— Я согласна, — ледяным голосом сказала Настя. — Что ты бормочешь там? Я же говорю: согласна! Поехали.
Сергей надел очки и ошеломленно на нее посмотрел; затем дернулся было к секретеру, но замер на полпути; выхватил телефон. Морщась от спешки, натыкал пальцем номер.
Настя отвернулась, подошла к окну. Стояла, кусая губы.
— Денис? Не спишь? Прогревай свою бандуру. Что? Потому что мне нужно раньше… Все, хватит базарить. Какая тебе разница, куда? — прикрыл трубку ладонью, спросил: — В «Маскавской Мекке»? — Настя кивнула. — В Рабад-центр. В «Маскавскую Мекку» двинем. Все, сейчас буду.
Он ринулся в другую комнату, на ходу сдирая халат. Вышел в пиджаке. Щелкнул дверцей секретера. Извлек небольшой, в три четверти ладони, пластикатовый скорчер. Высветил индикатор заряда, удовлетворенно хмыкнул и сунул в карман.
Через несколько минут они вошли в лифт. Настя потянулась было нажать кнопку с золотой единичкой, но Сергей придержал ее ладонь и нажал другую верхнюю, на которой была выдавлена такая же золотая литера «U».
— На крышу, — сказал он. Пока кабина набирала ход, взглянул на часы и сообщил, отчего-то морщась: — Двадцать минут как начали. Надеюсь, он не в первых рядах.
— А если в первых? — спросила Настя.
— А если в первых — тогда выиграет. Как пить дать, выиграет! Сейчас придем — а там уже холуи бабки в чемодан пакуют. В этом случае наша сделка признается ничтожной. Надеюсь, ты не будешь возражать?
Настя фыркнула, но все же последние слова ее с ним несколько примирили.
Кабина остановилась, двери разъехались, выпустив их в какой-то бетонный предбанник. На потолке пощелкивала и мелко трепетала неисправная люминесцентная лампа. По двум стенам справа и слева стояли металлические шкафы. В третьей, прямо напротив лифта, располагалась внушительная стальная дверь. Над ней нервно моргал индикатор общения. Сергей сунул карточку в контроллер. Громко и недружно щелкнули замки. Он взялся за ручку и налег плечом. Дверь начала открываться. За ней клубилась сизая темнота и клочья тумана.
— Смотри! — крикнул Сергей. — Красиво?
Они стояли на крыше дома под куцым навесом справа от ситикоптерной площадки. Стальные листы навеса звонко гудели под струями дождя. Город теснился внизу. Огни Маскава сияли и помаргивали; с ближними непогода не могла ничего поделать, и они горели ярко; дальние были похожи на звездные туманности — до самого горизонта лежали белесые пятна, переливающиеся мерцанием разноцветных искр. В силу оптического обмана земля казалась более круглой, чем на самом деле, — Маскав был выпуклым и красивым, как скифский курган.
— Где юг? — крикнула Настя.
Сергей махнул рукой.
— Зачем тебе?
— Мы там живем! — она тоже махнула. — Во-о-о-он!
— Ты лучше туда смотри! Видишь?
Она взглянула, и поняла, что хрустальная крюшонница, опрокинутая над северо-западным сектором города и порождавшая вокруг себя мутное голубое сияние, мертвенный свет которого достигал облаков и трепетал на них, была куполом Рабад-центра.
— Пойдем, пойдем! — Сергей потянул ее к ситикоптеру. — Давай быстренько!
Настя с содроганием выбежала под дождь — и тут же нырнула в теплую кабину.
— Здрассти, — сказала она, усаживаясь.
— Здравствуйте, коли не шутите, — степенно отозвался парень лет двадцати, с неудовольствием следивший сейчас за тем, как следом за ней в машину забирается Сергей. — Тише, тише, Сергей Маркович… всю обивку порушите… это ж не железное.
— Извини, я не складываюсь, — огрызнулся Сергей. — Знакомься, Настя. Этого милого молодого человека зовут Денисом. Характер нордический… в том смысле, что сварлив не по годам. Мне вообще везет с персоналом. Давай. Поехали, и поскорее.
— Нордический не нордический, — обижено заворчал Денис, щелкая тумблерами, — а машина ухода требует. Если за машиной не следить, машина развалится. — Он включил звукопоглотитель, и Настя почувствовала, что на голову ей надели мешок с ватой; голос самого Дениса стал вдвое тоньше и приобрел неприятное дребезжание. — Турбак ресурс еще вчера отработал, а вам лететь приспичило… случись что, я отвечай… лицензию отнимут к аллаху…
— Ты долго будешь мне на мозги давить? — возмутился Сергей таким же тонким и позванивающим голосом. — Помолчи, бога ради! И давай, давай, не тяни. На ходу прогреемся.
— На ходу так на ходу. Дело ваше… — Лопасти пошли в мах, ситикоптер принялся задирать хвост. — Движок застучит, тыщ на пятнадцать ремонтику насчитают, вот и будет вам на ходу… — Взял штурвал на себя, машина легко оторвалась и бесшумно пошла влево, заваливаясь с крыши вниз.
Настя ойкнула.
Чаша города накренилась, грозя расплескать свое огненное содержимое; кое-как выправилась, понемногу поворачиваясь; качнулась в другую сторону — и снова так, что полнящие ее брызги света, будь они драгоценными камнями, непременно посыпались бы через край.
— Не валяй так! — прикрикнул Сергей. — Ты что, Денис? Не бататы везешь!
Разноцветная кровь змеилась внизу по пересекающимся артериям. Дождь упрямо лакировал мостовые; фары машин, стоп-сигналы, огни светофоров и витрин, вспышки реклам, выглядящие отсюда, сверху, неудобочитаемыми пунктирами, отражались, кривясь и порождая искристые сияния.
Денис снова завалил машину, и теперь они плыли мимо освещенных окон. За каждым из них Настя успевала увидеть моментальное изображение пестрых внутренностей: яркий свет люстры над скопищем блюд и бутылок, спины и головы, один стоит, подняв руку с бокалом к бордовой дыре разинутого рта… мерцание глобализатора, окаменелые фигуры в креслах… пульсирующий розовый свет и два нагих тела, переплетающихся на ковре… полупустой куб комнаты, письменный стол, настольная лампа, человек, положивший руки на подоконник, должно быть, он удивился, когда перед ним мелькнула бесшумная тень ночного ситикоптера…
— Что это? — спросил Сергей, показывая пальцем.
— У Белорусского, вроде, — сказал Денис.
— Давай туда! Две минуты роли не играют…
В россыпях цветных огней, в причудливом чередовании темных и светлых пятен Настя не могла распознать топографию города; и никогда бы не подумала, что кто-то способен разобраться в ней с достаточной точностью, чтобы угадать местоположение хотя бы даже и такого крупного сооружения, как Белорусский вокзал; взгляд растерянно блуждал по бесчисленным квадратикам и уголкам, и вдруг она увидела то, на что указывал Сергей: по темному прямоугольнику перекосившейся площади медленно ползла мерцающая красно-оранжевая змея.
— Во дают! — сказал Сергей. — Ниже, Денис!
Через полминуты ситикоптер повис метрах в сорока над процессией. Свет факелов превращал зонты в блестящие рыжие колеса.
— Молодцы, молодцы! — повторял Сергей. — Собрались-таки! Ты смотри, а! А ведь вывели, вывели! Началось, пожалуй! Ну, через пару дней увидишь! Я им, гадам, устрою филиал Гумкрая!..
Он захохотал и в восторге хлопнул Настю по плечу.
Денис включил искатель: мощный луч стал метаться по толпе, выхватывая то одну, то другую пригоршню белых, задранных к небу лиц. Многие угрожающе потрясали кулаками и орали что-то, пропадающее в посвистывании двигателя. Вдруг в стороне пыхнуло, просвистело мимо и разорвалось, осыпав ситикоптер снопами холодного сиреневого огня. Денис от неожиданности дернул штурвал, и машину повело. Снова пыхнуло — и на этот раз пролетело ближе.
— Да это они шутихами в нас палят, что ли! — Сергей ответно тряс кулаком. — Ах, сволота! Я же их субсидирую, и они же в меня — петардой! Хозяина, хозяина не признали, козлы! — Он оскалился и крикнул Денису: Давай от греха! Хорошо еще, гранатометов у них пока нет, у сволочей! Но будут, будут! Непременно будут! Вот уж тогда повеселимся!..
— Ба-бах! — этот снаряд был мощнее, и огонь сыпался не сиреневый, а синий, с мрачным фиолетовым оттенком. И еще один, голубой, с раскатцем: Ба-ба-ба-бах!
Кренясь, ситикоптер отвалил в сторону.
— Я не поняла, кого ты субсидируешь? — спросила Настя. Шумопоглотитель сжирал не только вой турбин, но и большую часть голоса — остаток был чужим и плоским как бумага. — Слышишь, Сергей! — она потеребила его за рукав, показывая вниз. — Ты вот их субсидируешь? Вот этих?
— Что значит — вот этих? — неожиданно ощетинился Сергей. — Они тебе не нравятся? А чем они тебе не нравятся? Тем, что вышли на улицы, чтобы потребовать у тебя кусок хлеба? Так они не от жадности это делают, а от отчаяния! Да, если угодно так выражаться, то пожалуйста — именно вот этих! Вот этих, да! Ка-эс-пэ-тэ! Коммуно-социальная партия трудящихся! Именно вот этих, как тебе это ни странно!..
И он вдруг снова захохотал, повторяя «этих вот, именно этих!»
Настя вспыхнула и уже открыла рот, собираясь, перемогая ватное оглушение звукопоглотителя, отчеканить, что он, должно быть, что-то перепутал: вовсе не к ней, а к нему шагают люди с обрезками труб и факелами, поскольку это он — финансовый магнат, паразит, кровопийца, а Настя и сама подчас готова идти за куском хлеба на улицу; но выражение его голубых глаз показалось ей настолько безумным, что она осеклась и, помедлив, сказала только:
