— Мой брат и мачеха, они…, - начала я, — ты ведь понимаешь, что я не причастна, веришь, что я..
— Успокойся, — прервал меня Дима, — я знаю, что ты не имеешь ко всему этому никакого отношения, Саша, считай я иначе, тебя бы уже здесь не было.
— Они, — не сдержала очередную порцию слез, — они должны ответить, за все, за все что сделали.
— Ответят, — согласился Дима, — но сначала мне нужно выманить кукловода Архипова.
— Считаешь это он? — я и сама думала также, уж слишком странное совпадение, правда мотивы мне были не ясны. Зачем лезть во владения Демина, когда в твоем, распоряжении столица? Зачем рисковать и бередить прошлое, зная, что Дима за человек и на что он способен.
Ко всему мне все никак не удавалось выбросить из головы лицо Архипова, я точно видела этого человека раньше, и уверена, что это важно, так почему, черт возьми, я не могу вспомнить, где и при каких обстоятельствах мы встречались раньше.
— Практически уверен, — ответил муж, — я не верю в совпадения, Саша, к тому же Архипов давно желает закончить начатое.
Спрашивать, что конкретно он желает закончить было глупо, ответ был очевиден.
— Но почему именно сейчас? — это вопрос не давал мне покоя, что-то здесь было не так, почему сейчас, когда Дима крепко держит власть в своих руках, когда его влияние достигло своего пика, — ты ведь говорил, ему дали понять, что воевать с тобой не стоит, что изменилось?
— Есть у меня продположение, — шумно выдохнул Демин.
Сейчас он казался таким уязвимым и мне это совершенно не нравилось, не нравилось видеть его таким и осознавать, что он тоже всего лишь человек и что однажды я могу его потерять, да, вот так просто и по-идиотски я все же к нему привязалась, ненавидела себя за это, я клялась себе, что больше никого и никогда не подпущу так близко, потому что я устала терять близких. И снова эти чертовы слезы, господи, какая же я жалкая.
— Сегодня я взяла на себя роль Бога, — прошептала я, когда слезы закончились, а говорить стало легче, — считаешь я имела на это право?
— Жалеешь? — спросил муж, заставляя смотреть ему прямо в глаза. Прижалась щекой к его большой ладони, ощущая его тепло и терпкий табачный аромат.
— Нет, — вот так, просто и честно, — я вообще в этой ситуации ничего не чувствую, будто меня окончательно сломали, сломали последний мост ведущий к жалости и состраданию, а может он был разрушен раньше, просто осознала я это только сейчас.
— В нашем с тобой мире, Саша, жалость и сострадание — слишком большая роскошь. Запомни, маленькая, тебя никто жалеть не станет, — повторил муж слова, которые когда-то я не раз слышала от Саши, — в криминальном мире нет места жалости и всепрощению, это ты должна уяснить раз и навсегда. Ты моя жена, тебе еще не раз придется быть жестокой.
— Мне кажется именно такой я всегда и была, — грустно улыбнулась я, — в пятнадцать лет я предпочла нормальной жизни месть и войну, знаешь, я ведь даже не стала рассматривать вариант оставить все позади себя, забыть, простить в конце концов, нет, во мне взыграла жажда крови и справедливости. Вот скажи мне, что бы ты выбрал, будь ты тогда на моем месте?
Дима как-то странно на меня посмотрел, на мгновение, лишь на мгновение, в черных глаза промелькнула боль, маленькая, но яркая вспышка, которая исчезла также быстро, как и появилась.
— Я выбрал месть, Саша, — холодно ответил Дима, — без всякого «бы», я заставил молить о смерти каждого, кто был причастен к смерти моих родителей и брата. Мне было двенадцать, когда их убили и я поклялся на могиле семьи, что однажды отомщу и свое обещание я выполнил.
Его признание не могло меня не удивить, я ведь никогда не интересовалась его прошлой жизнью, да и какой в этом смысл, если та жизнь, какой бы она не была, осталась в прошлом.
Невероятно насколько странной может быть жизнь, какой шанс, что ты встретишь кого-то, чья судьба удивительно похожа на твою собственную?
Вот так бывает, у маленького мальчика отнимают семью, а потом мальчик вырастает и превращается в одного из самых опасных и безжалостных людей в этом мире.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Невольно задаешься вопросом, а кем однажды станешь ты? Или уже стал?
— Не копайся в себе, людей способных прощать, практически не существует, я за тридцать шесть лет таких не встречал, — вновь заговорил Дима, — можно бесконечно рассуждать о прощении и сострадании, пока это не коснется тебя лично. Мы эгоистичны, это в нас заложено природой в ком-то больше, в ком-то меньше.
В этот день я уяснила для себя одну простую истину — я действительно не из тех, кто способен на прощение, не из тех, кто забывает обиды, вот моя мама была из тех, кто прощал людям их слабости и ошибки, а я, я совершенно на нее не похожа, я точная копия своего отца.
— Тебе нужно поспать, Саша, — прошептал Дима, целуя меня в лоб, — сегодня был тяжелый день. Я оставлю тебя.
После этих слов Дима выпустил меня из своих объятий и отстранился, намереваясь встать и покинуть комнату, а мне эгоистично не хотелось его отпускать, сейчас он был мне нужен. Схватила его за руку в последний момент и потянула на себя.
— Не уходи, — прошептала я, прижимаясь к нему, — останься.
Руки сами потянулись к пуговицам на его рубашке, а губы впились в жесткие, но такие родные губы мужа.
— Саша, — прохрипел Дима, упираясь мне в переносицу, — сейчас не лучший момент…
Приложила указательный палец к его губам, заставляя замолчать.
— Только сегодня, побудь просто моим мужем, — шепотом попросила я, — только сегодня.
И он сдался, я была благодарна ему за выдержку, за то, что хотел дать мне возможность отдохнуть и отпустить этот день, но сейчас мне нужно был не это, сейчас мне нужен был он, я хотела чувствовать его тепло, его страсть, его желание. Одним резким движением стянула с мужа рубашку и притянула к себе, но Дима меня остановил.
— Сегодня будет иначе, — услышала я сквозь пелену страсти, — просто расслабься, малышка.
Что значит это "иначе", я поняла спустя мгновение, все движения Димы были пропитаны нежностью, его ласки сводили меня с ума, все вокруг потеряло значение, время остановилось, позволяя нам наслаждаться друг другом, я даже не обратила внимание, в какой момент осталась без одежды.
Ни на секунду не прекращая покрывать мое тело поцелуями, муж опускался все ниже, пока я не ощутила жар его дыхания там, где, казалось, сплелись воедино все нервные окончания моего тела.
— Димаа, — на большее я была не способна, не испытывая ни капли стыда, я погрузилась в пучину удовольствия, которое так щедро дарили мне язык и губы мужа, я не вчера родилась, слышала о подобных ласках, но даже представить себе не могла, что может быть так хорошо, он подводил меня к грани, заставляя кричать и извиваться от удовольствия на шелковых простынях, комкая их в ладонях, но не позволяя перешагнуть эту самую грань, я задыхалась, кричала и, когда я уже была готова умолять его дать мне перейти эту черту, муж остановился и я почувствовала его в себе, а спустя мгновение срывала голос от мощнейшего оргазма, извиваясь в объятиях мужа.
— Саша, Сашенька, — нежно шептал Дима, продолжая двигаться во мне, — что же ты делаешь, девочка, — услышала я, возвращаясь в реальность и чувствуя горячее семя, стекающее по животу.
«Я люблю тебя» — мысленно произнесла я, понимая, что скорее всего никогда не скажу ему этих слов, потому что ему они не нужны.
Глава 22
Дмитрий
— Гребанный ад, — прорычал я, швыряя в стену бокал, — чертов гребанный ад.
— Ты чего буянишь? — послышался голос Олега из-за спины, — весь офис на уши поднял.
Как только Саша провалилась в сон, молнией вылетел из собственного дома, дышать не мог, все тело судорогой сводило, ненавидел себя за эти чертовы чувства, никогда себе ничего подобного не позволял, как, черт возьми, как я мог так облажаться.
Маленькая ведьма, под кожу въелась, на колени поставила, никто и никогда не ставил, а она поставила, глазища ее эти, улыбка. Сука, не в сказке я живу и до принца мне далеко, так какого хрена, какого, мать его, хрена, я задыхаюсь от чувств к этой женщине, когда я настолько сошел с ума?
