Он вдруг, не сдержавшись, заплакал.
— Прости, дорогой, прости меня, — повторял Автандил, — никогда не плакал, а сегодня вот в первый раз. В первый раз с того дня, как потерял моего мальчика. Прости меня.
«Дронго» отвернулся. Бывают случаи, когда нужно просто молчать. Перед лицом такого горя становились мелкими и ничтожными все его заботы, вся продуманная операция с Шалвой Руруа, все их усилия против контрабандистов.
Старик был прав: смерть во время гражданской войны — самое страшное бесчестье и горе. Ибо сыны народа гибнут от рук братьев своих. Это как кара небес, словно проклинающих этот народ.
Они вернулись в сад, и никто даже не заметил их отсутствия. Лишь Тамара недовольно дернула плечами. Она понимала, что разговор шел и о ней. Но увидев глаза Автандила, словно что-то поняла и ничего больше не спрашивала.
Домой они возвращались на рассвете в автомобиле Автандила. Тамара беспрерывно курила, не пытаясь что-либо сказать.
Уже у самой гостиницы «Дронго» спросил ее.
— Куда вас отвезти?
Она повернула наконец голову, взглянула на него, дернулась, словно собираясь сказать какую-то гадость, открыла рот и снова закрыла его.
— Куда хотите, — безразлично сказала женщина, — мне все равно.
— Тогда ко мне, — на этот раз она посмотрела на него более внимательно, но опять ничего не сказала.
В вестибюле кроме двоих заспанных дежурных, никого не было. Они поднялись наверх в лифте, причем она все время стояла спиной к нему, словно Автандил, раскрывший ее тайну, сделал нечто неприличное. А «Дронго» невольно присутствовал при этом.
В коридоре она шла первой, даже не оборачиваясь на идущего следом «Дронго». Словно все давно было решено.
Несмотря на выпитое вино, он понимал, что в эту ночь все встало на свои места. Отар Пагава теперь будет знать, что Роберт Кроу друг самого премьера и не посмеет больше здесь появиться. А Шалва Руруа получит информацию, что приехавший журналист действительно не имеет никакого отношения к напавшим на его катер бандитам.
Они вошли в номер, сохраняя молчание. Ни слова не говоря, Тамара прошла в ванную комнату. Он сел в кресло, пытаясь собраться с мыслями. Чудесное появление Автандила, конечно, избавило его от целого ряда проблем, но не приблизило к решению главной задачи. Он должен был узнать, кто именно нападал на людей Руруа два дня назад. И кому выгодно захватить контроль над Батумским морским портом. На эти вопросы он по-прежнему не имел ответа.
Из ванной комнаты вышла Тамара. Она была по-прежнему в брючном костюме.
Сумочку она аккуратно повесила на ручку двери. Он не удивился. Ожидать чего-то большего было бы глупо.
— Хотите вина? — спросил он у женщины.
— По-моему, мы выпили достаточно, — она смотрела ему прямо в глаза.
— Да, — вынужден был согласиться он, чувствуя, как гудит голова.
Грузинские вина имели одну потрясающую особенность. Их можно было пить литрами, совершенно не испытывая при этом опьянения. И лишь затем вино, словно кузнечным молотом, било сначала по ногам, затем по руками и, наконец, по голове злоупотреблявшего этим нежным благодатным напитком несчастного.
Он уже находился в первой стадии, когда ноги фактически отказали ему.
Теперь кузнечный молот должен был ударить по рукам. Тамара была в лучшем положении. Во-первых, она столько не пила, во-вторых, она четко знала свою норму. Теперь ему приходилось даже опасаться, что женщина может захотеть остаться у него в номере. В таком состоянии он был явно не в форме и в лучшем, случае мог заснуть у нее на плече.
Она, видимо, это почувствовала. Как, впрочем, любая женщина чувствует, когда мужчина страстно желает обладать ею, а когда равнодушен. Словно испускающий неведомые волны, мужчина-охотник притягивает к себе женщину каким-то особым запахом, состоянием, в котором он находится, словно его безумный хаотичный порыв имеет четкую форму энергетического коридора, в который попадает женщина, и из которого она уже не может выбраться. Как, впрочем, и наоборот. Но в противном случае энергетические коридоры бывают не такой интенсивности и частоты.
Очевидно, женщинам не хватает этого безумия и хаотичности, когда чисто животные порывы заглушают все позывы разума. В сексуальности любого мужчины есть что-то от животного, дикое, необузданное, разрывающее душу чувство голода.
Сексуальность женщины больше напоминает позывы земли, первые ростки весной, почки, набухающие на ветвях, распускающиеся листья. Она словно исполняет свой вечный долг, он отдается безумию.
Тамара сразу почувствовала его состояние.
— Кажется, вы действительно много выпили, — с некоторым сочувствием произнесла она, — вам лучше поспать.
— Да, — вынужден был согласиться он к своему стыду, — мне действительно лучше поспать.
Молот начал бить уже по голове.
Она, ничего больше не сказав, забрала свою сумочку и вышла, громко хлопнув дверью. Он, как был в одежде, сразу свалился на постель.
Проснулся он утром следующего дня. Даже не открывая глаз, он почувствовал, что в комнате кто-то есть.
Когда он все-таки разжал веки, то обнаружил направленное на него дуло пистолета с надетым глушителем. Сидевший в кресле незнакомый мужчина весело улыбался ему.
Глава 18
Первую половину дня Борис Григорьевич Лазарев провел на заседании Государственной Думы. С приближением декабрьских выборов депутаты все чаще и охотнее высказывались, пытаясь четче обозначить свою позицию, заручившись поддержкой крупных партий, по списку которых можно было пройти в Думу, минуя изнурительные дебаты в одномандатных округах. Резко увеличилось число «державников», «патриотов». Настоящие патриоты России, и правые, и левые, оказались отброшенными этой безудержной толпой демагогов, моментально приспосабливающихся под новые веяния.
Особенно выделялся публицист Зуйкин. В семидесятые годы работавший на партийной работе и слывший непримиримым коммунистом, оплотом партийной организации, с пеной у рта доказывавший бессмертность идей марксизма-ленинизма, он после начала перестройки очень быстро сообразил, как нужно сориентироваться.
И превратился в непримиримого демократа, прямо Марата демократии. Его обличающие коммунизм речи, его гневные статьи в газетах, его выступления по телевидению ясно показывали, каким кристально честным и чистым должен быть демократ новой формации. Во время октябрьских событий девяносто третьего он был одним из тех, кто требовал «раздавить гадину» — не понимая, что демократу как-то неприлично требовать раздавить собственный законно избранный парламент.
А затем быть избранным в парламент, пусть уже называющийся не Верховным Советом, а Государственной Думой. Но теперь, с приближением новых выборов, почувствовав новые веяния, Зуйкин начал быстро дрейфовать в сторону «державников». Несмотря на свои демократические воззрения, он гневно осуждал всех разрушителей России, одобрял Президента в его Чеченской войне, говорил о величии страны. Поразительные метаморфозы коммуниста-демократа-державника уже, похоже, никого не удивляли. Время подлецов диктовало свой выбор.
В перерыве Лазарев подошел к Зуйкину, поздравил его с удачным выступлением, попросил поехать вместе с ним в избирательный округ, откуда баллотировался сам Борис Григорьевич. К разным партиям он принципиально не примыкал, а защиту в виде думского билета иметь было необходимо. Только статус депутата давал полную неприкосновенность, и многие соратники Лазарева это отлично сознавали.
Обедал Лазарев прямо в здании Государственной Думы, он был неприхотлив в еде. После перерыва он поехал в свой офис. Кроме сопровождавших его повсюду в Думе двоих охранников, названных «помощниками депутата», на улице его ждали еще пять человек. В последнее время такая охрана была просто необходима.
На трех автомобилях они выехали на Тверскую, и набирая скорость, понеслись вверх по улице. Лазарев сидел в автомобиле молча, он не любил, когда в машине играла музыка. Зазвонил телефон. Он снял трубку. В автомобиле был установлен специальный спутниковый телефон.
— Да, — нехотя сказал Лазарев. Перспектива снова отвлечься на избирательные баталии, его немного раздражала.
— Это я, Борис Григорьевич, — услышал Лазарев взволнованный голос Михаила, одного из самых близких своих людей, — только что получили сообщение. В Нью-Йорке застрелен Вахтанг Стомболишвили.
Он помолчал. Собственно, этого и следовало ожидать.
— Сообщение точное? — спросил он наконец.
— Да, мне звонили прямо из Нью-Йорка. Обещают прислать по факсу даже газету с подробностями.
— Когда пришлют, переведите и отправьте мне, — распорядился Лазарев.
— Газета на русском, — уточнил Михаил.
— Тем более, — он отключился.
Все было закономерно. Видимо, Гогия, Хотивари и их люди узнали об измене Вахтанга и решили с ним разделаться. Так и должно было быть. В их среде не любили перебежчиков. В решающий момент Вахтанг сдал своих партнеров и земляков Рябому, а теперь те, в свою очередь, отомстили. Так вот почему было это дерзкое нападение на банк! Они все выяснили. Тогда можно будет ожидать крупных, очень крупных неприятностей. Нужно будет связаться с Рябым, пусть помогает. Это была его идея. Хорошо, если против них выступят только грузинские группировки. А если совместно все кавказцы, да плюс еще этот гнида Вася Черный?
