Он подошёл к ней и положил ладони ей на плечи, мимолётно подумав о том, как просто будет, скользнув ладонями по шее девушки, задушить её. Фелан изобразил приветливую улыбку.
— Только о том, что вы правы, — ответил он. — Слова не имеют значения. Вот что важно. — Кристофер целовал Пруденс неторопливо, искусно, пока не почувствовал, что её стройное тело расслабилось рядом с его телом. Прю издала еле слышный стон удовольствия, обвив руками шею Криса. — Прежде чем я уеду в Гэмпшир, — пробормотал Крис, склонившись к её щеке, на которой проступил румянец, — я попрошу у вашего отца официального разрешения ухаживать за вами. Это вас обрадует?
— О, да, — с сияющим лицом воскликнула Пруденс. — О, Кристофер… ваше сердце теперь принадлежит мне?
— Да, моё сердце принадлежит вам, — невыразительным тоном подтвердил Крис, притягивая девушку ближе к себе, в то время как его холодный взгляд остановился на отдалённой точке где-то за окном.
Только вот он не мог подарить Пруденс того, чего у него уже не осталось.
— Где она? — первым делом спросил Кристофер у Одри в тот же момент, как вошёл в дом её родителей в Кенсингтоне. Он отправился к ней сразу же после того, как уехал от Пруденс. — Кто она?
Его невестка, казалось, совсем не испугалась такого яростного допроса.
— Прошу тебя, не смотри на меня так хмуро. О чём ты говоришь?
— Пруденс передавала тебе письма прямо в руки или кто-то ещё приносил их тебе?
— О, — Одри выглядела абсолютно спокойной. Сидя в гостиной на диване, она взяла в руки небольшие пяльцы для вышивания и посмотрела на вышитый участок. — Так ты, наконец, понял, что Прю не писала этих писем. Что её выдало?
— Тот факт, что она знала содержание моих писем, но не тех, что посылала сама. — Кристофер навис над Одри, сердито глядя на неё. — Это ведь одна из её подруг, верно? Скажи мне, которая.
— Я ничего не могу подтвердить.
— Беатрис Хатауэй как-то с этим связана?
Одри закатила глаза:
— С чего бы Беатрис захотела участвовать в подобном деле?
— Месть. За то, что я однажды сказал, будто её место в конюшне.
— Ты же отрицаешь, что говорил такое.
— Ты сказала, что я так сказал! Убери этот обруч, или, клянусь богом, я надену его тебе на шею. Уясни для себя кое-что, Одри: я весь в шрамах с головы до пят. В меня стреляли, меня кололи кинжалами, штыками, в меня попадала шрапнель, меня лечили настолько пьяные доктора, что они едва могли стоять на ногах. — Последовала зловещая пауза. — И ничто из этого не ранило меня настолько сильно.
— Мне жаль, — подавленно отозвалась Одри. — Я бы никогда не согласилась на то, что, по моему мнению, принесло бы тебе несчастье. Вся эта история началась как проявление доброты. По крайней мере, я в это верю.
Доброты? Кристофера возмутила сама мысль о том, что его рассматривали как объект для выражения жалости.
— Ради всего святого, почему ты помогала кому-то обманывать меня?
— Я просто не знала ни о чём, — возмутилась Одри. — Я была похожа на призрак, потому что сутки напролёт присматривала за Джоном — я не ела, не спала — и у меня не осталось сил. Я вообще не вспоминала об этих письмах, просто решила, что не будет никакого вреда, если кто-то будет тебе писать.
— Но мне нанесли вред, чёрт возьми!
— Ты хотел верить, что это писала Пруденс, — упрекнула Криса Одри. — Иначе тебе стало бы ясно, что ей не принадлежит ни строчки.
— Я был на чёртовой войне. У меня не было времени рассматривать причастия и предлоги, пока я перетаскивал свою задницу от окопа к окопу…
Кристофера прервал голос, раздавшийся в дверях.
— Одри, — это был один из её высоких, плотного телосложения братьев, Гэвин. Он небрежно прислонился к косяку, бросив на Кристофера предупреждающий взгляд. — Невозможно не услышать, как вы двое ругаетесь — ваши голоса разносятся по всему дому. Тебе нужна помощь?
— Нет, спасибо, — решительно ответила Одри. — Я могу с этим справиться и сама, Гэвин.
Её брат еле заметно улыбнулся.
— Вообще-то я спрашивал Фелана.
— Он тоже не нуждается в помощи, — с большим достоинством заверила брата Одри. — Пожалуйста, позволь нам несколько минут поговорить наедине, Гэвин. Нам нужно разобраться в важном вопросе.
— Хорошо. Но я буду поблизости.
Вздохнув, Одри проводила взглядом своего чересчур заботливого брата и вновь сосредоточила внимание на Кристофере.
Тот упёрся в неё тяжёлым взглядом.
— Мне нужно её имя.
— Только если ты поклянёшься, что не причинишь вреда этой женщине.
— Клянусь.
— Поклянись могилой Джона, — настаивала Одри.
Воцарилось долгое молчание.
— Я так и знала, — непреклонно заявила девушка. — Если ты не можешь поклясться, что не причинишь ей вреда, несомненно, я не могу назвать тебе её имя.
— Она замужем? — охрипшим голосом спросил Кристофер.
— Нет.
— Она в Гэмпшире?
Одри помедлила в нерешительности, прежде чем осторожно кивнуть.
— Скажи ей, что я найду её, — заявил Фелан. — И она пожалеет о своём поступке, когда это случится.
В наступившей напряжённой тишине он подошёл к порогу и бросил взгляд через плечо.
— А пока ты можешь первой поздравить меня, — сказал Крис. — Мы с Пруденс скоро обручимся.
Лицо Одри стало пепельно-бледным.
— Кристофер… в какую игру ты играешь?
— Увидишь, — последовал его неприветливый ответ. — Тебе и твоей загадочной подруге она должна понравиться — вам же обеим, кажется, нравятся игры.
Глава 14
— Какого дьявола вы там едите? — Лео, лорд Рэмси, стоял в семейной гостиной в Рэмси-Хаус, наблюдая за своими детьми — темноволосыми близнецами Эдвардом и Эммелин, игравшими на ковре.
Его жена, Кэтрин, помогавшая малышам строить башни из кубиков, посмотрела на него с улыбкой.
— Они едят печенье.
— Вот это? — Лео взглянул на тарелку с маленьким коричневым печеньем, стоявшую на столе. — Оно выглядит до отвращения похожим на то, которым Беатрис кормит собаку.
— Потому что это оно и есть.
— Оно и… Чёрт побери, Кэт! О чём ты только думаешь? — присев на корточки, Лео попытался вытащить влажное печенье у Эдварда изо рта.
Попытка Лео была встречена негодующим воплем.
— Моё! — закричал Эдвард, вцепившись в печенье ещё сильнее.
— Оставь, пусть грызёт, — заявила Кэтрин. — У близнецов прорезываются зубки, а это печенье очень твёрдое. В нём нет никакого вреда.
— Откуда ты это знаешь?
— Его испекла Беатрис.
— Она не умеет готовить. Насколько я знаю, Беатрис едва ли может намазать хлеб маслом.