Он подошел к каналу, где в дрожащей воде мерцали звезды.
Под водой, шеренга к шеренге, как рыба в стае, ржавели роботы – механическое население Марса, которое он создавал в течение многих лет, пока внезапно не понял жуткой бессмысленности того, что делает, и не приказал им – раз, два, три, четыре! – следовать на дно канала, и они утонули, пуская пузыри, как пустые бутылки. Он истребил их всех – безжалостно истребил.
В неосвещенном коттедже тихо зазвонил телефон.
Он прошел мимо. Телефон замолк.
Зато впереди, в другом коттедже, забренчал звонок, словно догадался о его приближении. Он побежал. Звонок остался позади. Но на смену пришли другие звонки – в этом домике, в том, здесь, там, повсюду! Он рванулся прочь. Еще звонок!
– Ладно! – Закричал он в изнеможении. – Ладно, иду!..
– Алло, Бартон!..
– Что тебе?
– Я одинок. Я существую, только когда говорю. Значит, я должен говорить. Ты не можешь заставить меня замолчать…
– Оставь меня в покое! – в ужасе воскликнул старик. – Ох. Сердце…
– Говорит Бартон. Мне двадцать четыре. Еще два года прошло. А я все жду. И мне все более одиноко. Прочел «Войну и мир». Выпил реку вина. Обошел все рестораны – и в каждом был сам себе официант, и повар, и оркестрант. Сегодня играю в фильме в кинотеатре «Тиволи». Эмиль Бартон в «Бесплодных усилиях любви» исполнит все роли, некоторые в париках!..
– Перестань мне звонить, или я тебя убью!..
– Не сможешь. Сперва найди меня!
– И найду.
– Ты же забыл, где ты меня спрятал. Я везде: в кабелях и коробках, в домах, и в башнях, и под землей. Давай убивай! И как ты назовешь это? Телеубийство? Самоубийство? Завидуешь, не так ли? Завидуешь мне, двадцатичетырехлетнему, ясноглазому, сильному, молодому… Ладно, старик, стало быть, война! Война между нами! Между мной – и мной! Нас тут целый полк всех возрастов против тебя, единственного настоящего. Валяй, объявляй войну!..
– Я убью тебя!
Щелк! Тишина.
Он вышвырнул телефон в окно.
В полночный холод автомобиль пробирался по глубоким долинам. На полу под ногами Бартона были сложены пистолеты, винтовки, взрывчатка. Рев машины отдавался в его истонченных, усталых костях.
«Я найду их, – думал он, – найду и уничтожу всех до единого. Господи, и как он только может так поступать со мной?..»
Он остановил машину. Под заходящими лунами лежал незнакомый город. Над городом висело безветрие.
В холодеющих руках у него была винтовка. Он смотрел на столбы, башни, коробки. Где в этом городе запрятан голос? Вон на той башне? Или на этой? Столько лет прошло! Он судорожно глянул в одну сторону, в другую.
Он поднял винтовку.
Башня развалилась с первого выстрела.
«А надо все, – подумал он. Придется срезать все башни. Я забыл, забыл! Слишком это было давно…»
Машина двинулась по безмолвной улице.
Зазвонил телефон.
Он бросил взгляд на вымершую аптеку.
Телефон!
Сжав винтовку, он сбил выстрелом замок и вошел внутрь.
Щелк!
– Алло, Бартон! Предупреждаю: не пытайся разрушить все башни или взорвать их. Сам себе перережешь глотку. Одумайся…
Щелк!
Он тихо отошел от телефона и двинулся на улицу, а сам все прислушивался к смутному гулу башен – гул доносился сверху, они все еще действовали, все еще оставались нетронуты. Посмотрел на них – и вдруг сообразил.
Он не вправе их уничтожить. Допустим, с земли прилетит ракета – сумасбродная мысль, но допустим, она прилетит сегодня, завтра, через неделю. И сядет на другой стороне планеты, и кто-то захочет связаться с Бартоном по телефону и обнаружит, что вся связь прервана…
Он опустил винтовку.
– Да не придет ракета, – возразил он себе вполголоса. – Я старик. Слишком поздно…
«Ну, а вдруг придет, – подумал он, – а ты и не узнаешь… Нет, надо, чтобы связь была в порядке…»
Опять зазвонил телефон.
Он тупо повернулся. Прошаркал обратно в аптеку, непослушными пальцами поднял трубку.
– Алло!..
Незнакомый голос.
– Пожалуйста, – сказал старик, – оставь меня в покое…
– Кто это, кто там? Кто говорит? Где вы? – откликнулся изумленный голос.
– Подождите. – Старик пошатнулся. – Я Эмиль Бартон. Кто со мной говорит?
– Говорит капитан Рокуэлл с ракеты «Аполлон-48». Мы только что с Земли…
– Нет, нет, нет!..
– Вы слушаете меня, мистер Бартон?
– Нет, нет! Этого быть не может…
– Где вы?
– Врешь! – Старику пришлось прислониться к стенке будки. Глаза его ничего не видели. – Это ты, Бартон, потешаешься надо мной, обманываешь меня снова!..
– Говорит капитан Рокуэлл. Мы только что сели. В Новом Чикаго. Где вы?
– В Гринвилле, – прохрипел старик. – Шестьсот миль от вас.
– Слушайте, Бартон, могли бы вы приехать сюда?
– Что?
– Нам нужно провести кое-какой ремонт. Да и устали за время полета. Могли бы вы приехать помочь?
– Да, конечно.
– Мы на поле за городом. К завтрашнему дню доберетесь?
– Да, но…
– Что еще?
Старик погладил трубку.
– Как там Земля? Как Нью-Йорк? Война кончилась? Кто теперь президент? Что с вами случилось?..
– Впереди уйма времени. Наговоримся, когда приедете.
– Но хоть скажите, все в порядке?
– Все в порядке.
– Слава богу. – Старик прислушался к звучанию далекого голоса. – А вы уверены, что вы капитан Рокуэлл?
– Черт возьми!..
– Прошу прощения…
Он повесил трубку и побежал.
Они здесь, после стольких лет одиночества – невероятно! – Люди с земли, люди, которые возьмут его с собой, обратно к земным морям, горам и небесам…
Он завел машину. Он будет ехать всю ночь напролет. Риск стоит того – он вновь увидит людей, пожмет им руки, услышит их речь…
Громовое эхо мотора неслось по холмам.
Но этот голос… Капитан Рокуэлл. Не мог же это быть он сам сорок лет назад… Он не делал, никогда не делал подобной записи! А может, делал? В приступе депрессии, в припадке пьяного цинизма не выдумал ли он однажды ложную запись ложной посадки на Марсе ракеты с поддельным капитаном и воображаемой командой? Он зло мотнул головой. Нет! Он просто подозрительный дурак. Теперь не время для сомнений. Нужно всю ночь, ночь напролет мчаться вдогонку за марсианскими лунами. Ох и отпразднуют же они эту встречу!..
Взошло солнце. Он бесконечно устал, шипы сомнений впивались в душу, сердце трепетало, руки судорожно сжимали руль, – но как сладостно было предвкушать последний телефонный звонок: «Алло, молодой Бартон! Говорит старый Бартон. Сегодня я улетаю на Землю. Меня спасли!..» Он слегка усмехнулся.
В тенистые предместья Нового Чикаго он въехал перед закатом. Вышел из машины – и застыл, уставясь на бетон космодрома, протирая воспаленные глаза.
Поле было пустынно. Никто не выбежал ему навстречу. Никто не тряс ему руку, не кричал, не смеялся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
