж он не хочет слушать их истории.
— Никому не под силу вернуть прошлое, — сказал он свету, — и я не буду ни говорить, ни думать об этом.
Путь вниз казался вечным, но и он наконец завершился.
Пертурабо больше не слушал мертвых: он учел их предупреждение, но не обращал внимание на них самих. Его не интересовали мрачные истории об их ошибках и заблуждениях, однако эта странная фраза — «Бойся Той, Что Жаждет» — засела в его мозгу подобно занозе.
Он никогда не слышал ничего подобного и не мог даже предположить, что за существо могло соответствовать такой характеристике. На кораблях его экспедиционного флота женщин всегда было немного, а стало еще меньше, когда он изгнал всех летописцев. Он бы точно узнал, если бы хоть одна из них соответствовала подобному титулу.
Спуск сменился ровным участком так внезапно, что Пертурабо сбился с шага, внезапно осознавая, что достиг дна шахты. Он посмотрел вверх, и вихрь смутных мыслей сложился в представление о цели, ради которой он и проделал весь этот путь. Вынимая Сокрушитель наковален из заплечного крепления, он уже не удивлялся тому, что физическая геометрия этого места не имела никакого отношения к маршруту, который привел его сюда.
Пертурабо оказался в начале узкого моста, который дугой перекинулся к центру сферического зала невероятных, умопомрачительных размеров. Основания крайних опор были закреплены на экваторе; помимо этого моста, еще несколько десятков таких же тянулись к шару из кипящего света, который сиял, как миниатюрное солнце, странным зеленоватым светом. Размеры шара не поддавались определению, так как весь зал превосходил границы возможного.
Как оказалось, планета Йидрис внутри была полой: место ее ядра занимала эта колоссальная пустота, в центре которой сверкало невыносимо яркое солнце. Тени, которые отбрасывали мосты, плясали на внутренней поверхности каверны, стены которой были усеяны теми же самоцветами, что охраняли поверхность. Это и был источник света — а также голосов, мучивших Пертурабо на пути вниз своими горестями.
Стены из дымчатого, пронизанного огненными жилками камня в сиянии неподвижного солнца окрашивались зеленым. Драгоценности во внутренней оболочке этого сферического мира образовывали целую вселенную: мерцающие точки окружали Пертурабо повсюду, и внизу, и над его головой. Шагнув на мост, он заглянул в сумеречную пропасть, откуда неторопливо поднимались, словно фосфоресцирующие глубоководные твари, светящиеся камни. Он пошатнулся, впервые испытывая головокружение, и подождал минуту, замедлив дыхание, пока чувство пространственной ориентации адаптировалось к бездне пространства вокруг, возвращая ему равновесие. Затем пошел дальше по мосту шириной не больше метра и толщиной с небольшой фолиант. И этот, и остальные мосты в зале изгибались плавной дугой, соответствующей золотому сечению.
Расстояние здесь, как и на пути, приведшем Пертурабо в это место, противоречило физическим законам Вселенной, и он осознал весь титанический размер зеленого солнца, лишь когда подошел практически к центру Йидриса. Он не отводил взгляда от фигуры прямо впереди — зыбкий силуэт на фоне ослепительного сияния.
На овальной платформе, которой завершался мост, стоял Фулгрим, купавшийся в лучах пылающего солнца. Зная, что брат уже заметил его, Пертурабо не стал и пытаться идти тихо.
— Так вот что ты здесь искал? — спросил он. — Это и есть Ангел Экстерминатус?
Фулгрим обернулся со столь искренней улыбкой, что Пертурабо на секунду подумал, что ошибся и никакого предательства не было.
— Нет, это пустяк, — Фулгрим, ухмыляясь, покачал головой. — Чужацкая некромантия, только и всего.
— Значит, никакого оружия здесь никогда и не было?
— Оружия в том смысле, который доступен твоему ограниченному разуму? Нет.
— А что Ангел Экстерминатус — он тоже не существует?
— Пока нет, — ответил Фулгрим. — Но с твоей помощью это скоро изменится.
Заметив недоумение брата, он, жестокий даже в победе, рассмеялся:
— Эльдар же предупреждали, но ты так ничего и не понял.
— Так просвети же меня, — сказал Пертурабо, поднимая молот на плечо.
— Это я. Я должен стать Ангелом Экстерминатус.
Крепость стала островом из железа в океане светящихся зеленым призраков и их спутников с конечностями из стекла. Хотя тела призраков были нематериальными, какая-то сила — то ли неуничтожимый остаток жизни, ими прожитой, то ли некое свойство оплота Железных Воинов — не давала им просто так пройти сквозь твердый материал модульных фортификаций. Колючая проволока отрывала от их оболочек куски тумана, а физические повреждения уничтожали их так же, как и живого врага. Фантомы не могли преодолеть стены сами по себе, но разряды энергии, испускаемые призрачными механизмами, вполне могли проложить им дорогу. Эти невесомые существа могли взбираться по клепаному железу стен и штурмовать бастионы, а их руки могли вырвать воину сердце, даже несмотря на защиту доспеха.
