Саудовские правители сознают, что соседская зависть вполне может трансформироваться в попытку завоевания – или, в эпоху революций, – в потенциальное спонсорство политических и религиозных смут. Анализируя события в близлежащих странах, они неизбежно испытывают двойственные чувства в отношении экономической и социальной модернизации: отсутствие реформ может оттолкнуть молодежь, но реформы, предпринятые слишком быстро, способны выйти из-под контроля и в конечном счете поставить под угрозу сплоченность страны, до сих пор знавшей только консервативную монархию. Династия пытается возглавить процесс социально-экономических изменений – в рамках существующих институтов – именно для того, чтобы контролировать темпы и «содержание» перемен. Эта тактика позволила семейству Аль-Сауд проводить ровно столько реформ, сколько требуется, чтобы предотвратить нарастание взрывоопасной социальной напряженности, избегая дестабилизирующих последствий чрезмерно ускоренного реформирования.
Саудовская внешняя политика, на протяжении большей части существования современного саудитского государства, характеризовалась осторожностью и возведением уклончивых ответов в ранг особого дипломатического искусства. Ведь если королевство станет проводить прямолинейную политику, если «произведет» себя в средоточие всех споров, оно подвергнется давлению, угрозам и воздействию гораздо более могущественных стран, совокупное влияние которых чревато проблемами с суверенитетом и единством Саудовской Аравии. И потому власти страны добиваются безопасности и авторитета через отстраненность: даже в разгар кризисов – порой претворяя в жизнь смелые планы, которые, конечно, ощущаются по всему миру, – они почти всегда придерживаются тактики скрытности и непубличности. Саудовская Аравия прячет свою уязвимость за умолчаниями, маскирует неуверенность в мотивациях «сторонних» стран отстраненностью, одинаково невосприимчивой к политическому красноречию и к прямым угрозам.
Королевство маневрирует, чтобы не оказаться на передней линии конфронтации, пусть даже его ресурсы позволяют иное, как это было с нефтяным эмбарго 1973 года, а также в ходе антисоветского джихада в Афганистане в 1979–1989 годах. Саудовская Аравия способствует мирному процессу на Ближнем Востоке, но оставляет конкретные переговоры другим. Таким образом она лавирует между основными «полюсами силы» – дружит с США, соблюдает «всеарабскую лояльность», придерживается строгой интерпретации ислама и уделяет необходимое внимание внутренним и внешним опасностям. В эпоху джихада, революционных потрясений и очевидного ухода Америки из региона некоторыми прежними принципами скрытности она пожертвовала ради более прямого подхода, что продемонстрировали ее враждебность и страх перед шиитским Ираном.
Ни одно государство Ближнего Востока не испугалось сильнее исламистских революций и укрепления позиций обновленного Ирана, нежели Саудовская Аравия, раздираемая противоречиями между официальной приверженностью вестфальским концепциям, которые лежат в основе ее безопасности и международного признания в качестве легитимного суверенного государства, религиозным пуризмом, «унаследованным» с древних времен, и призывами радикальных исламистов, которые нарушают внутреннюю сплоченность (и угрожают самому существованию королевства, что показал захват Большой мечети в Мекке фанатиками-салафитами в 1979 году).
В 1989 году один из «отвергнутых сыновей» королевства, Усама бен Ладен, вернулся из Афганистана, где он воевал с Советами, и сформулировал новые цели. Следуя заповедям Кутба, он и его сторонники основали ультрарадикальную организацию «Аль-Каида» («Основа»), которая провозгласила всемирный джихад. Его ближними целями были определены правительство Саудовской Аравии и ее региональные партнеры; дальним врагом признали США, которых «Аль-Каида» упрекала в поддержке не соблюдающих шариат государств Ближнего Востока и в «осквернении» ислама развертыванием американских военных подразделений в Саудовской Аравии[70] в ходе войны в Персидском заливе в 1990–1991 годах. По бен Ладену, борьба между истинной верой и миром неверных является экзистенциальной и идет вовсю. Несправедливость в мире достигла той степени, когда мирные средства становятся бесполезными; теперь нужны убийства и терроризм, которые вселят страх во врагов «Аль-Каиды», ближних и дальних, и подорвут их волю к сопротивлению.
Амбициозная кампания началась с нападений на американские и союзные объекты на Ближнем Востоке и в Африке. Нападение на Всемирный торговый центр в 1993 году показало глобальные амбиции организации. 11 сентября 2001 года стало кульминацией этих амбиций: «Аль-Каида» нанесла удары по Нью-Йорку, мировому финансовому центру, и по Вашингтону, средоточию политической мощи Америки. Этот теракт на сегодня – самый кровавый в истории: 2977 человек, почти все гражданские, погибли на месте; тысячи других были ранены или получили тяжелые увечья. Усама бен Ладен предварил нападение своим заявлением, в котором изложил задачи «Аль-Каиды»: Запад надлежит изгнать с Ближнего Востока; те правительства, которые сотрудничают с Америкой, будут свергнуты, а их политические сателлиты – презрительно поименованные «незаконнорожденными бумажными отпрысками» сферы влияния западных держав, – просто распущены; вместо них возникнет новый исламский халифат, который восстановит ислам во всем его величии седьмого века. Фактически бен Ладен объявил войну мировому порядку.
На сей раз у Саудовской Аравии не получилось остаться в стороне: после неудачной попытки «Аль-Каиды» свергнуть династию Аль-Сауд в 2003 году страна сделалась одним из наиболее суровых противников террористической организации. Какое-то время удавалось обеспечить безопасность, сочетая вестфальские принципы и исламский порядок. Тем не менее важнейшая стратегическая ошибка династии Саудитов состояла в том, что они были уверены – приблизительно с 1960-х до 2003 года – в своей способности контролировать радикальный исламизм и манипулировать исламистами за рубежом, не «покушаясь» на позиции исламизма дома. Спровоцированный «Аль-Каидой» мятеж в королевстве в 2003 году показал фатальную ущербность подобной стратегии, которую династия в итоге отринула в пользу эффективной контрповстанческой кампании во главе с представителем младшего поколения, принцем Мухаммадом бен Наифом (затем – министром внутренних дел). Тем не менее положение династии остается непрочным. Всплеск джихадизма в Ираке и Сирии сулит продолжение атак на саудитскую власть.
Саудовская Аравия придерживается курса столь же комплексного, сколь комплексны проблемы, стоящие перед ней. Королевская семья считает, что безопасность страны и национальные интересы требуют конструктивных отношений с Западом и участия в глобальной экономике. Тем не менее, будучи родиной ислама и «хранителем святынь», Саудовская Аравия не может себе позволить даже мало-мальских нарушений исламской ортодоксии. Она пытается «вместить» возрождающийся радикальный исламистский универсализм в непрочную амальгаму современной государственности и вестфальских принципов международного порядка, опираясь на практики ваххабизма, пожалуй, наиболее фундаменталистской версии ислама, и субсидируя ваххабитов по всему земному шару. Время от времени это приводит к сомнительным, мягко говоря, результатам. Дипломатически Саудовская Аравия является полноправным партнером Соединенных Штатов, но духовно поддерживает ту форму ислама, которая противоречит современным тенденциям и подразумевает вражду с немусульманским миром. Финансируя медресе (религиозные школы), где преподают аскетический ваххабизм, саудовцы не только исполняют свои мусульманские обязанности, но и принимают меры предосторожности – пусть ваххабиты проповедуют за рубежом, а не в границах королевства. В итоге возникли непредвиденные последствия: джихадистский пыл ныне угрожает саудовскому государству и его союзникам.
Стратегия «принципиальной двусмысленности» была эффективной, пока суннитские государства в основном управлялись военными режимами. Но едва появилась «Аль-Каида», теократический Иран установил владычество над воинствующим революционным лагерем, а «Братья-мусульмане» устремились во власть в Египте и в других странах региона; и Саудовская Аравия столкнулась сразу с двумя формами гражданской войны на Ближнем Востоке, причем обоим войнам содействовал ее собственный прозелитизм (пусть и непреднамеренный): войны между мусульманскими странами – членами вестфальской системы и исламистами, которые видят в государственности и в сегодняшних преобладающих институтах международного порядка «надругательство над Кораном», а также войны между шиитами и суннитами, когда Иран и Саудовская Аравия выступают как лидеры противоборствующих сторон.
