— Буду ли я снова играть, доктор?
Ответа не было, и он остро, так, что мурашки побежали по спине, ощутил нереальность происходящего. Хелен Жюст ускользала от него; он был не в состоянии представить себе ее как женщину с конкретной индивидуальностью, вообразить ее место в обществе этой планеты. Физически он мог видеть ее разве что мимолетно, когда она косилась на собственное отражение в кухонном зеркале. Также он заметил, что она все время косится в сторону полки, на которой лежат несколько странных маленьких мешочков, сшитых из мягкой кожи. Их назначение оставалось для него загадкой; потом он вспомнил о птице Жюста и о том, что она была выдрессирована для соколиной охоты.
— Ваш брат — он в самом деле болен, мисс Жюст?
— Вы о чем?
— Как он пользовался электроглазом? Скажем, нравилось ли ему охотиться вместе со своими птицами? Бегать с собаками?
Она отошла к окну и уставилась на дальние деревья, темнеющие на фоне красного зарева рассвета, и только потом ответила:
— Это вас не касается.
— А по-моему, касается, — сказал он. — Сначала я не понимал сути происходящего. Я знал, что скоро придет Черкасский. Некогда было дожидаться телекамер, и я решил смотреть глазами других людей. Вот и все дела. Мне и в голову не приходило, что я дал жизнь новому виду извращения, какого еще не видела империя.
— Вы хотите сказать, что вы…
— Нет, я-то нет. Я удирал, у меня были совсем другие проблемы. Но та женщина из Свитвелла — та самая, которую я якобы изнасиловал, она пользовалась электроглазом, пока я спал. Она занималась любовью с кошками, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Почему вы думаете, что Карл тоже такой?
— Это вы так думаете, хотя я не знаю, почему. Это видно по тому, как вы настойчиво твердите, что он — безобидный отшельник. Конечно, может быть, в его случае секс ни при чем. Я считал, что когда человеку, долгое время пробывшему слепым, возвращается зрение, это далеко не всегда дает то счастье, какое ожидается. Прозревший может быть подавлен, угнетен… Скажем, чувством неполноценности от того, что внезапно вновь оказался на равных с остальным человечеством и теперь, если пасуешь или проигрываешь, уже ничего нельзя списать на увечье. Насколько, должно быть, приятнее чувствовать себя, например, соколом, с острыми глазами, с еще более острыми когтями… И с узеньким таким сознанием, просто не вмещающим слабость, поражение, совесть и все остальное… а знающим только, как охотиться и раздирать когтями…
— ПРЕКРАТИТЕ!
— Простите. — Теллон сам от себя не ожидал такой тирады, но он хотел пробиться к ней и чувствовал, что в каком-то смысле это удалось. — Вы лечите только раны, нанесенные вашим братом? У меня в спине дыра…
Хелен Жюст помогла ему спустить форменную рубашку с плеч и задохнулась, увидев гигантскую кровавую запеканку у него на спине. Теллон тоже чуть не задохнулся, получив изображение. Раньше он никогда по-настоящему не сознавал, какая жуть и мерзость могут описываться в справочниках фразой: «опасное поверхностное ранение». Да, это оно и было «опасное — поверхностное — ранение».
— Вы можете что-нибудь с этим сделать — конечно, если не считать ампутации моих плеч?
— Думаю, смогу. Бинтов и тканесварочного вещества из моей аптечки на эту рану не хватит, но Карл держит такие вещи здесь, в буфете. — Она открыла буфет, нашла санитарные материалы и принялась обрабатывать его плечо влажной тряпкой, осторожно удаляя с поверхности грязь.
— Это огнестрельная рана?
— Да.
Теллон рассказал ей, как это случилось. Он почти убедил себя, что она — сочувственная слушательница, но тут ему в голову внезапно пришла одна мысль.
— Если вы знали, что ваш брат держит здесь аптечку, — проговорил он медленно, — зачем вы ходили к машине за своей?
— Не знаю. Инерция, автоматизм… С такой раной ваше место в постели. Почему бы вам не сдаться? Тогда вы получите надлежащую помощь.
— Пардон. Сейчас я что-нибудь съем, потом я вас свяжу — вашего брата тоже — и уйду своей дорогой.
— Далеко не уйдете.
— А может, и уйду. Разве вам так уж это важно? У меня сложилось впечатление, что после той историйки вы и Павильон разошлись, как в море корабли. И сейчас вы здесь в силу чего-то подобного, а? Угадал? Вас выгнали?
— Заключенный Теллон, — сказала она ровным голосом, — беглые каторжники не допрашивают служащих тюрьмы. Сейчас я приготовлю завтрак. Я и сама хочу есть.
Теллона приятно обрадовала ее реакция. Он снова влез в свою униформу, потом нашел медицинский жгут и связал Карлу Жюсту запястья и лодыжки. От этого здоровяка пахло бренди. Теллон вернулся на кухню и сел на стул, чувствуя, как спину покалывает тканесварочный состав. Пока Хелен Жюст готовила что-то похожее на яичницу с ветчиной, он почти уверился, что это как раз и есть яичница с ветчиной. За время завтрака Карл Жюст дважды начинал стонать и слегка шевелиться. Каждый раз Теллон разрешал Хелен Жюст сходить и посмотреть на брата.
— Я же вам говорил, что он, в порядке, — сказал он. — Он большой, сильный мальчик.
Пока они ели, он не предпринимал дальнейших попыток заговорить с ней, но наслаждался слабой тенью семейного уюта, созданной самим фактом, что вот он завтракает в обществе молодой женщины, в утреннем покое теплой кухни… Хотя на самом деле они были совершенно чужими друг другу.
Теллон маленькими глотками пил четвертую чашку крепкого кофе, когда услышал, что во входную дверь на том конце холла кто-то царапается. Вслед за царапаньем раздался знакомый звонкий лай.
— СЕЙМУР! — вскрикнул он. — Входи, маленький пройдоха. Я уже думал, что тебя нет в живых.
Он подбежал к двери раньше Хелен Жюст и почти растерялся от радости, когда знакомый коричневый комочек прыгнул ему на руки. Насколько он мог заметить с того расстояния, на котором стояла Хелен, пес был невредим. Возможно, Сеймур успел добежать до ворот и протиснуться между прутьев в нескольких дюймах впереди огромной гончей. Если у последней неважно работали тормоза, это могло служить объяснением красного пятна на ее морде. Скорее всего Сеймур, когда Теллон пытался его нащупать, унесся ракетой из поля действия электроглаза.
Крепко прижав восторженную собаку к груди, Теллон отрегулировал радиус действия электроглаза и снова связал Сеймура с кнопкой номер один. Вооруженный тем, что практически стало его собственными глазами, он обернулся к Хелен Жюст. Да, она была таким же совершенством, каким он ее и запомнил. Одета по-прежнему в зеленую форму Павильона, которая подчеркивала ее красоту. Волосы уложены этаким медно-красным шлемом, который сейчас сверкал, как лазерный луч. Глаза, как им и полагалось, сохраняли свой цвет виски, но смотрели они мимо него, на светло-голубой автомобиль.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
