Он всегда думал, что жена, дом, дети — это не для него. Но когда в его жизнь вошла Анна Эвери, он временами стал мечтать о жизни, в которой он их обретет. Безумные мечты, уверял он себя. Ничему такому нет места в его жизни, в его ожесточенном сердце.
Она пробудила эти мечты… или жизнь среди дружных семей переселенцев?
Но он не имел никакого представления о том, как ухаживать за женщиной и любить ее, как подойти к такой леди, как Анна Эвери…
Любовь… Не пытайся укротить этого дикого коня, соскочи вовремя… Тебе не удастся пробудить любовь в Анне Эвери…
Стив сел в седло и пустил Чууна вскачь, чтобы свистящий в ушах ветер прогнал ненужные мысли. Завтра он дает женщинам последний урок, суббота предоставляется им для сборов, и в понедельник, 1 апреля, переселенцы отправляются в путь.
Он не обнаружил преступника, но сделает это во время путешествия. Если это окажется Чарльз Эвери и он убьет его, то что станется с его дочерью? И как быть, если она окажется замешанной в преступлении? Как он поступит с ней? Бог да поможет и ему, и ей!
Он пришпорил Чууна, и бешеная скачка развеяла докучливые мысли.
7
В субботу утром Джинни пошла помогать Люси Ивз в последних сборах. Люси показала ей крепкий костыль, который сделал ей Стив, чтобы женщина меньше утруждала больную ногу. И Люси рассказала Джинни, что Стив предлагал освободить ее от походов, но она сама отказалась от этого. Значит, он способен проявлять сочувствие, думала Джинни, и сердце ее было полно раскаяния. Очевидно, он скрывает хорошие черты своего характера и добрые поступки, а она-то обрушилась на него, когда Люси перетрудила больную ногу! Закончив с Люси домашние дела, Джинни решила разыскать Стива, чтобы извиниться перед ним.
— Стив, я так виновата! Простите за то, что я вам сказала вчера на дороге. Теперь я знаю, как вы старались помочь Люси. Простите меня, я была взвинчена бессонницей и вела себя просто ужасно. Больше этого никогда не будет, Стив…
— О чем тут говорить, мисс Эвери? Мой долг — помогать каждому. Миссис Ивз нуждается в помощи, и я ей помогаю.
— Нет, вы неправильно оцениваете свои поступки. Вы были добры к Люси, заботились о ней. Вы считаете себя холодным и бессердечным, но вы сами себя не знаете. Я понимаю, что вы много страдали, но можно забыть о прошлом и начать новую жизнь…
— С вашей помощью, мисс Эвери? Жизнь, осененную вашим милосердием и жертвенностью?
Слезы обиды заблестели в ее светло-карих глазах; она сказала звенящим голосом:
— Я знаю, вам трудно принять слова благодарности, но я говорю их искренне.
— Не обманывайтесь, не воображайте меня благородным героем. Повторяю вам: заботиться о людях, которых я опекаю, — моя обязанность, моя работа. Нежное сердце здесь ни при чем. Вы можете быть мягкосердечной, я — нет. Я объяснил вам, что я за человек, и вы должны мне поверить.
Джинни задумчиво качнула головкой:
— Должно быть, вы считаете, что доброта и сострадание — непростительные слабости, но вы ошибаетесь. И в вашем сердце они есть… иначе вы не пощадили бы меня тогда, в фургоне…
Глядя в ее доверчивые глаза и милое лицо, он не сразу нашелся, как ей солгать:
— Ничего такого нет в моем сердце. Я… пощадил вас, потому что в противном случае мог бы лишиться работы.
— Может быть, вы себя в этом уверили, но я знаю, что это не так.
Он гневно посмотрел на нее:
— Не так! А как же, по-вашему?
— Я думаю, что вы чувствуете то же, что я, но боитесь признать это, — смело ответила Джинни.
Глаза Стива сузились и сердито заблестели, но он не спросил ее, о каких чувствах она говорит, а выпалил:
— По-вашему, я трус? Слабак?
— Только в отношении чувств, — объяснила она. — Вы отважны и не боитесь рисковать своей жизнью, но в сфере чувств вы панически боитесь и избегаете малейшего риска, легчайшей раны. А ведь эти раны исцелимы — их лечит время или новые чувства.
— Бывают неисцелимые раны, Анна.
— Ваши раны не заживают, потому что вы раздираете их, не лечите их и не принимаете помощи тех, кто помог бы излечить их.
Он уже не в силах был продолжать этот бесцельный разговор.
— Вы не прожили такой жизни, которая стала моим уделом, поэтому вы не можете понять меня. Советовать легко. Если бы даже у меня возникли какие-то чувства — что бы вы под этим ни подразумевали, — это ничего бы не изменило. Я — одиночка. И останусь одиночкой.
У Джинни возникло чувство, что она старается напрасно и не добьется своего. Но, может быть, будет еще хуже, если она своего добьется? Если пробудит в нем чувства, которые заставят страдать их обоих.
— Вы — не единственный, кто испытал страдания, — сказала она. — Многие испытали потери.
Что-то в ее голосе и выражении лица задело и тронуло его, но он колко заметил:
— Какие же это страдания могла испытать такая леди, как вы?
Глаза Джинни наполнились слезами.
— Я не могу вам об этом рассказать…
— Вас дразнили девицы-янки в пансионе, и вы скучали вдали от родного дома… Это — не страдания, Анна.
— Нет, совсем другое. Да, по общему мнению, я росла как изнеженная барышня. Но никто ведь не знает… — Джинни опустила ресницы и замолчала. Об этом нельзя говорить. Ей хотелось зарыдать, но она взяла себя в руки и сказала Стиву:
— Не надо об этом. Я пришла поблагодарить вас, а не обременять своими горестями. У вас забот и без меня хватает. Да мы и слишком чужие друг другу, чтобы я могла вам довериться. Увидимся позже, мистер Карр.
Стив понял, что еще раз глубоко ранил ее и попытался снова навести мосты. Не из сочувствия к ней, уверял он себя, а в интересах своей миссии, для проверки подозрений относительно Чарльза Эвери.
— Анна! Хотите что-нибудь передать отцу? Я еду в город за припасами.
— Спасибо, Стив, ничего не надо.
— До свидания, скоро увидимся. — Он приподнял шляпу, кивнул ей и ушел.
В чем дело, Стив Карр, откуда вдруг такая заботливость? Что-то в тоне Става насторожило Анну. Наверное, он хочет посмотреть, в какой обстановке я жила в городе. Все-таки он — человек «себе на уме». Зачем ему нужно попасть в дом, где живет Чарльз Эвери?
Джинни тряхнула головкой — не стоит об этом думать. Увидев Руби Андерсон, она предложила присмотреть за ее детьми, пока та будет готовить и стирать; Руби охотно согласилась.
— Спасибо, Анна, это будет очень кстати. Дети остались одни, Джордж поехал в город вместе со Стивом Карром.
Через час Джинни терла и полоскала в реке свою одежду, выкладывая ее потом на расстеленную на берегу чистую простыню. Гладить в дороге будет невозможно, и Джинни заранее огорчалась, представляя себе, какой вид примут ее одежки.
