быть его милым, нежным, хрупким, маленьким цветочком, но ровно до тех пор, пока не стану сочной, шаловливой, знойной, вкусной, сладкой сиськой. Да-да, то тем, то другим. Ведь парню требуется проделать много работы, чтобы понять, что рядом с ним женщина, которая заключает в себе и то, и другое, и много чего еще, и что в отношениях с ней его ждет масса впечатлений.
Однако меня беспокоит, что, решившись окунуться в эти воды с одним мужчиной, я должна поступать так со всеми мужчинами вообще. Мир, в котором мы живем, похоже, не в состоянии справиться с моим выбором, с тем, что выбираю внимание, или даже с тем, чье внимание я выбираю. Общение мужчин и женщин становится слишком сложным и непредсказуемым для неандертальцев и мелких мещан, которые живут среди нас. И мне нужно молиться каждый день, чтобы мое сердце и тело были в безопасности, всегда и несмотря ни на что.
Дикое желание физического контакта окатило меня горячей волной. Щеки запылали. Хотя этого мало, чтобы он заметил. Я смотрю на линию его плеч, на то, как она продолжается вплоть до кончиков пальцев, точно радуга. И мне хочется, чтобы он обернул меня ими. Чтобы крепко стиснул меня. Чтобы я перестала думать и говорить.
Мне хочется прижаться лбом к его лбу и закрыть глаза. Хочется почувствовать запах его шеи и подмышек. Почувствовать их тепло и влажную пульсацию. Хочется узнать, какова его кожа в разных местах: где она мягкая, а где грубая, где шершавая, а где упругая, где у него растут волосы, пробиваются вены, мускулы или кости, где она гладкая, а где твердая. Мне очень нравится его большой палец. Хочется, чтобы он оказался у меня во рту. Большой палец автостопщика. Изогнутый и элегантный. Хочется, чтобы он бежал по мне сверху вниз и снизу вверх. Хочется прижаться животом к его животу, вдохнуть его, ощутить всю его тяжесть, а потом заснуть и проснуться.
— И что теперь?
— Не знаю.
— Мой приятель, должно быть, уже ушел.
— Вы с ним вместе живете или ты у родителей?
— Нет уж, нахрен, спасибо. Я не живу ни с ним, ни со своими родителями. Он мне нравится, но не жить же с ним. Я снимаю дом вместе вон с той парочкой. Они крутые. И у нас совершенно разные графики жизни. А ты?
— У меня есть дом. Свой. С некоторых пор я там живу сама по себе.
— Правда?
— Ага. Со Свинтусом.
— Свинтусом?
— Это мой кот. Рыжий.
— А территориально где?
— В Тураке.
— Одна — и в Тураке?
— Ну да.
— Да ладно!
— Что именно?
— Немного необычно.
— Серьезно?
— У тебя квартира?
— Нет.
— Таунхаус?
— Нет.
— Твою же мать!
— Что?
— Девушка. Одна. В доме. В Тураке.
— Девушка и кот.
— Девушка и кот, прости.
— Ну и что?
— Да то, что это самый дорогой пригород. Дороже него, не знаю, только Альберт-парк, не иначе.
— А в каком пригороде вырос ты? Погоди, дай я угадаю.
— Давай.
— Армадейл?
— Ну почти. Малверн.
Видишь. Не так уж далеко от меня.
— А как ты оказалась в Тураке?
— Вселенная помогла.
— Не иначе. А что ты делаешь на Рождество?
— То же, что и всегда.
— А что всегда? С семьей?
— Ага. Просто дома. А ты?
— Ночую у родителей. Хотя могу после обеда уехать от них, если понадобится. Не знаю. Обычно я помогаю маме готовить рождественский стол, так что… займусь этим завтра.
— А что она обычно готовит?
— Все. Мне всегда хотелось, чтобы она просила всех приносить с собой тарелки, но она всегда отказывалась. А готовит целые рыбины, лосося, и гребешки, и крабов, делает всякие грандиозные салаты и свое знаменитое гуакамоле.
— Я люблю гуакамоле.
— Ну а кто не любит. Хотя ее гуакамоле просто с ног сшибает. С чили-перцем, чесноком, кориандром, красным луком и солью, еще перец с лимоном. Я обычно остаюсь на ночь только для того, чтобы обожраться им.
— Хм.
— Хм.
— Может, хочешь пройтись?
— Пройтись, да.
— Давай. Славная такая ночь.
— Славная, да.
— Я пойду сбегаю отлить. Подождешь меня?
— Подожду.
— Здорово.
— Эй.
— Что?
— Да так, ничего.
— Да что?
— Ничего. Я быстро.
42
Не очень понимаю, правда, как у меня это получится. Мои шпильки — это жесткая преграда между мной и моей жизнью. Надеюсь, он не будет возражать, если я пойду босиком.
Так называемая «женская мода» целиком ориентирована на ограничения и перестроения. Она, конечно, очень изысканна и стильна, но ровно до того момента, пока мы не захотим потанцевать, или полежать, или подышать поглубже, или заняться любовью, или присесть посрать, или поесть. Неудивительно, что женщины по большей части тяготеют к брючным костюмам, всяким толстовкам, удобной спортивной одежде, джинсам-бойфрендам и футболкам, потому что они проще и удобней.
Уверена, я выбрала этот наряд сегодня потому, что хотела казаться более доступной и менее опасной. Отражая некие стереотипы культурной апроприации и неудобной моды, можно легче вписаться в социум. Они же как камуфляж. Ну, по крайней мере я так объясняю это самой себе.
Моя подруга, у которой после употребления глютена, молока и сахара выскакивают прыщи, однажды пошла на семинар по зависимостям, где в перерыве подавали сконы с джемом, сливками и свежим черным кофе. Она подумала, раз уж она здесь, то надо вписаться в коллектив, стать в нем своей, поэтому решила съесть скон, как это делали все остальные. И когда она ела его, к ней подошла какая-то женщина, похвалила ее хорошо увлажненную кожу и спросила, как та за нею ухаживает. Вся интрига в том, что ее кожа такая нежная именно потому, что она никогда не ест мучное с джемом и сливками.
Однако эта подруга показалась бы всем недоступной зазнайкой, если бы принялась за свой обычный перекус, который она захватила с собой и который состоит из морских водорослей и ромашкового чая с овсяным молочком из термоса. И тогда эта женщина уж точно не подошла бы к ней.
Так что моя помада, шпильки, юбка в обтяг и то, что некоторые могут счесть некоторым бескультурьем, указывают на мое желание вписаться в коллектив. То есть вроде такого: «Эй, мне во всем этом немного неудобно, но я не против выглядеть глуповато и слегка пострадать, чтобы меня приняли в компанию и я там даже завела себе друзей».
Однажды мы с девочками из школы отправились на ежегодные скачки, Кубок Мельбурна, совершенно не представляя, как нужно одеться, чтобы было удобно и при этом вписаться в публику. Мне хотелось стать своей среди
