— Так ты солгал Луиз, — пробасил Таттл.
— Или лжешь сейчас, — сказал Дейвид, и в его голосе уже не было и тени усталости. — Мне ты об этом ничего не говорил.
— Конечно, нет. Черт возьми, я поступил как благородный человек.
Тут они все набросились друг на друга, и пошло-поехало. По-родственному. Высокое сопрано Луиз, баритон Пола, басок Таттла, фальцет Дейвида — получился неплохой квартет.
Вулф закрыл глаза, поджал губы, набрал воздуху побольше, а потом одним рыком прикончил этот кошачий концерт.
— Разговорчики! Перестаньте, пожалуйста! — Он принялся за Пола. — Вы, сэр, рассуждаете о благородстве. Я вам не сказал, что вместе с доктором Булем здесь была мисс Горен, да-да, мисс Горен, и рассказала, как вы ей звонили, и как домой приходили, так что о благородстве давайте не будем. Сейчас важно выяснить два вопроса. Первый, по факту: грелки вы нашли уже пустыми или сами их вылили?
— Пустыми. Я сказал сестре…
— Я уже знаю, что вы сказали сестре, и почему. Допустим, грелки, и вправду, были пустыми, но тогда предъявлять их полиции как улику просто нелепо. Доктор Буль уверяет, что даже если мисс Горен забыла наполнить их горячей водой, — что, по его мнению, совершенно исключено — серьезно на состояние больного это повлиять не могло. Так что я тоже никакой улики здесь не вижу. Это второй вопрос. А вот ваша версия насчет морфия, что его чем-то подменили, может, и заслуживает внимания, но ее нужно подкрепить. У вас есть чем?
— Я ничего подкреплять не должен. Это дело полиции.
— Нет. Так не пойдет. В частном расследовании голые предположения еще туда-сюда, но использовать их официально, для возбуждения дела об убийстве — это недопустимо. Я, к примеру, вполне бы мог предположить, что вы, не зная о существовании договора между вашим братом и мистером Эрроу, и полагая, что можете унаследовать третью часть его состояния, сами его и убили, но исходя из этого, я ведь не могу…
— Да, уж лучше не надо, — перебил его Пол. Он снова скорчил рожу, пытаясь ухмыльнуться. — О договоре-то я как раз знал.
— Да? От кого?
— От меня, — сказал Дейвид. — Мне сказал Берт, а я рассказал Полу и Луиз.
— Вот видите? — Вулф шевельнул рукой, повернув ее ладонью вверх. — Моя версия рассыпалась. Будь я упрямцем, я мог бы за нее еще подержаться: предположить, например, что вы, предугадав возможность такого поворота, вступили в сговор между собой — уличить-то вас Берт не может. Однако ни одного доказательства у меня нет, и упираться было бы глупо. — Он посмотрел на Пола и покачал головой. — Боюсь, вы собрались стрелять, не имея ни единого патрона. Но раз уж меня наняли провести расследование, я не стану отвергать вашу версию сходу. — Он обратился к Дейвиду. — Ваше мнение мне известно, мистер Файф, поэтому никаких новых важных сведений я от вас не жду, но несколько вопросов задать не помешает. Что вам известно о морфии?
— Ничего. Совсем ничего. Только то, что доктор Буль сказал, что оставляет сиделке немного морфия, чтобы она сделала Берту укол после нашего ухода.
— Когда доктор Буль уехал, вы в комнату к брату заходили?
— Да, мы все заходили — и Пол, и Луиз, и Винсент, и я. Сказали «спасибо» за отличный обед, выразили сожаление, что он не едет с нами в театр.
— А где был мистер Эрроу?
— Не знаю. Кажется, он говорил, что пойдет сменить рубашку.
— Он заходил к вашему брату после того, как уехал доктор Буль?
— Не знаю. — Дейвид покачал головой. — Просто не знаю.
Вулф хмыкнул.
— Н-да, уликой это не назовешь. А позже, когда вы вернулись из театра? Может, ом тогда заходил к вашему брату?
— Вряд ли. А если и заходил, то я не видел. — Дейвид наморщил лоб. — Я ведь рассказал вам, как все случилось. Сиделка была очень расстроена, сказала, что позвонила доктору Булю насчет замены. Когда она рассказала нам, что произошло, Эрроу вышел, в смысле, вышел из номера. Потом моя сестра и сиделка довольно резко поговорили, и сестра велела ей уходить, а после того, как та ушла, позвонила доктору Булю и сказала, что они с мужем побудут до прихода новой сиделки. Сразу после этого я ушел. Я живу на Ривердейл.
— Но перед уходом вы к брату заходили?
— Да.
— Ну и как он был?
— Он крепко спал. Дышал хрипловато, но вроде, был в полном порядке. Доктор Буль, когда Луиз ему позвонила, сказал, что Берту ввели полграна морфия, и что, скорее всего, он проспит до утра.
Вулф повернул голову.
— Миссис Таттл. Вы слышали, что говорили ваши братья. Не хотите ли добавить что-нибудь, или поправить?
С Луиз было что-то не так. Губы у нее дрожали, руки, лежавшие на коленях, крепко сжимались в замок. Она смотрела Вулфу в глаза, но ничего не говорила, а потом вдруг закричала:
— Это не я! Вы все на меня хотите свалить, да?
У Вулфа вытянулась физиономия.
— С какой стати, мадам?
— Потому что раз уже так было, с отцом! Вы знаете об отце?
— Я знаю, как он умер. Ваш брат мне рассказывал.
— Так вот, тогда все говорили, что виновата я! Потому что я за ним ухаживала, и уснула, и не зашла к нему в спальню, и не видела, что там окна были открыты! Меня даже опрашивали, не са, ма ли я положила себе снотворное в шоколад, чтобы уснуть! Будто, чтобы уснуть, девице двадцати четырех лет требуется снотворное!
— Ну-ну, дорогая, — Таттл погладил ее по плечу. — Это все в прошлом, зачем ворошить? В субботу вечером у Берта никто окон не открывал.
— Но я прогнала сиделку. — Она говорила Вулфу. — И сказала доктору Булю, что беру все на себя, а сама легла и уснула, и даже грелки не посмотрела, а они были пустые. — Она резко оглянулась на младшего брата. — Скажи правду, Пол, только всю правду — они были пустые?
Тот тоже погладил ее по плечу.
— Успокойся, Лу. Конечно, они были пустые, честное бойскаутское, но Берт ведь не от этого умер, разве я говорил, что от этого?
— Никто тебя не винит, — успокаивал ее Таттл. — А что ты уснула, так что ж такого? Был уже второй час, а доктор Буль обещал, что он проспит до утра. Право, дорогая, ты делаешь из мухи слона.
Она опустила голову, закрыла лицо руками, плечи у нее задрожали. Для Вулфа леди в расстроенных чувствах — это не что иное, как женская особь, бьющаяся в припадке, а если она еще и выть начнет, он вскакивает с места быстрее, чем можно было бы рекомендовать такой туше, и ретируется в коридор, к лифту. Луиз выть не стала. Он некоторое время рассматривал ее, внимательно и настороженно, решил, что она уже и не начнет, и повернулся к ее мужу.
— Кстати, о сне, сэр. Вы сказали — во втором часу. Это было после того, как Пол поднял вас с постели, и вы его впустили?
— Да. — Его рука успокаивающе лежала на руке Луиз. — Это заняло довольно много времени: пока выслушали все, что рассказал Пол, пока устроили его на кушетке. Потом мы заглянули в комнату к Берту, убедились, что он спит, и пошли спать сами.
— И не просыпались до тех пор, пока вас не разбудил Пол, то есть примерно до шести утра?
— Думаю, моя жена не просыпалась ни разу. Она очень устала. Может, ворочалась немного, но не просыпалась. Я раза два выходил в ванную — ночью я всегда хожу в ванную, но остальное время я спал, пока нас не позвал Пол. Когда я выходил во второй раз, я приоткрыл дверь к Берту, там было тихо, и я не стал заходить. А что? Это имеет какое-нибудь значение?
— Да нет, ничего особенного. — Вулф украдкой взглянул на Луиз, проверяя, не грозит ли что-нибудь с той стороны, и снова обратился к Таттлу. — Я думаю о мистере Эрроу; хотелось бы перебрать все возможные варианты. Конечно, у него был ключ от номера, и ночью он мог войти, сделать, что ему нужно, если ему, и вправду, что-то было нужно, и снова уйти. Ведь мог?
Таттл задумался. Я наблюдал за ним, и мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы отвлечься от сияния лысины и сосредоточиться на лице. Было бы не в пример проще, будь его глаза, нос и рот прямо на макушке.
— Вполне, — согласился он, — но я сомневаюсь, что он это, и вправду, сделал. Я сплю очень чутко — думаю, я бы его услышал. И ему пришлось бы пробираться через гостиную, а там был Пол. Правда, Пол мало что соображал.
— Я вообще ничего не соображал, — перебил Пол. — Если бы он уж очень захотел, чтобы я его заметил, то ему пришлось бы врезать мне еще раз. — Он посмотрел на Вулфа. — А это идея. Что ему тут могло быть нужно?
— Да ничего конкретного. Я просто ставлю вопросы. — Мистер Таттл, а после этого, когда вы снова увидели мистера Эрроу?
— Утром. В воскресенье утром. Он появился в номере часов в девять, сразу после доктора Буля.
— Где он был?
— Не знаю. Спрашивать я не стал, а сам он ничего не сказал. Понимаете, перед лицом смерти… Он засыпал нас вопросами, в том числе, надо сказать, довольно бестактными, но в таких обстоятельствах… я решил, что не стоит заострять на этом внимания.
