— Товарищи! — оглядывая зал, с плохо скрываемой довольной усмешкой, негромко стучит председательствующий кончиком карандаша по стойке микрофона. — Товарищи! Тише, пожалуйста, товарищи, тише! Дадим человеку спокойно выступить. Не перебивайте, пожалуйста. Мы ж не в Госдуме.
От последней фразы зал вообще взрывается понимающим смехом, топотом ног, смехом откровенного веселья. Ну молодец председатель, ну, юморист. В точку сказал. Развеселил. Уже не скрывая и председатель смеётся. Это коллективная эмоциональная разрядка, объединяющий юмор… Ха-ха!..
— Так, всё, пожалуйста, успокоились! — отсмеявшись, председатель громко стучит по микрофону, серьёзным уже тоном одёргивает развеселившееся было съезд-совещание. По-отечески требует. — Всё-всё, успокоились, товарищи. Успокоились! — Кивает выступающему. — Продолжайте, пожалуйста. Мы вас слушаем.
— Сейчас мы провели… — заметно воодушевляясь, как в цирке, перед особо значимым талантливым номером, продолжает выступающий… — провели ряд важных, официальных и неофициальных, судьбоносных для нашего края политических встреч с главами городов и губернаторами: Приморского края, Камчатской, Сахалинской, Амурской, Еврейской, Иркутской, Читинской областями о создании на нашей земле Единой Суверенной Дальневосточной Коммунистической Республики — «ЕСДКР»… — не очень уверенно произносит докладчик не привычную для себя ещё на слух аббревиатуру, но заканчивает довольно бодро, — в составе России, товарищи!
Последняя фраза тонет в бурных аплодисментах…
— …Почти со всеми политическими и региональными лидерами нашли полное взаимопонимание! — почти кричит выступающий.
Аплодисменты не смолкают.
— …Подготовили ряд соответствующих документов… — в общем шуме, вплотную наклонившись к микрофону, выступающий выкрикивает слова, как призывные лозунги. Председательствующий, будто дирижёр сейчас, навострив уши, палочку — карандаш — держит на взлёте, не перебивает пока… — документ о создании коалиционного правительства народного доверия, — выкрикивает выступающий. — Подготовили объединительный Манифест! Работаем над единым Уставом, Программой развития Суверенной Дальневосточной Коммунистической Республики на ближайшие первые десять лет… Мы задушим эту демократию! Под себя положим! Пусть она там подёргается!
Председательствующий бросает на стол карандаш, заметно взволнованно, энергично присоединяется к аплодирующим. Профессионально угадывает: в этом месте одёргивать народ никак нельзя, потому что полное единство — полное взаимопонимание. Видя всё это, понимая, председательствующий всё же исхитряется, найдя нужные сейчас восторженно-радостные обертоны в своём голосе и командные децибелы, коротко всовывается в шумное пространство митингующего гама, громко объявляет спасительный перерыв. Съезд немедленно подскакивает на ноги, принимается то ли вновь знакомиться, то ли пыль со спин товарищей своих выбивать, то ли бурно, в обнимку, встрече радоваться.
Брататься, как бы…
В перерыве прогуливаясь, делегаты, на ходу жуя свежие мясные и рыбные бутерброды, запивая прохладительными напитками на любой взыскательный вкус, жестикулируя, шумно обмениваются ещё жаркими, пылающими ещё всполохами политических эмоций… оценивающе уже оглядывают модельно-спортивные фигурки молоденьких женщин, из обслуживающего и сопровождающего персонала… О! Пять суток впереди!.. Праздник души и тела! Политические эмоции быстро стали замещаться бренными мирскими, сказать, мужскими… Как это обычно бывает перед мужской закрытой вечеринкой… Предвкушая уже будущую сладость, делегаты, в очередной раз восторженно округляют глазки на проходящую мимо — такую вот! — очаровательную особу. Откровенно, в глаза ей хихикают и потирают руки… «У тю-тю-тю, какие мы здесь соблазнительные и привлекательные!..» А в ответ им, глазками пока: «Да, вот!..»
Скорее бы вечер… В ожидании главного мероприятия, банкета, и всего, что потом с этим связано, обмениваясь, подогревая друг-друга, нетерпеливо топчутся партийные функционеры. Скорее бы…
— Пошли что ли в зал… Быстрее начнём — быстрее кончим! — Понимающе смеются.
— В зал, товарищи, в зал. Прошу, проходим. — Слышится усиленный аппаратурой голос председательствующего. — Рассаживаемся, друзья. Продолжим… Раньше начнём…
Зал с удовольствием поддерживает, вразнобой выкрикивая, продолжает желанную концовку: «Раньше и закончим!»
— Да-да! — добродушно соглашается председательствующий, громко стучит карандашом по микрофону и переходит на деловой, официальный тон. — Итак, товарищи… — внимательно вглядывается в глубину зала, вдруг требует. — Охрана, эй, закройте там, пожалуйста, хорошенько дверь!.. Я вам именно говорю… Да вам… Как положено там закройте — с той стороны!.. Они там закрыли, товарищи? Проверьте. Мне отсюда не видно!.. Ага, понятно! Вот и хорошо! Можно было, кстати, и не дожидаться моих указаний… — Журит оплошавших председательствующий, и приступает к дальнейшей работе. — Итак, товарищи, продолжим заседание нашего закрытого партийного Съезда!..
Съезд закончил работу тем же объединительным маршем:
…Но мы подымем гордо и смелоЗнамя борьбы за рабочее делоЗнамя великой борьбы всех народовЗа лучший мир, за святую свободу!На бой кровавый, святой и правыйМарш, марш вперёд рабочий народ…
* * *
А СанСаныч наш, предприниматель, вновь всё проспал. Весь полёт.
И взлёт, и посадку, и два завтрака в полёте, не считая разные прохладительные напитки. Но, главное, прилетел всё же, вернулся.
Его ждали и дома, и в офисе, и Леночка…
Дома всё было по прежнему: жена была занята своими школьными проблемами, отвечала за работу детской летней площадки. Дочь, будущая выпускница десятого класса, помогала ей. Дочь жила в каком-то непонятном для отца романтическом девичьем мире. И, в общем, была далека от отца, и он, занятый работой и прочим, не особо стремился осмыслить и понять её жизнь. Девочка, как никак, оправдывая, объяснял он себе, вернее — девушка, — другой мир. Пусть уж мать с ней занимается, ей это ближе. А сын всё лето был то на рыбалке, то в туристических походах со своими школьными друзьями, сверстникам. В редкие их встречи СанСаныч видел: загорел парень, похудел, вытянулся, голос охрип, держится чуть на дистанции. Взрослеет, или курить начал, думал СанСаныч, приглядываясь к сыну. Это тревожило, но жена просила не вмешиваться… пока. У парня переходный возраст, говорила, характер… правда всё ещё не оформившееся, не окрепшее… не перегнуть бы палку. В общем, за тыл СанСаныч был почти спокоен. Фирму бы удержать на плаву, вывести бы её на хороший уровень, это да! Тут нужно постараться, очень постараться. Об этом думал, об этом и переживал. К тому и время диктовало…
Странно, но со свободой предпринимательства становилось почему-то всё хуже и хуже — он замечал. Бухгалтер часто стала жаловаться: «Жёстче стала отчётность, СанСаныч, я не успеваю, не справляюсь. Её стало очень много! Везде выставлены сроки, штрафы, пени… Жуткие очереди в фондах, налоговых органах, везде. Много принято регламентирующих указов, особенно местных подзаконных актов, многие приняты задним числом… Понимаете? Подло как-то. Я думаю, с умыслом!» СанСаныч не верил, не может быть. Так не должно быть! Но было. Требовалось почему-то срочно погашать на пустом месте возникшие вдруг финансовые задолженности… Как грибы разрослись виды налогов… Юрист безуспешно уже пыталась выбрать путь в череде законов явно противоречащих друг другу…
Ещё этот ГКЧП, тревожно мелькая телевизионными кадрами, музыкой незабвенного Чайковского, приминая-уминая психику обывателя выстрелами 1993-го года, и глухим перестуком танковых траков, прокатился по стране, вызвав неоднозначную реакцию, как в России, так и за рубежом.
Одни коммунисты откровенно радовались: всё, конец прихватизаторам, конец демократам: предателю Ельцину, Гайдару, Чубайсу, Горбачёву, и всем иже с ними. К стенке их, сволочей! Другие, которые демократы, встрепенулись, хоть и были в глубоком шоке от прогнозов перспектив политического расклада сил в стране, явно не в их пользу. Умело уводимых коммунистами в сторону народного гнева, неповиновения, революции и возмездия… в сторону политического переворота. Чубайс, Немцов, Хакамада ещё бравировали своими успехами в… будущих политических завоеваниях. Уверяли электорат в своём единстве с умным, передовым избирателем. Явлинский мягко гнусавил об элитарности своего политического движения и неумолимой победе над всеми политическими партиями, но… Многоопытные коммунисты, в самом начале перестройки, как учил когда-то «бессмертный», сделав шаг в политической борьбе назад, в неофициальное подполье, огляделись, освоились, даже закрепились, и теперь, оседлав волну народного недовольства, погоняя и подгоняя его, форсированным маршем давили демократов на всех политических, экономических, и прочих фронтах… стремились к власти. Профессионально обеспечив себе безусловное численное преимущество в Госдуме и всех, так называемых ветвях власти и политических структурах, встряхивали все заседания верхней и нижней палат парламента, саботируя, бойкотируя, фальсифицируя попытки демократов выйти из цейтнота, всячески подставляя и топя их…
