Пошатывающейся походкой Сандра вышла в коридор, чтобы встретить мужа, когда тот вернётся с прогулки. Когда Даниэль вошёл в квартиру, Дирк неохотно пересёк порог. Как только пёс увидел Сандру, то сразу прижал хвост и уши и как-то странно попятился назад.
— Сандра? — улыбнулся ей муж. — Ты встала, значит, тебе стало лучше? Это прекрасно…
— Ты отдавал мне свою кровь, — перебив, сурово вопросила она.
— Конечно. Как же я мог доверить это постороннему? Ты ведь моя жена. Мой долг заботиться о твоём благополучии.
От этих высокопарных и самоуверенных слов внутри Сандры начала закипать злоба. Дирк жалобно заскулил и скрылся за дверью, но поводок в руках Даниэля не дал ему далеко уйти.
Наверное, что-то нехорошее мелькнуло во взгляде Сандры, раз Даниэль спал с лица, прежде чем она вцепилась в него мертвой хваткой и повалила на пол.
— Тогда я выпью из тебя всю твою кровь, — закричала она — всю, без остатка!
Сандра не знала, как бить, но ей очень хотелось причинить Даниэлю сильную боль. Подоспевший отец оттащил её от мужа и ошарашенный Гольдхаген в ужасе отполз от кричащей и извивающейся жены.
— Я не умирала! Ты убил меня! Ты это сделал!
Отец поспешил увести Сандру в комнату, чтобы уложить в постель, но буйство и истерика заставляли Сандру метаться по кровати и вырываясь из рук отца. Ей хотелось крушить, хотелось истязать и ранить. Только ремни, которыми отец связал её по рукам и ногам, заставили успокоиться, когда скованная Сандра окончательно выбились из сил.
Вскоре в комнату вошла Лили, но Сандра лишь металась в бреду и скороговоркой причитала:
— Лучше бы я не рождалась… я ведь не должна была родиться… я должна была стать мертвым плодом….
— Ты что такое говоришь! — опешила Лили, пытаясь обнять извивающуюся сестру.
— Я не родилась… я не прошла по родовым путям… я осталась внутри… и мама умерла… а я не умерла… не умерла…
Постепенно, день за днём Сандра стала приходить в себя и привыкать к новой жизни. От тяжёлых мыслей она больше не могла заставить себя заснуть. Стоило только закрыть в ночи глаза, как в полудреме появлялись очертания угрожающих фантомов, и Сандра вскакивала с кровати и зажигала ночник. Днём она с отвращением глядела на своё отражение в зеркале, не узнавая в нём ничего. Она не стала такой же красивой как Лили, напротив, стала только дурнее себя прежней. Старые платья висели на Сандре как на вешалке, вся обувь оказалась мала. Жизнь без сна вначале казалась мучительной, жизнь без еды с постоянными вливаниями крови становилась пресной, жизнь без выпивки и вовсе потеряла всякие краски. Язык не ощущал никаких вкусов. Для интереса Сандра пару раз полоснула себя по венам, не из желания умереть, а просто от безразличия. Порезы зажили через пять минут.
Даниэль сторонился Сандры. Может он всерьёз боялся, что она исполнит обещание его обескровить, может быть ему просто было стыдно смотреть ей в глаза. Но поговорить им всё же пришлось.
— А куда подевался Дирк, — внезапно для самой себя спросила Сандра, поняв, что давно не слышала пса.
— Он убежал, — бесцветным голосом ответил Даниэль.
— Куда?
— Я не знаю, — через силу ответил он. — Когда ты кинулась на меня, он сорвался и убежал. Я искал, звал. Но, он не вернулся.
— Он меня боится, — заключила Сандра. — Ты тоже.
Даниэль хотел было уйти от неприятного разговора, но не успел.
— Зачем ты отравил меня?
— Я? — вопросил он и с упрёком добавил, — Это ведь ты пила целый год.
— Однако не упивалась до смерти, — злобно глянув на мужа, ответила Сандра. — Мне надо было раньше догадаться, что ты за человек. Вначале ты резал крыс и морских свинок, а теперь решил поэкспериментировать на мне. Что ты думал? Я стану лучше? Я стану такой же, как Лили? Может у меня волосы почернеют и талия станет тоньше, грудь выше и мы с ней снова будем выглядеть как близнецы? Даниэль, ты что, так до сих пор ничего не понял? Мы с ней разные люди, в наших головах разные мысли и чувства. Мы не две копии друг друга. Может быть когда-то ими и были, но не сейчас. Пять лет назад в Лили умерло всё лучшее, что было у нас обеих. А теперь и я умерла. Я какой-то другой человек и больше не понимаю себя. И тебя не понимаю. И её. — На миг Сандра замолчала и внезапно для самой себя произнесла, — У меня прекратился цикл. Ты знал, что так будет?
Даниэль промолчал, отчего Сандра взорвалась негодованием:
— Да ты хоть понимаешь, каково мне, женщине, теперь жить, зная, что у меня никогда не будет детей? Ни твоих, ни моих!
Она обессилено опустилась в кресло и закрыла лицо руками, тихо произнеся:
— Я знаю, как ты любишь моего отца, но… Ты поступил как кукушонок. Знаешь, что они делают, когда оказываются в чужом гнезде? Выбрасывают яйца, убивают родных птенцов, чтобы остаться единственными нахлебниками.
— Зачем ты так говоришь? — наконец заговорил Даниэль.
— Я не знаю. Я, правда, не понимаю, почему ты так поступил со мной. За что? Потому что я не такая как Лили? Тогда почему тебе не жить с ней?
— Потому что моя жена ты, — твёрдо заявил он. — И ты, наконец, бросила пить. Теперь хотя бы бутылка не будет препятствием между нами.
Может лет пять назад, когда они были молодоженами, такие слова воодушевили бы Сандру, вселили надежду, что её жизнь не безразлична Даниэлю и он её любит. Но сейчас его слова звучали как приговор о пожизненном заключении в одной камере.
— Я никогда не скажу о твоем поступке отцу, — пообещала она. — Только потому, что это убьет его. И ты… никогда не говори отцу, что ты сделал со мной. Никогда.
17
Профессор Метц ломал голову над необъяснимой с точки зрения логики загадкой. Близнецы — два идентичных друг другу человека. Две железы взяты у одной и той же белой женщин. Вторая операция прошла, в точности повторяя первую. Но результаты чудовищно разнятся. Почему после перерождения Лили и Сандра окончательно перестали быть близнецами? Чего он не знает о физиологии мозга белой женщины? Какие ещё послеоперационные последствия помимо пития крови ждут его дочерей?
За ответом профессор Метц отправился в Ганновер, ведь именно там его ждал Фриц Хаарманн, заключенный городской тюрьмы, чей мозг после казни обещали отдать профессору для исследований.
Еще с юношеских лет Фридрих Генрих Карл Хаарманн был известен саксонским психиатрам. В молодости он приставал к маленьким детям, из-за чего его сочли тихим сумасшедшим и поместили в психиатрическую клинику. Но в один прекрасный момент Фрицу надоела опека врачей, и он сбежал, чтобы бродяжничать в Швейцарии, снова вернуться в Ганновер, и даже послужить в армии. После войны он открыл кондитерскую лавку в родном городе, где помимо сдобы стал торговать и мясом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
