линиями в кожу.
Камень узкой вертикальной башенной бойницы, из которой командующий рассматривал раскинувшуюся перед крепостным мостом картину надвигающейся трагедии, ещё не до конца успел обсохнуть от утренней росы. Капли влаги то и дело скользили вниз по шершавой поверхности, своей собственной гибелью приветствуя солнце нового дня.
Имперская кавалерия, окружённая клубами пыли, брала разгон. А барон, глядя на эту неминуемую живую гибель, с бешеной скоростью надвигавшуюся на поредевший отряд, отчаянно сжал кулак.
Где-то внизу тяжело дышала Марта, устало упираясь ладонями в согнутые колени. Что-то кричал его сержант, грозно потрясая в воздухе мечом и суля, видимо, своему командиру немыслимые кары и проклятия. Но солдат лишь тщетно сотрясал воздух. Барон не слышал ни слова.
Физиономия командующего исказилась отчаянным и горьким оскалом. Придавленная невыносимой слабостью, его левая ладонь обессилено опустилась со лба и ударилась, влажно чавкнув, о косой подоконник бойницы. Командующий всей тяжестью тела повалился на эту неожиданную опору.
Он не мог открыть ворота.
Он не мог дать имперцам ни единого шанса ворваться в город. Пусть даже это был передовой отряд, пусть даже кавалерия, которой устроили бы ад, не дав пробраться дальше барбакана. Плевать. Он не имел права рисковать. Не имел права давать врагу ни малейшей возможности. Только не после этих бессонных ночей, не после повешенной на площади молодой девушки, не после поредевшего почти вполовину отряда, который он сам и послал на верную гибель.
Иначе всё зря. Иначе всё это было напрасно.
Красные от бессонной ночи глаза с плескавшимся в них морем отчаяния, медленно и словно нехотя, вновь посмотрели вниз. Имперские всадники, казалось, покрыли почти всё расстояние, отделяющее их от отряда. И даже не смотря на плотный огонь крепостных стрелков, короткое и кровавое столкновение было неминуемо.
Взгляд командующего вновь упал на Марту. Девушка с какой-то важной решимостью, тяжело дыша, развернулась в сторону врага, в ладонях её мелькнул столь знакомый барону по многочисленным тренировкам фиолетовый отблеск.
Молодая девушка готовилась умирать. Умирать страшно и беспощадно, забрав с собой в бездну как можно больше жизней. А он, Гильем Рейкландский, Чёрный барон, Ужас Гетенборга, так же, как и десять лет назад, стоял на месте и держал позицию, не в силах ослушаться приказа, которой сам себе и отдал.
Наверное, именно так умирала и его жена.
Барон с ещё большей силой стиснул зубы, хотя казалось, что дальше некуда. Он буквально почувствовал, как крошится и трескается пожелтевшая эмаль, как острие боли пробивает почти неуязвимую защиту, проникает внутрь, достаёт до самого корня.
Его рука аккуратно скользнула по чёрной траурной ленте, аксельбантом болтавшейся на правом плече.
Барон прекрасно помнил, в чём поклялся в тот страшный день, когда держал на дрожащих руках остывшее тело жены. Помнил, какой самый главный приказ отдал тогда себе. И как клеймо той команды, того императива, что он не мог нарушить ни под какими пытками, предлогами или переговорами с собственной совестью, чёрная лента до сих пор висела на его плече.
Никто не отступит. Никто не отсидится, не сбежит, не оправдается. Каждый примет бой, не смотря на свой страх, на свои убеждения и идеи. В том числе и он сам.
Никогда снова.
Всадники приближались.
— Брок! — заорал он, выйдя наконец из оцепенения.
— Да, ваше благородие, — учтиво отозвался адъютант, всё это время стоявший за плечом барона, чуть поодаль.
— Всех вниз, — бешено прошептал барон, оборачиваясь к бывшему сержанту лицом. — Всех до последнего, открыть ворота, опустить мост. Немедленно!
— Будет исполнено, ваше благородие, — ответил адъютант, уже исчезая из небольшой комнаты крепостной башни, где и располагался наблюдательный пункт барона.
Командующий оказался один посреди собственного импровизированного штаба, бешено вращая глазами по сторонам и тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. Он и сам не заметил, как выхватил из ножен двуручник, держа его теперь в одной руке, слегка согнутой в локте.
— Всех вниз… — тихо прошептал барон, словно срастаясь с этим приказом.
И тут же сам резко бросился прочь из башни, сбегая с лестницы и быстро перебирая тренированными ногами.
Как не спешил командующий, его солдаты всё же были быстрее. А может, в том, что прямо перед медленно поднимающейся решёткой городских ворот барона уже ожидали бойцы Чёрных полков, была заслуга его адъютанта, что чуть ли не пинками прогонял людей со стен? Но барону, на самом деле, было на это глубоко плевать. Ему было всё равно даже на то, что на вылазку он идёт с совсем небольшим отрядом, численность которого едва ли превышала тридцать человек.
Всё, что сейчас заботило командующего, так это неторопливо ползущая вверх решётка ворот. И её ленивый родственник, с лязгом и грохотом опускающийся крепостной мост.
— Вперёд, робяты! — неистово заорал барон, широким взмахом меча указывая и без того очевидное направление атаки. — Раз мать родила — раз и подыхать! Насадим имперцев на копья!
— Насадим! — дружно грянули солдаты, почти одновременно грохнув древками алебард о каменную мостовую.
— Кто первым убьёт имперского кавалериста, тому даю тройное жалование. Вперёд! — и не дожидаясь ответной реакции барон, словно сам не желая упускать обещанной награды, лично бросился впереди неровного строя, проскользнув под всё ещё низко висящей решёткой.
Бойцы с бешеным и удалым рёвом кинулись за ним.
Небольшой отряд гуськом проскочил решётку и так же быстро миновал узкое арочное пространство под воротами. Барон же, окончательно перехватив инициативу, уже был у моста, так до конца и не принявшего горизонтальное положение. Впрочем, командующий, окрылённый собственной яростью, даже не заметил этого. Не сбавляя темпа, он начал взбегать по наклонной поверхностью, что всё быстрее и быстрее стремилась к земле под тяжестью его веса. Вслед за ним на мост взбежал и весь остальной его отряд, с глухим грохотом окончательно приковав массивный механизм к земле.
Громко лязгнули натянутые до предела цепи.
А барон уже наметил свою цель.
Фиолетовая стрела в последний раз промелькнула над землёй. Марта, перед которой возник силуэт имперского командира в золотой маске верхом на чёрном боевом коне, завалилась назад, зажмурив от ужаса глаза. Всадник, ни на секунду не сбавляя разгона, уже слегка отвёл копьё назад, готовясь нанести последний удар…
В тот же самый момент тяжёлый двуручник барона с широкого замаха влетел в сочленение его доспехов.
Всадник, ещё недавно казавшийся неостановимым, выпал из седла и, брызжа кровью из разорванной брюшины, отлетел назад, упав посреди взявшего разгон строя и полностью сломав построение. Конь имперца, оставшись без наездника, по инерции продолжал бежать вперёд и остановился только тогда, когда его грудь одновременно пропороли три алебарды.
А дальше
