Когда снова взглянула в зеркало, на меня смотрела незнакомая девушка. Все было прежним: волосы, кожа… Черты лица. Глаза — зеленые-зеленые, как первая листва… Но выражение их стало каким-то другим. Из взгляда исчезли обреченность и затравленность. Мне не нужно было больше смиряться с судьбой. Теперь, когда прочитала письмо отца и выяснилась правда об Андре, я вынуждена была признать, что судьба вела меня так, как было нужно. И была со мной бережна…
Как сказала Вилла? «Тебя берегли так, как не берегут щенков…»
Именно. Судьба, как бы это ни выглядело со стороны, берегла меня так, как не берегут щенков.
Я снова посмотрела на свое отражение в зеркале и закусила губу.
Дело оставалось, как говорится, за малым. Как говорится…
Пробудить мою магию. Распаковать во мне, так сказать, всю магию моего рода. Дать мне возможность обрести магические способности. То, что мое по праву. И в этом же была загвоздка.
Сделать это можно не иначе как слиянием.
С моим мужем. Со Зверем. С альфой Стаи Семи Лесов. С волком, которого я не знаю и не люблю. И который не знает и не любит меня…
Почему-то последняя мысль причинила боль.
Я чувствовала себя загнанным зверем. Попавшей в мышеловку мышью. Этого последнего и решающего шага ждали от меня все. Зверь, который был со мной терпеливым. Волки. Черная стая. Должно быть, те волки, точнее, волчицы, с которыми удалось познакомиться до того, как встретила Зверя. Даже я сама, проклятье Луны, ждала от себя этого шага!
— Почему он так терпелив со мной? — вырвалось у меня. — Не лучше бы было покончить со всем этим одним разом? Почему все ждут какого-то моего согласия?
Говорила так и не верила себе. Просто-напросто знала, что если бы Фиар принуждал меня, то никогда бы ему не простила. Хотя он мог… И был бы в своем праве.
Какое-то время я бесцельно металась по гардеробной, перекладывала с места на место вещи. И лишь когда Эльза с Джейси постучались в мои покои третий раз, вдохнула, выдохнула и пошла к выходу. Навстречу своей судьбе.
* * *
Когда я вышла на лестницу, оказалось, что Фиар ждет меня внизу.
Я опешила, думала, что волк будет ждать за столом, и потому застыла, как статуя.
А когда увидела взгляд Зверя, поняла, что не смогу сделать ни шагу.
Он просто стоял и смотрел… Когда увидел меня, лицо его практически не изменилось. Только, пожалуй, складка между бровей стала глубже, губы чуть больше поджались, а взгляд… Глаза вспыхнули каким-то новым светом. И свет этот преобразил это словно высеченное из скалы лицо с грубыми, но правильными чертами. И вот он смотрит… И я тоже смотрю, не в силах отвести взгляд.
Фиар вышел из оцепенения первым.
То ли шутливо, то ли всерьез он изобразил поклон, который сделал бы честь любому аристократу, учитывая, что ее величество особенно взыскательна к придворным во всем, что касается придворного этикета…
И я… У меня колени ослабли, и, чтобы удержаться на ногах, я положила руку на перила. Подумалось, что у меня не было дебюта при дворе, как у Виталины и Микаэлы, не было и никогда уже не будет. Я не буду участвовать в бале дебютанток, в новом белом платье, меня не будут представлять разным именитым домам, не придется приседать в глубоком реверансе перед его и ее величествами, не буду ловить на себе жадные, восхищенные взгляды. Этого всего не будет… И этого всего не хочется.
Здесь, в замке на самом севере Заповедных земель, на земле, которая веками принадлежала роду моего отца, а теперь принадлежит вожаку черной стаи, в этом огромном холле нет никого, кроме нас. Меня и… Зверя. И он смотрит на меня так, что этот взгляд стоит сотни тех, что бросали бы на меня при дворе… Потому что в нем есть и жадность, и восхищение, и даже как будто страх… спугнуть?
Осознав, что слышу чувства волка, я зарделась и потупилась. Как сегодня сказала Адела? Я становлюсь одной из них. Не по крови, а по сути. Одной из свободного народа. А нас со Зверем связывает еще брачное свидетельство, подписанное кровью моего отца. Моей кровью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. А Зверь продолжал ждать меня, словно ожидать у лестницы несколько минут — это нормально.
Пальцы с такой силой впились в деревянные перила, что пришлось чуть ли не разгибать их по одному.
Понимая, что это, в конце концов, неприлично, я снова выдохнула и принялась спускаться. Сердце грозило выпрыгнуть из груди, а пылающий взгляд волка, казалось, прожигал насквозь.
Когда оставалось несколько ступенек до низа лестницы, наши со Зверем глаза оказались на одном уровне.
И он протянул мне руку. Как тогда, когда восседала на ритуальной скале и с ужасом наблюдала за брачным поединком. Тогда я спрятала руку за спину и, кажется, покачала головой. Сейчас сделать подобное не представлялось возможным. Да и не хотелось.
Не отводя взгляда, я вложила пальчики в широкую ладонь, и пальцы Зверя сомкнулись поверх моих, словно силок, в который угодила птица. Так же не отрывая взгляда, Зверь склонился над моими пальчиками в поцелуе, и когда его губы прикоснулись к коже, по телу прошла теплая дрожь.
— Ты просто потрясающе выглядишь, Эя, — сказал волк, и столько искренности было в его голосе, что я невольно часто заморгала.
— Я никогда ни у кого не видел таких глаз, как у тебя, — продолжал Зверь, и помимо воли мои губы растянулись в улыбке. — И такой улыбки, — скупо усмехнувшись в ответ, произнес Зверь. — Мне хотелось бы, чтобы ты улыбалась чаще.
Как назло, все слова словно вылетели из головы. Она ощущалась пустой, как магический осветительный шар. Нет, пожалуй, внутри осветительного шара все же есть свет, у меня же в голове было пусто. Я понимала, что молчать, не отвечая на комплименты, — это, по крайней мере, неприлично, но ничего не могла поделать.
Вместо этого губы растянулись в улыбке еще больше. И, судя по взгляду Зверя, ничего другого ему не надо было.
— Улыбайся чаще, Эя, — повторил Зверь и снова склонился в поцелуе над моей рукой. На этот раз прижался губами сильнее и продержал мою руку у своих губ дольше, чем допускал этикет, но в зале не было ни одного блюстителя нравственности, вообще не было никого, кроме нас, а нам было все равно. Это я прочитала в глазах волка, и это, я знала, было написано в моих глазах.
— Герцогиня Ньюэйгрин, леди Лирей Анжу Альбето, позвольте сопроводить вас на ужин, — полушутливо предложил Зверь.
— Но, — запротестовала я, — если я твоя жена, должна носить твое имя.
И Зверь улыбнулся. Впервые за все время, что знала его, он улыбнулся так открыто и как-то по-мальчишески обескураживающе.
А потом развел руки в стороны.
— Увы, герцогиня, — сказал он. — У меня нет ни титула, чтобы передать вам и вашим детям, ни имени, которое могла бы взять жена. У свободного народа нет такой традиции.
— Как же зовется жена альфы? — отчего-то прыснув, спросила я. — Вожака? Главная самка? Вожачка?
Зверь хмыкнул, показав, что оценил шутку.
— Нет, — покачал он головой. — Не так.
— А как? — не унималась я.
— Если альфа зовется правой лапой, — начал он. — То его, — он смерил меня взглядом, — самка…
— Левой лапой! — закончила я за него.
Волк кивнул с такой серьезной миной, что я не выдержала и, запрокинув голову, рассмеялась. А потом присела в книксене:
— Герцогиня Ньюэйгрин и Полерского леса, леди Лирей Анжу Альбето, левая лапа Стаи Семи Лесов, с удовольствием принимает ваше предложение, альфа.
Уголок рта волка дернулся. Насколько я успела изучить его, это должно означать усмешку.
— Черной стаи, миледи, — проговорил он. — Того, что от нее осталось…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Не так уж и мало, — не сдалась я. — Но все же день, когда вы снова станете альфой Стаи Семи Лесов, муж мой, не за горами. Так что с вашего позволения… — и снова присела в книксене.
— Объединить все стаи снова после того, как они, как им кажется, глотнули свободы и еще не вдосталь наигрались в борьбу за первенство… — Зверь хмыкнул.
