И только за последние десять лет люди отдали должное многим скрытым смыслам идеи о том, что человек — это биологическое животное, которое в значительной степени развилось благодаря естественному отбору. Даже сейчас немногие профессора этики подходят к этому субъекту с этой точки зрения. Вряд ли кто-нибудь, наблюдая массовую привязанность общественности к организованному спорту, задает себе вопрос, почему так много людей ведут себя подобным, очень странным образом, и даже еще меньшее число удивляется, является ли широко распространенный восторг перед футболом возможным частичным следствием усилий многих поколений наших предков, потраченных в племенных столкновениях.
Очевидный факт заключается в том, что вчерашние мифы, которые наши предки считали не мифами, а сущей правдой, рухнули, и хотя мы не уверены, можем ли с успехом пользоваться какими-либо оставшимися их осколками, они слишком хрупкие, чтобы выстоять как организованная взаимосвязанная масса верований. Все же большая часть простых людей, по-видимому, блаженно не осознает всего этого, что можно понять из восторженного приветствия папы, куда бы он не приехал.
Конечно, многие современные философы восприняли эту общую позицию, но большинство, по-видимому, настолько опустошены падением старых верований, что пышут исключительно довольно гнетущим пессимизмом. И, по-видимому, только ученые решительно взялись за трудное дело. И сделали они это, главным образом, потому, что их подбадривают огромные успехи современной науки, особенно за последние сто лет. Хотя ученого отрезвляют экономические и политические проблемы, которые он видит вокруг себя, он охвачен почти безграничным оптимизмом относительно своей способности выдумать совершенно другой набор верований, прочно основанный как на теории, так и на эксперименте, посредством тщательного изучения окружающего его мира и, в конечном итоге, себя и других человеческих существ. Только тот, кто активно движется ощупью с помощью лабиринтов ума, может осознать, насколько далеко мы должны продвинуться в некоторых из этих областей, но даже в этом случае возникает ощущение, что через несколько поколений мы подойдем к существу вопроса.
Именно на фоне этих обстоятельств мы должны подойти к проблеме возникновения жизни. И тогда, когда мы попытаемся установить, как именно устроена Вселенная, и, в частности, найти свое место в ней, мы поймем, что это одна из величайших тайн, с которыми мы сталкиваемся. Эта проблема находится в одном ряду с другими важными вопросами, многие из которых впервые ясно сформулированы греками: природа материи и света, возникновение Вселенной, происхождение человека, а также природа сознания и души. Не питать никакого интереса к этим вопросам — значит быть совсем необразованным, особенно если сейчас у нас есть весьма реальная надежда на них ответить с помощью методов, которые еще совсем недавно, во времена Шекспира, считалось сверхъестественными.
Возникновение жизни также тесно связано с еще одним важным вопросом, которого мы лишь слегка коснулись в этой книге: одни ли мы во Вселенной? Подробное его обсуждение здесь уведет нас далеко в сторону, поскольку следует рассмотреть многие другие аспекты проблемы: например, как именно посылать и принимать сигналы на больших расстояниях. И, главным образом, потому, что мы не можем оценить, является ли возникновение жизни очень редким или очень распространенным событием, мы все же должны подойти вплотную к разрешению проблемы существования других разумных существ в космическом пространстве. Заметим, что если более древняя цивилизация посылала сюда микроорганизмы в ракете, то, скорее всего, они отправили много ракет, некоторые — к звездам, которые находятся к ним ближе, чем Солнце. Это может означать, что даже если жизнь в галактике чрезвычайно редка, тем не менее, в ней может существовать несколько планет, которые оказались инфицированными приблизительно около четырех миллиардов лет назад. Такие планеты сейчас, вероятно, очень далеки от нас, благодаря рассеивающему движению звезд, когда они медленно вращаются вокруг галактического центра, поэтому даже если жизнь в таких местах сейчас достигла совершенной ступени развития, то она может быть слишком далека от нас, чтобы мы могли легко установить с ней связь в настоящее время.
Не требуется много воображения, чтобы представить могущую возникнуть сенсацию, если бы мы получили подлинное послание от другой цивилизации. И лишь только потому, что эта неизбежность представляется такой далекой, люди не просыпаются ночью, мучаясь над этим. Наши потомки могут принять другую точку зрения, когда с помощью весьма совершенных приборов они будут вглядываться в пространство, пытаясь описать, что находится там, есть ли там признаки жизни в любой форме и, прежде всего, как исследовать эту огромную и пустынную Вселенную, которую мы видим повсюду вокруг себя.
Эпилог
Следует ли инфицировать галактику?
Нам осталось обсудить еще одну тему. Даже если окажется, что мы никогда точно не узнаем, как именно зародилась когда-то жизнь здесь, все же в будущем мы можем столкнуться с практическим вопросом: должны ли мы попытаться породить нашу форму жизни где-нибудь в другом месте Вселенной? А если так, как нам следует это сделать?
Многие из этих вопросов уже рассмотрены в главе 8. Мы можем рассчитывать, что к тому времени (если мы не уничтожим себя по собственной глупости) мы сможем решить, есть ли у ближайших звезд планеты, возможно, разместив на Луне усовершенствованные новые приборы. Мы можем даже более или менее узнать, как образовалась наша Солнечная система, благодаря длительному исследованию других планет, пояса астероидов, комет и т. п. Это может позволить нам приблизительно подсчитать, на каких планетах может быть довольно благоприятная окружающая среда. Можно ожидать, что конструкция ракет в значительной степени усовершенствуется, поэтому они смогут летать на очень большие расстояния и надежно функционировать в течение длительных периодов времени, даже если они не смогут достигнуть скорости света.
Имея все это в своем распоряжении, как нам следует поступить? Возможно, что одной из самых несложных могла бы стать попытка осуществления того, что уже сделали на Марсе: отправка не людей, по крайней мере, в первый раз, а приборов, которые могли бы передать нам данные. Даже это явно простое необходимое условие, по-видимому, является технологически далеко опережающим то, что мы можем сделать сегодня. Успешный вывод космического корабля на орбиту потребовал бы затруднительного проявления инженерного искусства, особенно после такого длительного полета и на такое расстояние. На орбите он воспринимал бы намного меньше, чем если бы он смог опуститься на твердую поверхность планеты (если бы таковая имелась), кроме того, его доставка на поверхность потребовала бы даже еще более совершенной техники. Некоторые из этих проблем можно было бы решить, если бы мы отправили с этим поручением людей, но это ставит новые проблемы, при этом не последнее значение имеет обеспечение их прибытия живыми. Шансы основания ими колонии в очень неблагоприятных условиях, в которых, вероятно, они там окажутся, или возвращение обратно живыми представляются бесконечно маловероятными. Как с иронией предположил Томми Голд, самый вероятный исход, если они вообще туда доберутся, окажется таковым, что некоторые бактерии, которые они везли, достигнут первозданного океана, выживут там и размножатся долгое время спустя после гибели астронавтов. В таком случае, почему бы просто не послать в первую очередь бактерии? Как только мы остановимся на этом варианте, многие наши конструкторские проблемы упростятся, как мы уже говорили в предыдущих главах. Если существует какое-то упражнение для ума, которое заставляет разум более благосклонно взглянуть на направленную панспермию, то оно как раз заключается в представлении того, что мы сами могли бы сделать в будущем при исследовании и заселении космического пространства.
Но заметим, что в своем восторге перед возможностью инфицировать своих соседей мы упустили одну небольшую деталь. Что если на выбранной планете уже развивалась другая форма жизни? Смогут ли наши потомки решить, что жизнь была очень распространена во Вселенной или же, наоборот, очень необычна, мы не можем знать. Мы не можем даже оценить, насколько правильны могут оказаться их предположения. Техника для того, чтобы решить, есть ли у соседней звезды планеты и каковы они, видимо, дело не слишком далекого будущего, но техника, необходимая для того, чтобы решить, есть ли там та или иная форма жизни или нет, видимо, появится в очень далеком будущем. Мы можем представить эти проблемы в меньшем масштабе, когда пытаемся обнаружить, есть ли какая-нибудь форма жизни на планетах и их спутниках в нашей собственной Солнечной системе. Единственные надежные данные поступают только с тех небесных тел, на которых осуществлялась высадка. Стремление исследовать космическое пространство, вероятно, достигнет высокой степени задолго до того, как мы сможем узнать, присутствует ли там, где мы исследуем, какая-нибудь форма жизни.
