На Востоке, где тысячи изображений были разбиты или разорваны, слова папы возымели небольшой эффект; но на каждое уничтоженное изображение приходилась дюжина спасенных. Почти в каждом доме были свои иконы, начиная от простых, нарисованных на обычном дереве, и заканчивая искусными изображениями, отделанными эмалью и гравированным металлом; с ними жители не были готовы расставаться так легко. Однако Лев не собирался довольствоваться полумерами: его солдаты прошли по городу, конфискуя иконы и закрашивая мозаики, украшающие стены церквей. Монастыри пытались сопротивляться — в особенности могущественный Студийский монастырь, находящийся внутри городских стен; но монахи мало что могли поделать. Сотни их бежали со своими драгоценными иконами в дикие земли Каппадокии, где вырубили тайные церкви в мягкой скальной породе и стали ждать, когда общественное мнение отстранит их жестокого императора от власти.
Но общественному мнению было трудно спорить с результатами. Лев прогнал арабов от стен Константинополя, и когда в 740 году он разбил другую мусульманскую армию, казалось, что бог в самом деле доволен и одобряет очищение империи от идолопоклонников. Но этот аргумент обернулся против императора уже в следующем году, когда землетрясение — всегда воспринимавшееся дурным знаком — сотрясло столицу. Но Лев уже умирал — в начале лета он скончался от водянки, завещав дело своему сыну.
Он спас Византию от завоевания мусульманами и оказался первым императором за последние пятьдесят лет, который умер в своей постели. Но империя, которую он оставил после себя, была опасно разобщенной. Споры вокруг иконоклазма (то есть разрушения икон), которые он начал, будут бушевать добрую половину века и в итоге вынудят богословов заняться вопросами, которые всегда оставались на периферии сознания: где именно должна проходить грань между почитанием и идолопоклонничеством? Проливают ли свет на веру материальные изображения божественного, позволяя предыдущим поколениям говорить об их вере — или оскверняют веру, подменяя резными идолами? В какой-то момент судьба западного искусства, по сути, висела на волоске.
Была некоторая надежда, что сын Льва III, Константин V, разрешит этот вопрос — но он оказался даже более неистовым, чем его отец. С детства впитавший ненависть к иконам, он стал самым яростным иконоборцем из всех, что занимали византийский трон. Он считал, что церковь загнивает от поклонения идолам, и потребовал, чтобы все духовенство принесло клятву не почитать иконы. Новый император был столь тверд в своем убеждении, что один только Христос заслуживает поклонения, что даже упоминание титулов вроде «святой» или «праведный» — хотя бы в форме присловья — вызывало у него приступ ярости. Его ненависть к оказывающим сопротивление монахам была столь сильной, что порой он окунал их бороды в масло и поджигал их. Когда патриарх воспротивился такой жестокости и отказался давать клятву, император высек его и бросил в темницу, а затем подверг его унижению, заставив проехать вокруг ипподрома на шелудивом осле.
Объявив войну могущественным монастырям своей империи, Константин вынуждал монахов и монахинь вступать в брак, конфисковал церковное имущество и селил имперские войска в монастырских зданиях. Император также держал на службе богословов, которые должны были выступать в его поддержку, но и сам был весьма образованным человеком, способным самостоятельно отстаивать свои взгляды. Он часто указывал, что великий святой IV века Василий Кесарийский осуждал поклонение образам, когда писал, что поклонение изображениям императора столь же плохо, как и поклонение императору.[110] Однако Константину V было недостаточно старых цитат, чтобы придать вес своим требованиям; он желал, чтобы на его войну против икон было дано официальное разрешение. Мнение церкви по данному вопросу безнадежно расходилось с экстремистскими взглядами императора, и казалось, что никто не поддержит его — но нашлись и другие способы разрубить этот узел. Созвав великий собор всех церквей, Константин V заполнил его своими сторонниками и не позволил, чтобы на нем были представлены другие мнения. Неудивительно, что собор объявил о всецелой поддержке позиции императора. Иконы, реликвии, мощи и молитвы святым признавались разновидностями идолопоклонства и соответственно осуждались. Даже самые жестокие преследования императора теперь опирались на поддержку церкви, и публичные казни тут же набрали ход. Те, кто отказался принять иконоборчество, были избиты, изувечены и даже насмерть побиты камнями на улицах — все с молчаливого одобрения двора.
Константин V был способен вести свою борьбу с такой яростью, поскольку он, как и его отец, обладал огромным преимуществом: военные успехи обеспечили ему любовь народа. Даже новое появление чумы — последняя зафиксированная вспышка Черной Смерти в Константинополе вплоть до XIV века — не смогло подорвать его успех. В девяти блестяще проведенных кампаниях Константин V разгромил болгар и восстановил контроль над истощенными Балканами. Воспользовавшись локальным превосходством над слишком разбросанными и внутренне разобщенными силами мусульманам, император выгнал их из Малой Азии и даже смог восстановить некоторое подобие контроля над Кипром.[111]
Нежданные победы были встречены с понятной радостью — но даже самые ревностные сторонники Константина с тревогой наблюдали за ущербом, причиненным его религиозной политикой. Безнадежно расколовшись между теми, кто почитал иконы и теми, кто желал их уничтожить, Византия была глубоко не уверена в себе и трещала по швам. Хуже того, яростная война Константина с иконами отпугнула Запад именно в тот момент, когда сила Византии зависела от его лояльности. Сохранявший лояльность императору — который считал его еретиком — папа в Риме мог только наблюдать, как лангобарды уничтожают имперское правительство в Равенне. Мощь Византии сократилась до последнего бастиона на задворках Италии, и даже тут выглядела уязвимой. После почти восьми столетий цезари наконец были изгнаны из своей древней столицы: никогда больше нога римского солдата не ступит в Вечный Город.
В поисках нового покровителя, способного защитить его от лангобардов, папа обнаружил прекрасного кандидата в лице франкского короля Пипина Короткого. Ответив на призыв, Пипин прибыл в Италию, уничтожил лангобардов и взял контроль над тем, что впоследствии станет Папской областью.[112] Константинополь был унижен этими событиями — а моральный ущерб, нанесенный империи, был даже хуже, чем потеря территорий.
В лице Константина V империя наконец обрела сильного и одаренного императора на троне, и только из-за его фанатизма остановилась всего за шаг до окончательного выздоровления. Как наследник Константина Великого, он теоретически был мирским главой христианства. Все граждане старой Римской империи — даже те, кто находился под властью переменчивых варварских королевств Запада — присягали ему на верность и, по крайней мере в теории, всегда признавали его власть. Под давлением политических реалий они могли признавать мелких местных королей, но на небесах был только один бог, а на земле — только один император. Для тех, кто оказался в завоеванных мусульманами землях, положение дел виделось еще яснее. Большая часть населения там все еще была христианской, и эти люди мечтали о том времени, когда вернется император и освободит их из неволи. Они были настолько преданы Константинополю, что арабы называли их «церковью императора» и жили в постоянном страхе, ожидая массовых мятежей. Требовался только сильный лидер, способный нанести ответный удар и удовлетворить страстное желание столь многих восстановить империю, которая разделяла бы ценности истинной веры.
Но вместо того, чтобы воспользоваться такой возможностью, Константин V растратил ее впустую. Его жестокие репрессии отсекли Малую Азию от более широкого христианского сообщества внутри имперских границ.[113] Оставшиеся на Востоке с отвращением отвернулись от обезумевшей империи — а те, кто жил на Западе, начали сомневаться в имперских притязаниях на всемирную власть. Они еще не осмеливались требовать равенства с Константинополем, но этот день был уже не за горами. Возможность объединить христианский мир под покровительством возрожденной империи ушла навсегда. В своем гневе на иконы Константин и его отец лишились на это морального права. Никогда уже мир не будет прежним.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. КРОШАЩАЯСЯ ИМПЕРИЯ
Ко времени смерти Константина V, которая случилась 14 сентября 775 года, Византийская империя казалась полностью обессиленной. Постоянные потрясения, внутренние и внешние, оставили свой отпечаток на всех сторонах общества. Под давлением со всех сторон дела шли все хуже. Записи уже велись не столь точно, семейные родословные, которые гордо оберегались со времен Римской республики, стали отмирать, а старая традиция сенаторских званий почти исчезла. Большинство городов резко сократились в размерах, и поредевшее население ютилось в руинах их былого величия. Традиционная городская планировка исчезла почти полностью, широкие улицы и роскошные общественные здания уступили место запутанным узким улочкам и наспех построенным домам. Крупные здания беспрепятственно превращались в руины, а если их стены все-таки чинили, то использовался не камень из давно заброшенных каменоломен, а материал из более ранних построек.