Утренняя часть праздника должна была состояться в парадном зале при церкви.
Публика двумя длинными рядами потянулась по проходу между стульями. Дорин и Энн Холлис расписывали номерки к подаркам, вставляли в специальные держатели листки с обозначением мест за столами, раскладывали билетики к предполагавшейся лотерее. Айвор, назначенный распорядителем, стоял среди других мужчин у эстрады.
Потом они удалились, чтобы подготовить все необходимое для проведения конкурсов и спортивной олимпиады. Победителей не обещали увенчать лаврами, но сулили хорошие призы — от пылесоса до кругосветного турне.
Многие молодые женщины были одеты небрежно и даже экстравагантно. Так, например, Гейл пришла на утренний праздник в матроске и белой панаме. Кристи с удовольствием взяла бы с нее пример, но сочла, что это невозможно в день памяти ее матери. С другой стороны, и чрезмерная строгость была бы неуместна, ведь у нее все-таки шел медовый месяц.
И Кристи решила одеться так, чтобы напомнить друзьям родителей образ своей матери. Она заказала себе для праздника точную копию ее любимого платья — из тончайшего шелка, в кремовую и лазурную продольную полосу, с воланом и удлиненной талией.
Когда она появилась на празднике, на нее тут же бросили восторженные взгляды несколько немолодых мужчин из числа друзей родителей.
Вдруг до нее донесся приглушенный, вкрадчивый голос:
— Ну, а французские песенки о любви — услышим мы их сегодня?
Кристи обернулась и увидела, что на том самом месте, где только что стояли Айвор и другие распорядители, появилась компания никому не известных молодых испанцев. Среди них была одна женщина, несомненно, красивая, но вульгарная и вызывающе одетая. Однако человеком, задававшим в этой компании тон, был американец. Кристи вздрогнула, узнав в нем Арчибальда Стивенса, и поймала его взгляд — напряженный, жестокий и даже какой-то слегка безумный.
Дорин открыла утреннее собрание, посвященное памяти Мэрилин Карлтон, и потекли разговоры, воспоминания…
Потом Кристи трудно было припомнить, в какой именно момент появился на эстраде развязный, похожий на гомосексуалиста, испанец.
— Я хочу выступить на тему дня, — объявил он и стал, безбожно перевирая тексты, декламировать скабрезные стишки, а потом, пользуясь замешательством слушателей, спел доморощенный куплет о матери, сгоревшей в огне, и дочери, обожженной огнем французских глаз.
До Дорин не сразу дошел провокационный смысл этого выступления, но как только это произошло, она громко объявила о начале конкурсов и спортивных состязаний.
Потом начали происходить еще более странные вещи. Если на ринге и теннисном корте Айвору чаще всего приходилось противостоять Арчибальду Стивенсу или кому-то из испанцев, то их яркая соотечественница вела себя как главная соперница Кристи. В беге она проиграла, но фехтовали они одинаково хорошо.
Когда началась процедура награждения, эта девица подошла к Кристи, нежно прикоснулась к ее руке и проговорила вполголоса:
— Да, ты и в самом деле ничего.
С какой целью появился в городе Арчибальд, Кристи как будто бы было ясно. Парень, читавший стихи, был, скорее всего, его приятелем. Но какую роль во всем этом играла испанка? Вряд ли она старалась ради Арчибальда, скорее, у нее была какая-то своя цель. Но какая?
Вечером в Белом зале городской ратуши открылся бал.
Мэр города пригласил на первый танец Гейл Холдейн, которая была уже не в матроске, а в роскошном вечернем платье. Кристи, одетая так же, как и утром, танцевала с Грегом, а Айвор стал партнером Дорин.
— Какая жалость, что вальс не будет моим! К сожалению, моя очередь дежурить в дверях. Похоже, мне сегодня не удастся с тобой и словом перемолвиться! — сокрушенно сказал он Кристи.
На вальс мэр пригласил Кристи, а Грег выбрал Гейл.
Кружась в танце мимо дверей, Кристи мимоходом пожала Айвору руку и незаметно сунула ему свой носовой платок, пропитанный духами.
Потом, усталая, она опустилась на мягкий пуф, и молоденький распорядитель предложил ей шампанское и мороженое.
Когда Арчибальд Стивенс подошел, чтобы пригласить Кристи на следующий танец, она вежливо отказалась. В ответ тот злобно выкрикнул, что она заигрывала с ним в Испании, исполняя любовные французские песенки, что из-за нее он поссорился с женой и теперь его сердце разбито.
— Арчибальд, я пела для вашей семьи… — сделала попытку оправдаться Кристи.
В этот момент от группы сидящих возле стены стариков отделился Юджин Айшем. Он долго отказывался прийти на праздник, но Айвор как-то сумел уговорить его.
Старик подошел к Стивенсу и спокойно, но твердо сказал:
— Арчи, тебе не место в этом зале. Это ты сочинил стихи, оскорбившие память прекрасной женщины, и они очень напоминают мне те вирши, которые ты еще в щенячьем возрасте приносил в салон к Клеменс. Учти, я могу рассказать всем, что тогда произошло, если ты сию же минуту не покинешь бал.
Кристи была поражена. Человек, который ненавидел ее и презирал, заступился за нее в отсутствие Айвора.
Как же она ошибалась, не разглядев за вздорным характером благородной души!
Бал завершился. Кристи с Айвором, хотя и очень устали, решили возвращаться домой пешком.
— Как я благодарна дяде Юджину! — сказала она и виновато помолчала. — Наверное, я должна просить у тебя прощения. Понимаешь, я ездила в командировку в Испанию… Ты уже был моим любовником, но я считала, что ты принадлежишь Гейл… К тому же тогда мне казалось, что я жду от тебя ребенка… Чтобы как-то отвлечься от терзавших меня сомнений, я позволила Арчибальду поухаживать за мной, считая, что мне нечего бояться — ведь у него молодая жена. Когда они поселились на вилле и пригласили меня на новоселье, я пела французские песенки…
— Ах, вот как! — с шутливой угрозой воскликнул Айвор. — Теперь я начинаю ревновать всерьез! Почему же я никогда не слышал, как моя жена поет?
— Ну, что ты… Просто когда я была на концерте, кое-что запомнила.
Но когда они вошли в дом, Айвор тут же сел за фортепьяно, и Кристи стала петь.
Вдруг, прервав песню, она завела руку назад и повела вниз язычок молнии. Айвор охотно бросился на помощь, и ее платье упало к ногам.
Она стояла обнаженная и целовала мужа, а коралловые бусы задевали ее соски, возбуждая. И это, и все пережитое за день вызывало в душе Кристи бурю противоречивых чувств.
Наслаждаясь своей властью над Айвором, она уложила его на диван и прижалась к нему, с восторгом ощущая бешеный стук его сердца возле своей груди.
Он обнял Кристи, перевернул и, угадывая ее тайные помыслы и желания, провел ладонью вдоль всего тела — от затылка до пяток.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
