Без коктейля я был никуда не годным собеседником, но выпив, становился душой общества. Я достигал при помощи напитков искусственного возбуждения и потому пил до тех пор, пока не становился весел. Начало было так незаметно, что даже мне, давно знакомому с Ячменным Зерном, не приходило в голову, что это может далеко завести. Я начал ощущать потребность в музыке и вине и вскоре почувствовал необходимость уже в бешеной музыке и в огромном количестве вина.
Вот в это-то время я и заметил, что с нетерпением жду предобеденных коктейлей. Мне хотелось пить, и я отдавал себе в этом отчет. Помню, как, будучи военным корреспондентом на Дальнем Востоке, я испытывал неотразимое желание бывать в одной знакомой семье. Я не только принимал все приглашения на обед, но старался, помимо этого, попасть туда еще и среди дня. Правда, хозяйка была очаровательной женщиной, но не она так сильно привлекала меня в дом. Дело было в том, что она умела приготовлять самые замечательные коктейли во всем этом большом городе, где искусство приготовления смешанных напитков доведено среди иностранной колонии до высокой степени совершенства. Ни в клубах, ни в гостиницах, ни в других частных домах нельзя было найти подобных коктейлей. Ее коктейли были изысканны. Это были настоящие шедевры, дававшие минимум неприятных вкусовых ощущений и максимум подъема. Однако и тут я жаждал коктейлей только ради хорошего настроения, которое они вызывали. Покинув этот город, я несколько месяцев странствовал вместе с японской армией, проехав сотни миль рисовых полей и перевалив через горы, пока мы не вступили в Маньчжурию. И все это время я не прикасался к Ячменному Зерну. На спинах моих навьюченных лошадей можно было всегда найти несколько бутылок виски, однако я ни разу не откупорил ни одной из них. Конечно, если в мой лагерь попадал белый человек, я открывал бутылку, и мы, как полагается, распивали ее вместе. Ведь попади я в его лагерь, он несомненно сделал бы то же самое. Я возил с собой виски только для гостей и даже поставил весь этот расход в счет газеты, в которой работал.
Только оглядываясь назад, я могу проследить почти незаметный рост своей тяги к алкоголю. Я не замечал тогда неясных намеков, соломинок в вихре мелких происшествий, значение которых ускользало от меня.
Приведу один пример. В течение нескольких лет я каждую зиму совершал шести-или восьминедельное плавание по заливу Сан-Франциско. На моей комфортабельной и прочной яхте «Пена» имелась удобная каюта и плита, топившаяся углем. У меня был кореец-повар, и я часто приглашал с собой одного или двух друзей, чтобы разделить с ними прелесть плавания. При этом я непременно брал с собой и пишущую машинку, на которой ежедневно отстукивал свою тысячу слов. В тот раз, о котором я говорю, со мной поехали Клаудсли и Тодди. Тодди отправлялся со мной в первый раз. В предыдущие поездки Клаудсли всегда отдавал предпочтение пиву, поэтому, приглашая его, я всякий раз запасал на яхте пиво, которое мы и пили во время путешествия.
Правда, на этот раз дело обстояло иначе. Тодди получил свое прозвище за дьявольское искусство, с которым он приготовлял напиток с тем же названием[3]. Поэтому я запас пару галлонов виски.
Во время путешествия мне пришлось купить еще немало галлонов, ибо мы с Клаудсли сильно пристрастились к обжигающему тодди, который был действительно восхитителен на вкус и вызывал необычайно приятное возбуждение.
Мне нравился тодди. Я старался проникнуть в секрет его приготовления. Мы пили в строго установленном порядке: один стакан перед завтраком, один перед обедом, один перед ужином и последний перед тем, как лечь спать. Мы никогда не напивались. Но я должен сказать, что четыре раза в день мы бывали очень веселы. Среди плавания Тодди вызвали по делу обратно в Сан-Франциско, и мы с Клаудсли позаботились о том, чтобы повар-кореец приготовлял для нас в положенное время тодди по рецепту нашего друга.
Но это продолжалось, только пока мы были на судне. Вернувшись домой, я больше не пил ни перед завтраком, ни перед сном. С тех пор я вообще никогда не пил горячего тодди, а со времени этого путешествия прошло уже много лет! Дело в том, что мне тодди нравился. Веселость после него казалась мне необычайно приятной. Это коварные апостолы Ячменного Зерна незаметно совершали свою опасную работу. Легкий зуд, который они вызывали, должен был со временем превратиться в беспрерывное, неутолимое желание. А я, проживший столько лет в тесном общении с Ячменным Зерном, ничего не подозревал, ни о чем не догадывался и смеялся над его неудачными попытками овладеть мной.
Глава XXX
Мое выздоровление отчасти выражалось в том, что я снова начал находить удовольствие в мелочах, в ничтожных пустяках, не имеющих отношения к книгам или проблемам бытия. Я стал увлекаться играми, забавами, плаванием, пусканием воздушного змея, возней с лошадьми и решением механических головоломок. В результате я почувствовал, что устал от города. В Лунной Долине, на ранчо, я нашел свой рай и окончательно отказался от городской жизни. В город меня влекли теперь лишь музыка, театр и турецкие бани.
Моя жизнь протекала превосходно. Я много работал, много занимался спортом и чувствовал себя очень счастливым. Из книг я начал отдавать предпочтение тем, в которых было больше вымысла и меньше действительности. Я занимался теперь несравненно меньше, чем раньше. Я по-прежнему интересовался основными проблемами существования, но относился к ним уже гораздо благоразумнее, помня, как я обжегся, пытаясь обнажить истину. В этом настроении таилась, пожалуй, капля лжи, капля притворства, но это были ложь и притворство человека, желающего жить.
Я сознательно закрывал глаза на то, что считал необузданным проявлением биологических законов. Я просто старался искоренить в себе скверную привычку, уничтожить вредное направление ума. Повторяю, я был очень счастлив. Беспристрастно и внимательно перебирая всю свою жизнь, я нахожу, что это был самый счастливый ее период.
Но надвигалось беспорядочное и бессмысленное, как мне кажется, время — время расплаты за долгое знакомство с Ячменным Зерном. На ранчо часто приезжали знакомые, остававшиеся на несколько дней погостить. Некоторые из них совсем не пили. Но тех, кто пил, полное отсутствие алкоголя на ранчо лишало привычных удовольствий. Я чувствовал, что нарушаю законы гостеприимства, заставляя их переносить это лишение, и поэтому завел винный погреб специально для гостей.
Я никогда не интересовался коктейлями настолько, чтобы познакомиться с их приготовлением. Поэтому я обратился к хозяину одного бара в Окленде с просьбой заготовлять их для меня оптом и пересылать морем на ранчо. Когда гостей не было, я совсем не пил. Но зато стал подмечать, что, закончив свою утреннюю работу, я с удовольствием вспоминаю о присутствии гостя, потому что оно служило мне предлогом выпить коктейль за компанию.
Тогда я был еще так мало отравлен алкоголем, что один коктейль вполне удовлетворял меня и поднимал мое настроение. Он озарял пламенем мой мозг и веселил меня, вызывая предвкушение восхитительного процесса еды. С другой стороны, мой желудок был настолько вынослив и сила моего сопротивления так велика, что этот единственный коктейль являлся только мерцанием пламени, легчайшим щекотанием. Однажды кто-то из моих друзей без стеснения, откровенно выразил желание выпить по второму коктейлю. Мы выпили. После второго бокала огонь, пробежавший по моим жилам, оказался заметно горячее; он дольше согревал, и смех звучал громче и сердечнее. Такие впечатления не забываются. Подчас я думаю, что начал пить именно оттого, что чувствовал себя чересчур счастливым.
Я помню, как однажды мы с Чармиан отправились на длительную прогулку верхом по горам. Мы отпустили на этот день прислугу и вернулись домой лишь поздно вечером, к веселому ужину, который нам предстояло самим разогреть себе. О, как чудесно было возиться вдвоем в кухне, пока наш ужин шипел на огне. Я лично был на верху блаженства: книги и высокие истины отошли куда-то далеко. Тело мое ликовало от избытка здоровья, и я чувствовал приятную усталость от долгой езды. День был великолепен. Ночь также. Со мной была любимая женщина, и мы с ней готовились пировать в веселом уединении. Забот у меня не было. Все счета были оплачены, а обильный приток денег не прекращался. Будущее все шире раскрывалось передо мной. В кухне жарились вкусные вещи, смех наш звучал звонко, а в желудке я ощущал приятное щемящее чувство голода.
Мне было так хорошо, что я вдруг ощутил в глубине своего сознания потребность почувствовать себя еще лучше. Я был так счастлив, что испытал необходимость стать еще счастливее. И я знал, как достичь этого. Недаром я был хорошо знаком с Ячменным Зерном. Несколько раз я отлучался из кухни, направляясь к бутылке с коктейлем, и всякий раз содержимое ее уменьшалось на одну добрую порцию. Результат был превосходен. Я не был навеселе, не был пьян, но напиток согрел меня. Я весь пылал, и мое счастье вознеслось выше пирамид. Как ни щедро осыпала меня жизнь своими дарами, я сумел умножить их. Это был великолепный момент — один из прекраснейших в моей жизни. Но мне пришлось расплатиться за него много лет спустя, как вы это скоро увидите. Такие моменты навсегда сохраняются в памяти, а человек по своей глупости воображает, что одинаковые причины всегда вызывают одинаковые результаты. На самом деле это не так, иначе тысячная трубка опиума давала бы такое же наслаждение, как первая, а один коктейль после года привычного пьянства оказывал бы такое же действие, как в первый раз.
