Постепенно напряжение нас оставило. И я почувствовал, что мне становится как-то необычно хорошо, что все вокруг наполняется чем-то неуловимым, тем, наверное, что называют уютом.
Ни с Зойкой, да и ни с какой другой женщиной я такого никогда не испытывал. А Марина как будто всегда была здесь, рядом со мной. Почему? Не знаю. Но это именно так, так...
Я встал. И она встала. Мы обнялись. И поцеловались. Просто. Естественно. Марина осталась у меня...
Вот уже несколько дней мы живем вместе. Покупаем и относим продукты, лекарства ее родителям, но обосновались в моей квартире. Перенес сюда две больших сумки с вещами Марины. Жду ее с работы и корплю, корплю над пятой частью репортажа:
"...Очередь тем временем слегка качнулась вперед, и я автоматически делаю шаг следом. Но что-то там у прилавка изменилось, и все отпрянули на прежние места. Я же, занятый своими мыслями, задний ход дать не успел - сурово наступил на ногу впередистоящего гражданина,.. гражданки,.. женщины,.. девушки.
Попавшая под мой испанский сапожок ойкнула от боли, обернулась:
- Что же вы делаете?.."
Звонок в дверь - Марина вернулась:
- Ю-би-ду-би-да!..
Ужинаем вдвоем за столиком в комнате. Со свечами и красным вином. И снова говорим. И раскрываем все новые тайны. Наконец, рассказываю ей, что скоро закончу работать над одним оч-чень интересным репортажем. Киваю на стену:
- Не ревнуй, но посвящу его Мерлин.
Марина долго смотрит на портрет. Потом лукаво спрашивает:
- Тебе нравится Мерлин?
Я серьезен:
- Да. Очень...
Марина подскакивает, как бесенок:
- Ха. Хочешь сюрприз? Выйди-ка на кухню.
Выхожу. Курю. Что это она придумала? Я же всегда с опаской относился к слову "сюрприз". Но Марина пока дарила мне лишь приятные впечатления. Так что надеюсь...
Кричит:
- Заходи.
Вхожу в комнату. И колени мои вздрагивают. Боже, Мерлин в своем воздушном платье распахивает балкон. Наглый теплый ветер рванул к ней под платье. Белое одеяние вздулось, раскрылось парашютом, обнажив ее ножки и трусики.
Я не даю платью опуститься. Без всяких причудливых прелюдий хватаю и бросаю Мерлин в нашу чистую постель.
- Да, - говорит она без акцента, закатывая глаза и выгибая спину.
- "Йес", - почему-то шепчу я, стягивая с нее последнее препятствие.
Я вонзаюсь в нее турецким ятаганом. Всхлипывает пенсионер-диванчик. И тут же ее томное:
- Да...
И мое общеобразовательное:
- "Йес..."
- Да...
- "Йес..."
- Да...
- "Йес..."
- Да...
- "Йес..."
Я чувствую, как внизу, где-то глубоко внутри живота начинает теплеть. Там формируется горячий шар. С каждой секундой он становится все больше и больше. Он сладко жжет и давит. И давит, давит. Еще немного и огненный шар вырвется на волю вулканом, фейерверком, фонтаном кайфа.
- Да...
- "Йес..."
- Да...
- "Йес..."
- Да...
- "Йес..."
Нас сотрясает почти одновременно...
Мы лежим вне времени, вне пространства. Пять минут? Десять? Час?..
Сознание возвращается. Голова начинает соображать:
- Но Мерлин?
Марина смеется:
- Она мне всегда нравилась. В детстве я очень хотела быть похожей на нее. Когда подросла, даже красилась в блондинку. А в этот Новый год у нас на работе был карнавал. И я сшила себе это платье, купила парик. Тебе понравилось?
- Очень.
Марина опустила мне голову на грудь. Сказала негромко:
- Знаешь, а ты немного похож на моего любимого актера. На Алека...
Жму плечами:
- Да, ну?
Приподнимается. Водит пальцем по моему лицу:
- Точно, точно. Нос, губы...Тебя еще только во фрак одеть.
- Нет ничего проще. Вот допишу свой репортаж, получу гонорар, раздам долги, а на остаток мы пойдем покупать мне фрак...
Опять смеется:
- Ловлю на слове. Обещаешь?
- Обещаю...
Утром, проводив Марину на работу, снова сажусь за пятую (последнюю?) часть репортажа:
"Нас сотрясает почти одновременно... Мы лежим вне времени, вне пространства..."
