И как я была с ним согласна!
В мгновенье ока на замок обрушился огонь двух драконов Алауэн Ту, одного очень азартного огненного асура и разозленной магианы.
Меня как бескрылую и крайне неусидчивую особу поставили на землю и унеслись в небо. А я уж осталась внизу разбирать по камушку магическое творение. Пальцы с горящими от магии ногтями ворвались в пульсирующую ткань камня, как в мякиш хлеба, как в тесто, замешенное хозяйкой спозаранку. И через руки в само нутро замка проникла моя воля, противопоставив себя самому его существованию. Сооружение задрожало, было бы живое — завопило бы. Это больно, когда тебе говорят: «Умри, умри, не существуй, я отпускаю тебя». И камень выл и сотрясался, сходя с ума от огненных птиц, прожигающих его стены, и от глубокого всепроникающего желания саморазрушения.
Этим-то и отличается магически возведенное сооружение от построенного обычным путем, пусть и укрепленного магией. У простого камня есть своя воля, а не воля создателя, которую можно перехватить.
Несколько минут я еще боролась с хозяйской волей, но спорить со мной не у каждого выходит, хотя и противник тоже попался не слабый. Я чувствовала его, точнее ее. Чувствовала и узнавала, изучала, как лаборант препарированную мышь. Своих мыслей мне скрывать было не за чем, в отличие от нее. Я открыла перед ней все шлюзы, все воспоминания, сметая чужое сознание.
Это как смотреть в глаза ведьме. В мои глаза, полные усмешки и боли.
Так получай, паскудная баба, всю ту боль, что я почувствовала перед умирающим другом. И его боль от потерянной любимой, и боль родственников тех, кого ты обрекла на смерть, и боль самих жертв, и «Танец скорбного огня». Все, что было, что душило — все, что она натворила.
Подавись, Шала!
Я почти воочию видела, как задрожало тело молодой магички, пропитанное взятой силой магией единорогов. Как она отлетела на добрый десяток шагов, ударилась о стену агонизировавшего здания, как кровь хлынула у нее из носа и изо рта, как сжались легкие, словно от сокрушительного удара…
В следующее мгновение я поняла, что нет здесь более чужой воли, есть только моя воля.
«Ну надо же!» — подумала я, когда замок наконец взорвался на тысячи осколков.
А с учетом того, что чьи-то шаловливые пальчики все еще находились в камне, взрыв, можно сказать, произошел перед самым моим носом.
Воля-то моя, и замок мой, так что ни один камень не посмел ударить или даже поцарапать меня. Да только взрывной волне этого никто не объяснил. Понятное дело — меня швырнуло в сторону, как пнутый мальчишкой мячик.
Что-то мне летать последнее время разонравилось. Во всяком случае, в одиночку.
Скала, на которой стоял замок, оказалась очень высокой и с моей стороны почти вертикальной. Так что мне предстоял долгий полет. Левитация здесь не помощник, заклинание произносится хотя бы за пять секунд до полета, а не во время, да и не сосредоточишься тут, когда перед лицом проносится вся жизнь вперемешку с серыми обломками скалы.
В общем, с жизнью я успешно попрощалась. Даже всем демонам мысленно ручкой помахала. Не поминайте лихом. Я и есть то самое лихо.
Обидно одно, пока прощалась, как-то не заметила что вишу в воздухе и бормочу себе под нос.
Не получилось у меня в тот раз помереть, а я уже целую речь приготовила, которую Аиду толкну по случаю встречи. Что ж, Аидушка, подожди родименький, не в первой тебе обламываться на моей ушлой душонке.
Зависла я где-то метрах в двадцати над ближайшей острой пикой, недолго падать осталось. Сначала думала Бали в рогатый лобик поцеловать и медаль что ли какую ему дать — за периодическое спасание нерадивых девиц в моем ехидном лице. Но потом смотрю, нету его.
А за спиной раскрыты белые полупрозрачные крылья.
Они подчинялись так легко, словно я родилась с ними.
Кому бы рассказать, что такое — собственные крылья. Это свобода, неограниченная, полная, беспредельная. Я взмывала вверх, я падала вниз, я кружила и закладывала виражи. Как же это сладко! «Счастлива, счастлива!» — пело мое сердце, кажется, оно само исцеляло свои раны. Небо и серые скалы слились в единый мир без начала и конца, в мир, где были только воздух и я.
Уж не знаю, сколько я кружила на своих, своих! крыльях, пока не услышала несколько далекий, словно накрытый подушкой, насмешливый голос:
— Пора!
— Ну еще немножечко, — заканючила я.
— Хватит. На первый раз, — почувствовала я улыбку.
Ничего не оставалось, как со вздохом вступить на площадку, где дожидались драконы и Бальтазар. Крылья тотчас исчезли.
— Мы уж думали, не стоит ли подняться и силком утащить тебя в крепость, — усмехнулась Стаська, сидевшая на камне и поедавшая пирожок.
— И получить заклинанием в лоб.
— Говорил же — это опасно, — пожал плечами асур, он тоже что-то жевал. — Она и без того летать любит, а уж от воздушных крыльев у нее всегда крышу сносило. Налеталась, малышка?
— Не-а.
Я позволила Бали обнять меня одной рукой и прижать к себе. От счастья до сих пор кружилась голова.
— Знаешь сколько ты летала? Полчаса. А заклинание рассчитано минут на пять. Уж не знаю, каких усилий стоило его поддерживать.
— Передай Данте спасибо. Это лучший подарок, какой я только могу пожелать. Хотя, знаешь, Бали, клинки и Уголек спасали мне жизнь куда чаще. — Я чмокнула асура в весьма замызганную щеку.
— Передам, — вздохнул тот. — Вечно он тебе потакает.
— Ага, когда не запугивает до икоты.
Бали понятливо кивнул.
А я вспомнила, как накануне моего бегства из-под опеки мэтра Оливье, мы сидели в кабаке и обмывали встречу и мой долгожданный диплом.
— Ты в следующий раз поосторожней с хвостом-то, — икнул Аскар, уже значительно нетрезвый, пока мы сидели в стороночке и болтали. — У нас это считается жутким оскорблением. Отстриженный кончик хвоста — знак войны. Хорошо Данте имеет слабость потакать тебе. Любого другого за такое мигом на ленточки бы порвал. Знаешь, на тоненькие такие.
— Ты может расскажешь, как развалила здесь все? — вмешался в ход моих мыслей Стас.
Ну, я и поведала историю моих разборок с зарвавшейся аристократочкой. Бали лишь усмехался, он-то ее помнил.
А потом, где-то на этапе восторгов по поводу полетов, в небе вырисовались драконы. Судя по надменным усмешкам Алауэн Ту — наши.
И чего Дукос так разорался? Истерику устроили, чуть сам крепость не разобрал. Мы с драконами даже шарахнулись к стенам от такого вопля. Асур лишь пожал плечами с презрением уставился на него. Что, надо признать, не смягчало характер начальника.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});