Но тогда она может уйти.
– Именно так.
Фейвор кивнула, в ее улыбке смешались облегчение и подозрение. Наивная лгунья, невинная развратница. Она представляла собой притягательную загадку.
– А ваша мать?
– Она умерла. – Он произнес это более резко, чем хотел, и, подняв глаза, увидел потрясенное лицо Фейвор.
– Нет, Фейвор, она умерла не из-за меня. Ее не стало задолго до моего вступления в преступный мир.
– Простите. – Ее голос был полон нежного сочувствия. – Моя мама тоже умерла, когда я была ребенком.
Рейн не смог придумать, что ей ответить. Он слишком хорошо помнил смерть ее матери.
– Какой она была? – спросила Фейвор.
– Красивой. Капризной. Немного тщеславной. Слишком романтичной. Возможно, она была неискушенной. Она очень старалась поверить в волшебные сказки.
Рейн помнил, как сердился, когда мама спрашивала его и Эша, откуда у них синяки. Она всегда без колебаний их спрашивала, а они без колебаний лгали. Она никогда не старалась узнать правду, а они никогда ей ее не говорили.
– Вам она не очень нравилась.
– Нравилась? – Он подумал. – Не знаю. Она была полностью поглощена моим отцом. Но когда она была с нами… никто не умел лучше нас развлечь. Она была образованной, честной и не почитала авторитеты. – Рейн разглядывал веер в своей руке. На одном из его секторов до сих пор можно было разглядеть греческий храм. – Например, она любила классические вещи, но не притворялась, будто преклоняется перед ними. У нас в саду устроили древнегреческую площадку с колоннами, так она окрестила ее «Акрополе» в честь Акрополя.
– Вы ее любили.
– Да. – Он положил веер. – Хватит, нам надо работать, и вам не удастся увильнуть от задания при помощи столь прозрачных уловок.
Фейвор улыбнулась:
– Поскольку вы так решительно собираетесь заставить меня трудиться, мистер Суровость, откуда мне начинать?
– Вы принесли мне одежду? – спросил он, зная, что его тон погасит ее шутливое настроение.
«Либо я укрощу твою блестящую живость, либо ты ответишь за последствия, маленький ястреб». Он отрекся от нее.
– Нет.
Фейвор отвернулась, но он успел заметить на ее лице обиду. Лучше небольшая обида, чем глубокая рана.
– Не имею представления, где найти для вас одежду. Вы слишком большой. – Она подняла руку. – Кроме того, даже если я найду какого-нибудь монолитного денди, не могу же я пробраться к нему в комнату, пока он спит, и утащить его одежки.
– Монолитного денди? Вы находчивая девушка, – парировал он. – Уверен, вы что-нибудь придумаете к завтрашнему дню. Мне начинает надоедать эта одежда. Хоть наряжайся в роскошное старье!
– А почему бы и нет? – спросила она. – Мне эта идея нравится. Здесь так много всякой одежды.
– Это слишком позабавило бы вас, – высокомерно ответил он. – Прибавьте к этому тот факт, что вы моя жертва, по вашим собственным словам. Жертвам не полагается развлекаться за счет обидчиков.
Ее поразительные глаза широко раскрылись, и вдруг она расхохоталась. Господи, он теряет остатки рассудка. Сначала он нарочно испортил девушке настроение, но не прошло и минуты, и она снова весела.
– Можете мне помочь разобрать мебельные завалы.
– А как? – спросила она.
– Идите сюда, я вам покажу.
Фейвор недоверчиво подошла к нему.
– Ну?
– Я подниму вас, а вы снимете сверху мелкие предметы.
– Вы меня поднимете? – переспросила она, с сомнением глядя на него.
– Да. Не бойтесь, Фейвор.
Они были одни.
Что бы он себе ни говорил, он не был святым и никогда не стремился к святости. Она дрожала, и он это почувствовал. Вдруг он сравнил ее с беспомощным птенчиком, а себя с котом, который ждет удобного случая, чтобы сцапать птичку.
Господи Боже. Он ожесточенный тюрьмой мошенник. Какого черта делает здесь эта чистая душа? Рейн опустил голову, закрыл глаза, как будто ожидая удобного случая. Любого удобного случая. Пусть ее сердце забьется чаще, пусть потемнеют глаза, пусть приоткроются губы…
Но ничего этого не случилось. Фейвор повернулась, подставив ему спину, и сказала:
– Я готова.
Его руки дрожали, когда он обхватил ее талию. Домашнее шерстяное платье, которое она надела для работы, было слишком простым. Без корсета девушка была слишком досягаема. От нее исходило такое тепло… Он вдыхал аромат ее тела, чувствовал ее всю.
Рейн закрыл глаза. Вот что ему нужно – таверна и девица из таверны. Когда-то в дюжине миль к востоку от северной дороги была тут такая, под названием «Красная роза». Крепкие напитки и доступные девицы, и то и другое по сходной цене.
– Ну? – Фейвор явно не справлялась с дыханием.
Он поднял ее, решительно заставляя себя думать о не встреченных дамах с приветливыми улыбками, и посадил себе на плечо.
– Ох! – Она взмахнула руками, стараясь удержать равновесие. Он обхватил ее ноги одной рукой, а другую поднял вверх.
– Держитесь за мою руку!
Фейвор поерзала, устраиваясь, и схватилась за его руку.
– Спокойно! – рявкнул он, когда она забарабанила ногами по его животу.
Вместо того чтобы успокоиться, она снова затрепыхалась.
– Черт возьми! Вы что, хотите упасть? – Его руку окутал шелк, так как у нее развязалась подвязка и чулок спустился к лодыжке. – Перестаньте ерзать! – Он крепко сжал ее ногу выше колена.
Она замерла, словно лань, пораженная в сердце.
Кожа ее была гладкая и шелковая.
– Этот несчастный Орвилл больше не проявлял к вам интереса? – Рейн понятия не имел, откуда взялись эти слова. Он не собирался их произносить. И даже не думал об этом.
– Орвилл уехал. – Голос ее звучал слабо.
– Хорошо. – Он почувствовал в себе радость собственника, ужаснулся, попытался говорить нейтральным тоном, но это было трудно. – Я хочу сказать, хорошо для него. Вы уже решили, что он не будет участвовать в гонках, а? Значит, он напрасно потратил бы время, ухаживая за вами.
– Он уехал, потому что пудра не могла скрыть синяков, которые вы ему наставили.
– Вот как.
Она пошевелилась, и теплый женский аромат вновь окутал его. Жасмин и разгоряченное тело сводили его с ума. Рейн крепче сжал пальцы.
– Фейвор.
– Что?
Он не знал что. Он знал лишь, что их нынешняя поза никуда не годится, и решил спустить ее с плеча в свои объятия. Ее волосы, густые и темные, как лондонская полночь, вырвались из-под шляпки и теперь спускались кольцами по плечам и груди. Он схватил их в горсть, и его пальцы коснулись ее выреза на груди.
– Вымойте их.
– Что?
– Волосы. Они блестящие и переливаются, словно расплавленное золото.
Она смотрела на него, немного испуганная, немного встревоженная и – точно! – слегка возбужденная.
