давешняя нервозность или дрожь, как в речке с Калебом, не обычная тревожность, а неподотчетный ужас, какое-то глубинное сопротивление тому, что вскипало между ними.
– Я не хочу быть пилотом, – уперлась она. – Просто мне втемяшилось на какое-то время. Я думала, занятно научиться летать.
– Я бы хотел, чтобы ты доверяла мне, Мэриен.
– Бутлегеру, с которым познакомилась в борделе?
Она хотела пошутить, сострить, но просчиталась. Лицо Баркли закрылось.
– Я владелец ранчо, – тихо сказал он. – Не стоит об этом забывать.
Над их головами пролетела и исчезла между деревьями сова. Баркли, нахмурившись, проследил за ней.
От произошедшей в нем перемены Мэриен стало неловко. Захотелось вернуть его расположение.
– Мне надоела школа и хотелось заработать немного денег, – пожала она плечами. – Уоллес никогда не хотел своих детей, но взял нас, потому что у него доброе сердце. Больше никого не было. Я хотела отблагодарить его, вот и все. Помочь выбраться.
– Но чего ты хочешь для себя? Помимо «помочь выбраться»?
– Не знаю. Ничего. Как все.
Он наклонился к ней:
– Я не верю ни одному твоему слову.
Она остро ощущала его мужскую силу, дыхание, уверенность, с какой черные туфли уперлись в землю, запах, запомнившийся ей еще у Долли: какое-то масло для волос или одеколон, горький, терпкий. Задумалась, сколько ему лет, и не могла определить. (Двадцать восемь.)
Баркли опять улыбнулся своей кривой улыбкой:
– В твоем расследовании тебе удалось узнать, что мне было всего девятнадцать, когда умер мой отец? Проведя год в шотландском университете, я вернулся домой. Отец все оставил мне. Ранчо, но еще ответственность за мать и сестру, и, к моему изумлению, кучу долгов. Я думал, тут какая-то ошибка. Один из самых крупных землевладельцев штата, человек, который жил нарочито благочестиво, умеренно, в достатке, но не на широкую ногу. Я не мог понять, как он мог очутиться в долгах, пока не начал разбирать его бумаги. Неправильное управление, вот в чем дело. Самая простая штука на свете. Доверял не тем людям. Не туда вкладывался. Закапывался все глубже и глубже, пока не очутился в миленькой глубокой черной яме. По счастью, он переселился в настоящую яму, прежде чем успел закопать нас еще глубже. Я не мог сказать матери. Но мне и не пришлось. Оказалось, у меня чутье угадывать возможности, а восемь-девять лет назад наступило время огромных возможностей.
Начало сухого закона. Он посмотрел на Мэриен, проверяя, слушает ли она.
– Я вытащил нас из ямы, а потом только и делал что работал. Хотел быть уверен, что никогда не окажусь там опять. Нашел людей, разоривших моего отца, и разорил их. – Кривая улыбка. – Они не догадались, кто их разорил. Предпочитаю стратегию непрямого действия. – Баркли опять резко помрачнел. – Я говорю тебе это, так как хочу, чтобы ты знала: я понимаю, каково нести груз чужих ошибок, когда ты молод. Знаю, каково, когда тебя недооценивают. Но такая недооценка может стать возможностью, Мэриен, если умело ей воспользоваться. Улавливаешь?
Опыт говорил Мэриен, что недооценка не привела ее никуда, уж точно не за штурвал аэроплана, но она ответила:
– Думаю, да.
– Увидев тебя тогда… Не знаю, как сказать. Я увидел в тебе человека, которого мне необходимо знать. Ты меня заворожила. Иначе я бы не… – Он осекся и задумчиво провел каблуком по траве. – Я имел много девушек. Обычно я тут же забываю о них. Если бы ты была, как они, я бы тебя тоже уже забыл. Думаю, я не ошибаюсь. Я ждал, что ты уйдешь. Но ты все время здесь. – Он постучал пальцем по виску. – После одного мимолетного взгляда. А ты думаешь обо мне?
При воспоминании о том, как она о нем думала, когда она о нем думала, Мэриен вспыхнула.
– Мне надо идти.
Она встала, взяла корзину.
Он протянул руку и схватил ее через брюки за ногу чуть ниже колена. Хватка была сильная, как будто челюсти животного.
– Мэриен. Я хочу узнать тебя, больше ничего. Быть тебе другом. – Он одумался и отпустил ее. – Теперь, поскольку мы друзья, маленький совет. Вместо того чтобы давать деньги Уоллесу, ты с таким же успехом можешь выбросить их в реку. Я навел справки о его долгах. Он никогда не сможет с ними расплатиться, а в какой-то момент наступит срок. Но я могу помочь.
Ей очень хотелось спросить, сколько и кому должен Уоллес. Его долги казались темным колодцем, куда она вечно заглядывала, прислушиваясь к плеску от упавшего камушка.
– Если я была одета, как шлюха, – сказала Мэриен, – это еще не значит, что я шлюха.
Выражение лица у Баркли не изменилось.
– Помни, ты всегда можешь ко мне прийти.
* * *
У Мэриен не имелось причин интересоваться домом по приезде сюда, но на обратном пути она остановилась и осмотрела отдельно построенный бело-зеленый гараж, возле которого припарковала грузовик Стэнли. По структуре гараж напоминал миниатюрный амбар, куда могли поместиться два автомобиля, на раздвижных дверях висел замок. На каждом длинном фасаде было вырезано по два маленьких квадратных окна, и она подумала, если на что-то встать, можно заглянуть внутрь. Интересно, на каком автомобиле ездит Баркли? Она время от времени видела автомобили бутлегеров – мощные «Паккарды», «Кадиллаки», «Студебеккеры», «Виски-6», слышала истории про улучшенные моторы, двойные полы, выдолбленные сиденья, бронированные баки для горючего, ребордные колеса, чтобы ездить по железнодорожным рельсам и эстакадам.
Возле гаража стояли ведро и деревянный ящик, Мэриен поставила их друг на друга, взобралась и чашечкой приставила руки к окну. Автомобиль, находившийся в гараже, она видела в журналах, однако ни разу воочию – блестящий черный брогам «Пирс-эрроу», длинный, низкий, с широкими подножками, выпуклыми ограждающими щитками, боковины шин из белой резины. Серебряный лучник на капоте нацелил стрелу на надвигающийся мир. Все ее смущение, связанное с Баркли, сменилось сильнейшим желанием поднять этот капот и впиться глазами в восемь (восемь!) цилиндров мотора под ним. Ей захотелось опять постучаться в дверь и спросить, можно ли посмотреть машину. Она знала, Маккуин не откажет, может, даже позволит сесть за руль, но тогда она уже будет ему должна.
Мэриен была в таком восторге, что сначала не заметила второй автомобиль, за «Пирс-эрроу», в тени, почти целиком затянутый брезентом, кроме того места, где ткань впереди задралась, обнажив фрагмент серого капота и бампер, прекрасно ей известные.
* * *
– Я больше не хочу возить туда товар, – сказала она Стэнли. – Пусть ездит кто-нибудь другой.
Вид у Стэнли был усталый, волосы побелели от муки, большие руки он сцепил поверх фартука. После акта Волстеда хозяин зарабатывал кучу денег, но Мэриен не представляла, на что они уходят. Он продолжал жить в том же доме, каждый день трудился в пекарне. Его жена ходила в обычной одежде. Должно быть, копил.
– Придется, – ответил Стэнли. – Он особо просил тебя. Он ведь не приставал к тебе с глупостями, нет? Потому что если нет, ты поедешь. Ради меня, ладно? Я ради тебя немало рисковал, много чего тебе доверил. При желании он бы сровнял меня с землей, и он особо тебя просил. Хорошо?
Что она могла сказать?
* * *
Она могла только вспоминать другую ночь, когда ей не спалось. Ночь, когда приезжал ее отец, она без сна пролежала на веранде, а Джейми посапывал на соседней раскладушке. Он был взволнован не меньше, может, даже больше, но ему каким-то образом удалось отключиться, так что она одна слышала голос их отца, тихий и невнятный. Одна видела его силуэт в окне флигеля, когда он задернул занавески. В лунном свете высокая трава между домом и флигелем подернулась серебром, как волчья шкура.
С тех пор в течение почти пяти лет она засыпала легко каждую ночь («Ты гений сна», – говорил Уоллес), но теперь сон опять отлетел, и, слушая дыхание Джейми, она думала о Баркли Маккуине. Ее охватила странная тоскливая любовь к брату. Как можно тосковать по тому, кто спит здесь же, на раскладушке, через узкий проход, так что почти можно дотянуться рукой? Но в то же самое время
