— Не стоит стыдиться мечтаний, мессер Данте! — горячо перебила его донна Вероника. — Мечты не предают людей — если только сами люди их не предают.
— И только после ее ухода понял, что недостоин даже произносить ее имя, ибо слаб духом и помыслы мои тщеславны и ничтожны! — продолжал собеседник, не слыша ее, ибо горе поглотило все другие его чувства. — Вот и сейчас, перед дорогой, в душе моей страх и печаль… Самые черные мысли овладевают умом, самые свирепые видения подступают со всех сторон, и постыдная слабость не дает мне отогнать их!
Женщина стояла неподвижно, покорно склонив голову и лишь иногда чуть заметно кивая, точно соглашаясь с давно знакомыми словами.
— К тому же, приняв вашу помощь, я подверг опасности и вас, великодушная донна…
— А может быть, наш разговор — это божественный знак, который я должен со временем разгадать! Пока же это мне, увы, не по силам… Но я благодарю вас от всего израненного сердца! И да благословит вас Господь за сегодняшнюю встречу и за надежду, которую вы подарили мне в этот тяжкий час!
Мужчина неловко опустился на одно колено и, приклонив голову к руке женщины, коснулся губами ее пальцев.
Глава 19
Некоторое время они еще пребывали в пределах кухни — женщина и мужчина, неловко целующий ей руку, — когда Вероника машинально закрыла и отодвинула тетрадь. Кажется, она нечаянно всхлипнула, глядя на них… таких красивых и печальных… таких настоящих… пришедших в ЕЕ ЖИЗНЬ! Да-да, пришедших в ее скромную жизнь из неведомых далей, дабы смягчить ее тревоги и утешить ее в печали…
И тут силуэты начали таять, прозрачнеть, исчезать на глазах; однако не исчезли вовсе, а, невидимые уже, плавно понеслись куда-то за стены дома, в большой мир, и удержать их было теперь не в ее силах. И так жаль было расставаться с ними, что она, щелкнув выключателем, в темноте выглянула в окно и даже распахнула форточку. Но увы: след их растаял в ночи, и дальнейший их путь потерялся во мраке, ибо пьеса была закончена.
Неужели?!
Да, несомненно, ПЬЕСА БЫЛА ЗАКОНЧЕНА!
Эта новая мысль поразила ее.
Она еще раз оглядела тетрадь, распухшую и как будто порядком потяжелевшую. Так и есть, она была исписана почти до конца…
КОНЕЦ ПЬЕСЫ.
Слово «пьеса» разгоралось перед глазами все ярче, переливаясь подобно драгоценному камню, бриллианту, алмазу; и, если всмотреться, в нем можно было различить сверкание огней рамп, юпитеров, фотовспышек; и было в нем сияние глаз актеров и актрис, и блеск серег и ожерелий женщин в зрительном зале, и шум рукоплесканий, и музыка — о взмах руки дирижера с лицом властным и вдохновенным! о скрипки! — и все это имело самое определенное отношение к пьесе, а значит, и к ней, Веронике!
Темно-синие очертания домов застыли в почтительной неподвижности. Размытыми декорациями рисовались деревья на заднем плане. Бледно-желтая луна театрально примостилась на скате дальней крыши. А в воздухе — да-да, в октябре месяце! — явственно ПАХЛО НОВЫМ ГОДОМ!!!
Невесть сколько времени она простояла перед окном, упиваясь видениями волшебными — и чем дальше, тем более бессмысленными.
Потом вдруг в одну минуту сладкая усталость овладела ею. Словно по команде, тело разом утратило способность двигаться, а голова — размышлять. «Кажется, теперь я заслужила спокойный сон», — успела еще додумать Вероника, мгновенно отяжелев и из последних сил перебираясь в комнату. Туманящимся взглядом она окинула комнату: детские колготки на стуле; силуэт горшка с кактусом на подоконнике; чайник на краешке стола. Были во всем этом какой-то глубокий смысл, какое-то величие и нежность… и мысль потерялась вдали неясным гармоничным аккордом.
* * *
Должно быть, ей снилось что-то очень хорошее — жаль только, не запомнилось, что именно. Осталось только ощущение — такое легкое, сладкое и безмятежное, какое бывает только в раннем-раннем детстве… да, точно, в раннем детстве в воскресенье, когда не надо идти в детский сад. Лето… Солнце и нежный ветерок… Новое голубое платье, белый прозрачный бант… И качели в соседнем дворе…
Однако стоило чуть-чуть приоткрыть глаза, как выяснилось, что детство ушло в недосягаемую даль.
Сознание сопротивлялось, норовя уплыть назад в сон, цепляясь то за белый бант, то за уютное поскрипывание качелей… Но неумолимый понедельник уже вступал в свои права.
Сонное умиротворение мигом растаяло под натиском вечных вопросов: из чего варить кашу, если есть изюм, но нет ни молока, ни сгущенки? Кому вести Туську в садик?
Маришка, чуткое дитя, предложила:
— Мам, хочешь, я омлет поджарю? Я умею, мы по труду проходили. Или могу яичницу!
— Давай, только себе. Мы уже убегаем! Ключ не потеряла?
Туська, взглянув на материнское лицо, тоже проявила посильную заботу:
— Мамочка! У тебя зубик болит? — И объявила радостно: — А моей шапки нету!
— Отлично! — Отозвалась Вероника. — Мариш, загляни в шкаф! Вон она, во-он, красная!
— Это же мой свитер!
— Да не там! Я говорю — во-он, вон! Ладно, сама…
Психолог Светка когда-то учила Веронику, как себя вести в случае жизненных невзгод.
В такой момент полагалось ни в коем случае не сдаваться судьбе, а накладывать макияж по полной программе, брызгаться любимыми духами и, главное, каждый день надевать что-нибудь новенькое или хотя бы праздничное. И все это вместе взятое великолепие должно было неминуемо отпугнуть все проблемы! Ну и плюс девчонкам, конечно, бесплатное развлечение: на уроке разглядывать ее и шушукаться оценивающе.
Из всех предписанных действий Вероника успела только надеть праздничные ажурные колготки. Да и то простейший расчет подсказывал, что добираться от садика до работы придется примерно с такой же скоростью, с какой пятиклассники среднего физического развития бегут стометровку.
Однако сегодня ноги, похоже, снова демонстративно не слушались ее.
Взяли моду!
Хотя и в ажурных колготках, в сторону школы они положительно не шли. Вместо этого они своевольно выделывали какие-то приставные шаги и зигзаги.
Мысль о Беспечных стояла у самого горла, как нож.
Случайные мыслишки поменьше метались куда глаза глядят.
«А вот взять и уволиться по собственному! Бывает же… Человек я или нет?! А до тех пор — на больничный… Слава Богу, с моим-то горлом — в любое время… открываешь рот — они сразу отшатываются и так: «О-о-ой!» Или попросить направление к невропатологу, насчет бессонницы? Зуб вот тоже болел недавно… а теперь, как назло, вроде перестал… Или, может, лучше к директрисе прямо сейчас же: так и так, ребенок болеет, требуется непрерывный присмотр… Хотя нет, про ребенка нельзя — кажется, примета… Или сказать: нашла другую работу… тогда она, конечно, сразу: что-что?! посреди учебного года?! А дети?! А часы?! И поехало… А я: да как хотите! А она: ну уж не-е-ет, не получится… А я: ну извините! Понимаю, виновата! Но и в мое положение тоже войдите…»
