что это неприемлемо.
Беда в том, что ноги несут меня намного медленнее, чем рвётся к дочери сердце. От страха лёгкие морозит, дышать больно.
Едва выскочив во двор, я уже собираюсь крикнуть Максу, чтобы он немедленно отошёл от машины, как вдруг задняя дверь открывается, выпуская на усыпанный осколками асфальт взъерошенную Ксению.
Первая мысль — закрыть обратно рот. Не нужно её пугать больше, чем она напугана. А вторая и не мысль даже — полный ступор, потому что ребёнок, вместо того чтобы в панике побежать ко мне, уверенно цепляется за Макса.
— Не трогай его! Амиль хороший. Мама, а ну, скажи ему!
Макс переводит на меня совершенно невменяемый взгляд.
— Ты его знаешь?
— Это мой брат. Слышишь ты, ненормального идиота кусок? Брат! — хриплю, едва переводя дыхание после быстрой пробежки. — Ты что опять творишь?!
Сгибаюсь пополам, борясь с лёгким головокружением, и с яростью смотрю на Макса, требуя объяснений.
— Я… Просто увидел, как он тащил ребёнка в машину, а Кнопка вырывалась… — Перекошенное бешенством лицо начинает понемногу принимать человеческое выражение: досаду, стыд, ошеломление. Дошло, чтоб его! — Мари, послушай… Что я должен был подумать?
— Да я уже поняла, что ты и «думать» несовместимы. Но спросить?! Нормально спросить, не судьба?
Из салона в этот момент раздаётся болезненный стон.
— Ой-ёй, — Ксюша взволнованно тянет Макса за штанину, привлекая к себе внимание. — Сейчас он тебя побьёт. Или ты его…
Мартышев закусывает губу, обмениваясь с Ксенией многозначительными взглядами, что окончательно лишает меня дара речи. Когда ж они, поганцы, так спелись?
Я только открываю рот, чтобы попросить Макса поскорее убраться, потому что на его стороне, конечно, эффект неожиданности, но и Амиль, очухавшись, сидеть сложа руки не станет. Однако тут же снова проглатываю слова, глядя на то, как дочь поднимает с земли камень и с размаха запускает снаряд во внедорожник.
— Сказала же, не хочу! Гадкая машина! А теперь — бежим!
И с этими словами срывается прочь. Макс незамедлительно кидается за ней вдогонку.
Тем временем из салона, пошатываясь, выходит Амиль.
— Мне кто-нибудь объяснит, что происходит?!
— Посмотри на меня, ты как? — удерживаю брата на месте, якобы разглядывая ссадину на переносице. — Запрокинь голову, у тебя из носа кровь идёт.
— Кажется, вырубило на пару секунд. Жить буду, — отмахивается он с долей раздражения от слов и от меня заодно. — Дай пройти. У тебя ребёнка уводят, не видишь?
— Остынь. Пусть прогуляются. Ей сейчас лишний стресс ни к сему.
— Да кто это, чёрт возьми?!
— Папа Ксюши… — Прячу лицо на плече брата, обессилев от схода адреналина и с трудом возвращая себе способность нормально соображать.
— Ну, раз мы всё равно никуда не едем, я сегодня задержусь у тебя, пожалуй. Давно хотел его разок… приобнять.
Сначала — свадьба, потом — папа
Макс
— Макс, а куда мы идём?
— Куда захочешь, шкода, — улыбаюсь, щурясь на заходящее солнце. Настроение, несмотря на пережитый стресс, офигенное.
— Куда захочу-у-у … — тянет малышка негромко, но с чувством и с экспрессией достойной величайших махинаторов. — Ну-у, тогда веди меня в кафе!
— Отличный выбор, — выдыхаю с облегчением. — Будем есть мороженое.
— Нет! — Кнопка уязвлённо поджимает губы, как будто я предположил что-то запредельно обидное. — Ты что? Это же для маленьких! Я буду салат. Полезно для фигуры.
— Точно… — киваю, пытаясь состроить серьёзное лицо.
Что ещё остаётся? Авторитет-то мой шаткий пока. Одно неверное слово и грязным похитителем в глазах прохожих стану уже я. А судя по взгляду, каким нас провожала Мари, лимит её доверия ни черта не резиновый. Ещё раз накосячу и запросто нарвусь на долгую, мучительную казнь.
Так что идея скрыться с поля битвы уже не кажется такой уж безответственной. Прогуляться определённо лишним не будет. Хоть мозги перед назревающим разговором остынут и нормально работать начнут. У всех.
По крайней мере, очень на это надеюсь…
Заворачиваю к первому же приличному кафе и галантно открываю перед Ксюшей стеклянную дверь. Девочки всех возрастов трепетно любят внимание, и моя маленькая спутница не становится исключением. По-взрослому чинно проходит в зал, сама выбирает свободный столик. Мне остаётся только усадить её на стул, оказавшийся значительно выше детских возможностей.
Очередной приятный момент — персонал здесь расторопный. Официантка не заставляет долго томиться в ожидании. И вот тут я в очередной раз растерянно почёсываю бровь. Кнопка-то меню взяла, а умеет ли читать — неизвестно. Стыдно признаться, но я, как истинный отец года, даже приблизительно ничего о ней не знаю. Ну кроме странной неприязни к внедорожникам.
— Тебе помочь? — интересуюсь, стараясь, чтобы голос звучал обыденно, а сам от волнения пальцы на ногах поджимаю.
Угодить такой самостоятельной девочке — та ещё головная боль. А в силу особенностей возраста к недовольству наверняка прилагаются цирк с конями и цыгане на вагонетке. В общем, не самая подходящая для нас сейчас компания.
— Я сама.
Взгляд, брошенный на меня поверх меню, в устном дополнении не нуждается. Смиренно давлю в себе благие порывы, прекрасно понимая, что я для ребёнка, по сути, человек чужой, а значит и права настаивать не имею. Благо в моём экземпляре обнаруживаются иллюстрации к каждой позиции, достаточно ткнуть пальцем. Разберётся.
Пока Ксения сосредоточенно разглядывает цветные картинки, возвращаюсь мыслями к брату Мари. Жаль, что ослеплённый яростью, лицо его совсем не запомнил, но сам факт, что он у Ахметовой есть, беспощадно расталкивает дрыхнувшую доселе совесть.
А не его ли Мари так трогательно обнимала, когда я смог, наконец, приехать?
Что она тогда твердила про подарки? Примет только от родни или парня. Помню, увидев, как незнакомый пацан наряжает её в белоснежную шубу, даже мысли о родне не проскочило. Слишком они гармонично смотрелись вместе. Слишком порывисто обнимались.
Тут сложно судить. Катя мне неродная сестра, а правильный Рома постоянно нудил над душой вместо папочки. Ух, как у меня от этого порой подгорало! Повезло, что у нас с Мари девочка просто с характером, а не как я — с конкретным прибабахом.
А в том, что Кнопка моя, сомнений больше нет. Пока Ахметова спала, я не только мастерил поделку, но и основательно порылся в шкафах. На этот раз сунул нос в документы. Интересное у Ксении Максимовной свидетельство о рождении. И датой… И красноречивым прочерком в графе «отец» …
Пока держусь. Не спрашиваю. Не лезу нахрапом в душу. Хотя порой нестерпимо хочется предъявить права. А дальше что? Опять оставить Мари без нормальных, человеческих ухаживаний? Пусть наслаждается. Пока могу — поддерживаю в ней иллюзию выбора. Вот только фиг я
