Верховский атакует меня сообщениями целый день. Он соскучился, ждет, обожает. Там в каждом не больше трех слов, но меня уносит на романтичные облака. Я его взглядом выискиваю, когда мы возвращаемся в отель, надеюсь, что встретимся и переглядками друг друга подогреем. Но Жени нет нигде. Он ограничивается только сообщениями. То ли энергию копит для вечера, то ли отсыпается.
В одиннадцать мы спускаемся в ресторан, где нас уже ждут. Я поправляю платье. Зачем-то выбрала с разрезом, а теперь смущаюсь, неуместно гадая, что подумает о моем внешнем виде Верховский. Наваждение какое-то. Как будто меня его мнение волнует и, если оно вдруг окажется негативным, я побегу переодеваться. Нет, конечно. У виска пальцем покручу и посоветую не смотреть. А еще лучше это платье с меня снять.
Мы садимся, о чем-то переговариваемся, но я не слышу. Отвечаю тоже на автомате, потому что спину начинает жечь. И с каждой секундой только сильнее. Оборачиваюсь и натыкаюсь на Верховского. Он смотрит в упор, не стесняясь. Уголки губ в улыбке приподнимает и кивает едва заметно. Мне же приходится напомаженные губы кусать, чтобы глупо не улыбаться. Он удивлен, и даже с расстояния в несколько столиков я вижу, как полыхает его взгляд. Там столько чертей пляшет, что я не уверена, что со всеми ними справлюсь.
Женя сегодня красивый, нарядный. В рубашке белой, только без галстука. Пара верхних пуговиц расстегнута, он дерзкий и одновременно расслабленный. Как хищник, пока еще не голодный, но уже сидящий в засаде.
Возвращаюсь к своей компании, все еще чувствую жжение между лопатками, но теперь не такое интенсивное. Невольно втягиваюсь в разговор, но не перестаю минуты считать, без конца поглядывая на часы на запястье Эдика. Боже, мы теперь бывшие, это по-настоящему. И во мне только благодарность к этому мужчине сейчас плещется. Да, между нами много неправильного было, но тянуть это в новый год не стану. В конце концов, он поступил правильно. А остальное пусть стирает время.
Как мы встречаем Новый год, я даже не могу вспомнить. Все происходит спонтанно: я мечусь между Верховским и нашим столом. Без конца головой верчу и пропускаю момент, когда Эдик открывает шампанское прямо с двенадцатым ударом курантов. Оно пенится и с шипением оказывается на мне.
Не знаю, его ли это задумка или случайность. Но на десять минут после полуночи я не остаюсь. Извинившись, ухожу раньше, напоследок шепнув Катаеву слова благодарности.
Улыбаюсь как дурочка, почти несусь к выходу, где меня настигает Верховский. Мы встречаемся как будто случайно. Он прижимается очень близко в дверях:
— Ты надела это платье, чтобы меня с ума свести? — по телу волна возбуждения прокатывается от пошлого шепота.
— Немножко, — пожимаю плечами и чуть ли не выбегаю в холл. — Мне нужно пять минут. Я переоденусь и спущусь.
— Буду на улице. Как выйдешь — поворачивай направо.
В номер залетаю ужасно рассеянная. Кое-как выныриваю из платья, второпях вытираю влажным полотенцем грудь и живот. Задерживаться нельзя, потому что через десять минут мужчины потянутся курить, а мне категорически противопоказано мелькать там. Поэтому наспех нырнув в самый нарядный свой сарафан и сменив босоножки на сандалии, я, вооружившись пляжной сумкой, спешу на улицу, проскальзывая незаметно даже мимо администратора.
Женя ждет меня, облегченно выдыхает, когда я устремляюсь ему навстречу. Протягивает руку, в которую я вкладываю свою ладонь. Так волнительно и весело одновременно! Сбегаю к Верховскому, как будто мне снова семнадцать и надо утаить от мамы, что я встречаюсь с мальчиком. На губах глупая улыбка блуждает, а тело такое легкое, что, кажется, взлечу сейчас. Женя резко притягивает меня к себе и впивается поцелуем. Совсем не нежно. Кусает губы, втягивает их в себя по очереди, языком двигает так, что последние мозги отключаются.
— А если увидят, — шиплю и снова наши рты находят друг друга.
— Тут некому на нас смотреть, все бухают, — посмеивается он. — С Новым годом.
— С Новым счастьем, — отвечаю и ладонь на его щеку кладу. Глажу легонько, И Женя едва не мурчит. А мне нравится, когда он такой. Другой какой-то совсем или это я его таким вижу, потому что и правда счастлива в этот момент. И это новое для меня чувство, как и счастье — особенное.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я сегодня не запоминаю ничего: ни дороги, ни ночных видов побережья, ни веселья. Полностью в себя проваливаюсь, сосредотачиваясь на том, что в груди теплится. Щекотно, но так приятно, что не понимаю, как мы снова оказываемся прилипшими друг к другу, стоит двери бунгало закрыться.
Не хочу больше медлить и думать, нужно или нет. Нужно. Очень. Нам обоим. Расстегиваю пуговицы на рубашке, зачем-то аккуратничаю, хотя пару раз хочется дернуть края, чтобы с треском вылетели и покатились, сметая все предрассудки.
Женя тоже жадный. Наглеет сразу же, платье задирает, сумку мою в сторону отбрасывает и пальцами следы на коже оставляет, потому что невозможно оставаться в полумерах. Все или ничего. Сумасшествие или безразличие. И мы негласно выбираем лететь в бездну вместе.
Я кусаю плечи Верховского, он мои ягодицы сжимает, ладонью скользит между ними и толкается внутрь двумя пальцами, потому что я для него была готова еще с первого взгляда там, в ресторане. Тяжелое возбуждение внизу живота разгоняется, бежит по венам и бьет в голову.
Женя меня на кровать осторожно укладывает, сверху нависает, лижет соски, пока и шиплю, сгорая от страсти, которая вспыхивает между нами всякий раз. Мы голодные, спешим утолить жажду. Он переворачивает нас, я сажусь сверху, но все это совсем не как в прошлый раз. Теперь руководит Верховский, мне же остается только подчиняться.
— Всю тебя хочу, — он целует в солнечное сплетение, убивая меня нежностью и порочным вожделением одновременно.
— Бери, — рычу в его губы, притягивая Женю к себе за плечи. — Всю бери.
И он не спорит. Заполняет меня медленно. Обхватывает талию и мощными рывками вбивается. Заваливается на спину и продолжает двигаться в бешеном ритме. Я только скулить от удовольствия и шипеть успеваю. Глаза закатываю, когда Верховский за горло меня к себе тянет и то ли целует, то ли кусает. Языком дразнит меня.
— Моя и ничья больше, — хрипит, по коже горячее дыхание мурашками расходится. Я с трудом его слышу, смысл долго доходит, а потом киваю болванчиком.
— Твоя, да, — отвечаю, всхлипывая, пока Женя продолжает истязать мое тело.
Я вспыхиваю, оргазм сладким спазмом стягивает тело. Сжимаю Верховского в себе, по груди его распластываюсь и обнимаю, впиваясь ногтями в шею и плечи. Целую сама, потому что невозможно не касаться, хочется раствориться в нем. Новогодние фейерверки взрываются прямо под веками. Они яркие, их много, и от них хорошо.
Женя не останавливается, даже когда я замираю. Ему нужно еще, я лениво подаюсь бедрами навстречу. Хочу, чтобы ему было так же круто, как было мне, чтобы прочувствовал каждый миг оргазма, чтобы отпустил себя и отдал уже контроль.
Шлепнув его по рукам, сползаю и устраиваюсь между его ног. Обхватываю член ладонью у основания и беру в рот головку. Не до медлительности сейчас, поэтому сразу задаю темп, дразню языком, обводя по кругу, помогаю себе рукой.
Прикрываю глаза и со стоном погружаю его глубже, чувствую, как дергается. Уголки губ приподнимаются в улыбке, и я продолжаю уже увереннее.
— Бля-я-я, это кайф, — со стоном произносит и прикрывает глаза. Ладонь его на голову мою ложится. Женя волосы осторожно сжимает, у него как-то аккуратно получается их схватить, и помогает мне с нужным темпом. — Ты же… я… о, да… — бессвязно, потому что мыслей нет сейчас ни у одного из нас.
Я удовольствие испытываю от минета, глаза прикрываю и полностью наслаждаюсь процессом. Открываю рот шире, позволяя скользнуть ему глубже. Обратно, и снова до упора. Женя мычит, я распаляю его возбуждение стонами. Свободную руку опускаю на клитор и двигаю пальцами в такт голове. Увлекаюсь, ускоряюсь. Волна горячая снова по телу бежит, уже гораздо скорее. Накроет интенсивнее. Член становится тверже, но я продолжаю, пока не чувствую во рту горьковатый вкус спермы.
